РЕТРОГРАДНЫЙ МЕРКУРИЙ
Повесть
Наверняка вам знакомы приступы безнадёжной хандры.
Когда неожиданно вспомнится, что тебе тридцать лет, а всё, что ты успел заработать, — это хронический гастрит с геморроем и кифосколиоз второй степени. Вспомнится, что жена при разводе забрала дом в Калинино, совместный бизнес по продаже противоблошиных ошейников и чёрный "Финик" две тысячи десятого года выпуска. Даже вспомнится, как тебя обсчитали на десять рублей в предпоследнее воскресенье прошлого месяца. И покажется вдруг, будто жизнь кончена, и единственное, что остаётся, — пить пиво, листая каналы по кабельному.
В жаркой-жаркой пустыне самого древнего континента Земли друзья-компаньоны вбухали полмиллиона зелёных в разработку бесплодного буша. Надеялись к концу сезона добыть самосвал золотых самородков величиною с кулак и прогадали. Драгоценного металла там оказалось не больше, чем нефти в бачке моего унитаза. А на соседнем канале пожилые пройдохи из дождливой Британии скупали ржавые тачки времён глобального оледенения, реставрировали их, а затем впыживали коллекционерам по баснословной цене. Почему-то я всегда попадал на те серии, где они пролетали, отбивая лишь вылаканный в гараже сидр да вложения в седативные препараты, которые на нервах глотали целыми горстями. Всюду одна и та же история, вечная, как сам мир. Люди боролись за выживание. Причём последние догадались сделать из своих несчастий телевизионное шоу. Самое безубыточное предприятие, которое можно только представить. Если бы мне платили по пятьдесят копеек за каждую шишку, которую набил в жизни, то я давным-давно уже сделался бы нефтяным королём.
Впрочем, всё это было вчера...
Сегодня я сидел в зале ожидания аэропорта Емельяново. Через каких-нибудь пять с половиной часов мой рейс приземлится в Москве. Хвала небесам, не перевелись на свете добрые самаритяне, готовые оплачивать чужие командировки из своего собственного кармана общего пользования.
— Здравствуйте, "Матрёшку" ещё не продали? — вспомнил я телефонный разговор с самаритянином. Голос у него был такой напряжённый, словно он приобретал сердце умиравшему сыну.
Нужно сказать, такие голоса — настоящие самородки для перекупщиков. Реагируешь на них, как металлоискатель на золото. Целую вечность человек пускал слюнки на фотографию твоего автомобиля на "Дроме", пока банк одобрял ему потребительский кредит. И вот, когда до получения вожделенного ПТС оставалось всего ничего, он не мог найти себе места от беспокойства. А вдруг тачка уйдёт в последний момент? Или продавец укатит на выходные на дачу? Передумает продавать? Взвинтит цену? Разобьётся к чёртовой матери? Сплошные "вдруг", "если" и "Боже мой". Состояние, как перед инфарктом. Не нужно обладать особым талантом, чтобы сыграть на ажиотаже и подтолкнуть самаритянина к правильному решению.
— Можно сказать, что продал, — как можно удовлетворённей произнёс я. — Сегодня днём машину смотрели. Обещали вечером забрать. У них там с кредитом какие-то заморочки.
— Вы и залог, наверное, взяли?
— Залог? А зачем? Залог берут, если с автомобилем проблемы. А если всё ровно, смысла в этом нет никакого. Человек и так её заберёт. Посмотрит на хлам, который предлагают другие, и вернётся обратно.
И мы завели разговор о порядочности. Самаритянин, конечно, меня понимал. Сам привык держать данное слово. Но тут дело иное. Нравится машина — берёшь или подкрепляешь сделку залогом. Это негласное правило, хорошие манеры в сфере купли-продажи. Волей-неволей я согласился. Против очевидного не попрёшь. А я и так отбивался, как мог. Ещё чуть-чуть, и хоть снимай в роли святого в болливудской комедии.
Не успел я выкурить сигарету, как покупатель подъехал на адрес. С делегацией родственников-автоэкспертов. Друг-собутыльник, видимо, в качестве индикатора вызываемой машиной зависти и жена — для связи с Вселенной, чёрт её знает. И все они принялись беспорядочно кружить вокруг "Мазды". Они выбирали глазами, ясное дело. Именно на такой случай я и провёл в гараже несколько суток. Красил пороги и арки, красил стаканы, тормозные диски и суппорта, чтобы скрыть ржавчину. Я даже покрыл антигравием днище. Накрасил губки, как говорится в народе. Теперь машина блестела, словно в автосалоне, но ткни её пальцем — и в кузове появится дыра. Если ржавчина взялась за дело, так просто от неё не избавиться. Как бы ни уверяли производители специализированной химии в обратном. Разумеется, человек, мало-мальски разбирающийся в автоделе, сразу бы увидел подвох. Как ни малюй, от палева не избавишься. Или краска будет на тон светлее, или где-нибудь на двери останется характерная бородавка. Признак того, что под краской начался процесс окисления металла. Для специалиста это всё очевидные вещи, как закон Архимеда для физика-ядерщика, но не для чайника, покупавшего автомобили реже, чем в нашей стране менялось правительство.
— Я у вас её забираю, — заверил самаритянин, лишь я подошёл. — Можете не сомневаться.
Впервые меня так успокаивали, если не считать платных врачей. Мне даже сделалось как-то неловко. Всё равно, что объегорить ребёнка. Он и на вид был Алёша из русской сказки. Наверное, не мечтал, что когда-нибудь слезет со своих "Жигулей".
— Да, в такую нетрудно влюбиться, — произнёс я. — И по технике полный порядок. Мотор не дымит, в коробке неделю назад поменяно масло. Чек лежит в бардачке. Подвеска ловит неровности, как "Титаник" на малом ходу. Заснуть можно на трассе.
— Ты-то, мать, что скажешь? — обратился самаритянин к жене. — Нравится "Матрёшка"?
— Да, — скромно ответила девушка.
Глаза её заблестели, как перед табличкой "ЗАГС". Я тут же протянул ей ключи. После пробной поездки она уже ни за что не захочет расставаться с машиной, даже если её будут оттаскивать от неё на буксире.
Мотор взревел с характерным стуком цепи, и из выхлопной трубы вырвался сноп сизого дыма. Маслосъёмные колпачки требовали срочной замены. Вместе со всей поршневой, по правде сказать. Но покупателям, разумеется, знать это было не обязательно.
— Стёкла родные. Даже переднее. А машине как-никак четырнадцать лет! Во всём городе второй такой не найдёте. Либо перевёртыши, либо после лобового удара. Эта вся целая. Единственно, был косметический подкрас задней правой двери, — сказал я, зная по опыту, что честность в умеренных дозах подкупает больше всего. — Но ничего криминального, без единого грамма шпакли. Видно, поцарапали на парковке.
И я провёл их к крашеной двери, постучав костяшками руки по металлу. Расчёт мой был верен. Самаритянин принялся внимательно осматривать повреждение. Он захлопывал дверь, открывал её и снова захлопывал, проверяя геометрию кузова. Он даже отошёл на два шага назад, стараясь на глаз увидеть разницу в ширине зазоров и тонах краски. А масло, стёкшее за ночь через колпачки в поршни, тем временем полностью выработалось. Понять, что с двигателем беда, теперь можно было лишь хорошенько дав по газам. Но в том-то и дело, не каждый заморачивался это сделать.
В этом плане продавец всегда находился в более выгодном положении, чем покупатель. Он знал о машине всю подноготную, знал, что нужно скрывать, а на чём, напротив, сделать акцент. Покупатель же пребывал в состоянии стресса. Именно он рисковал деньгами и деньгами немалыми. А столько всего необходимо было проверить! Битая или нет? В залоге у банка или в аресте у приставов? И что за неразборчивая печать в левом верхнем углу ПТС? На этом состоянии сыграть очень просто. Нагнать спешку, присесть покупателю на уши, мешая сосредоточиться. Или выбрать тактику экскурсовода, бдительно следя за тем, чтобы самаритянин не заплыл за буйки. Не удивительно, что половина жизненно необходимых узлов и агрегатов обычно не проверялась. Вполне простительная для стрессовой ситуации рассеянность. Она и уберегала нас, перекупщиков, от излишних вложений в машину, делая автобизнес прибыльным предприятием даже в годы мировых кризисов, девальваций рубля и саммитов "Большой двадцатки", посвящённых проблеме перехода развитых стран на “зелёную экономику”.
После неспешного сафари по близлежащим выбоинам и ямам, давно внесённым в реестр объектов исторической ценности, если судить по тому, как трепетно сохранялся их первозданный вид, самаритянин спросил:
— И какая ваша последняя цена?
— Смотрите, — произнёс я спокойно, — машину я приобретал в кредит. И мне осталось выплатить что-то около трёхсот двадцати пяти тысяч. При всем желании я не смогу уступить её вам дешевле.
— Может, скинете чуток на страховку и пиво?
— Хорошо, триста двадцать.
— При нынешних ценах эти пять тысяч — сами знаете, что!
И он улыбнулся мне хитрожопой улыбкой, которую ожидать от него было трудно. Вот уж и вправду, стоило только человеку родиться, и он начинал прикидывать, как ему заполучить коляску получше да подешевле. Даже если с самых пелёнок его готовили к героическим битвам во имя добра с Кощеем Бессмертным и Змеем Горынычем.
— Триста пятнадцать. Но это действительно последняя сумма. И вы тоже пойдёте навстречу. Пропишем в договоре часть суммы. Остальное оформим распиской. Лучше эти деньги достанутся вам, чем налоговой.
— По рукам! — произнёс счастливый самаритянин.
Тем временем на мой рейс объявили посадку.
Проглотив горсть корвалола, я двинулся к выходу. Я всегда нервничал перед полётом. Ничего не мог с собою поделать. Аэрофобия. Многочисленные статьи в интернете из разряда "Десять признаков, что у вашей жены появился любовник" наперебой утверждали: чтобы избавиться от страха, нужно переживать неприятные ситуации как можно чаще. Но я летал по десять раз в год, а фобия не проходила. Только лошадиные дозы успокоительного помогали снять напряжение. Идеальным было заснуть до того, как самолёт поднимался в воздух, а проснуться уже на земле. Однако идеальные варианты на то и идеальны, чтобы происходить реже ударов молний, после которых у людей открывались сверхъестественные способности. Нарушить препаратную дрёму могла любая мелочь. А забыться во время полёта было уже не реально. Всё равно, что спать в одной клетке с тигром.
Вымученно улыбаясь бортпроводникам, я прошёл на свой ряд. Пристегнулся, выпрямил спинку сиденья, чтобы у стюардесс не возникло повода меня беспокоить и, надев маску для сна, попытался заснуть. Но перед мысленным взором стали назойливо возникать картинки будущей авиакатастрофы. Как человек, проводящий за рулём б#ольшую часть жизни, я знал, насколько несовершенна ещё наша техника. Пусть сам Навальный объявит в Ютубе, что воздушный транспорт безопасней наземного, я в это ни за что не поверю. Большим корпорациям нужно спасать котировки долбаных акций. Так что никто ни в чём не признается. Даже если погибнут сотни людей. В новостях, быть может, обмолвятся, что где-то в Сибири губернатор Красноярского края устроил гранд-фейерверк в честь трёхсотлетия дня защиты бобров. И ничего больше. Попробуй потом докажи, как всё было на самом деле.
Разумеется, только я задремал, объявился сосед.
Пока он размещал на переполненной полке ручную кладь, пока усаживался поудобней, втискивая в узкое кресло своё непомерно объёмное тело, начался инструктаж безопасности. Мероприятие, назначение которого я вовсе не мог себе уяснить. Если авиакомпании так заботились о психическом самочувствии пассажиров, что убирали из самолётов тринадцатый ряд, зачем тогда перед взлётом нагонять жуть отработкой аварийных ситуаций? Будто кислородные маски могли спасти кому-нибудь жизнь? Да, возможно, пассажир не умирал от нехватки кислорода при разгерметизации салона, но лишь для того, чтобы вскоре разбиться о скалы, пережив перед этим пару прескверных минут. Настолько прескверных, что большинство отдавало коньки ещё в воздухе от банального сердечного приступа. Можете поверить мне на слово. Ведь я именно тот человек, который просмотрел все серии "Расследований авиакатастроф" дважды в надежде, что это вызовет психотерапевтический эффект и вылечит меня от боязни. Не вылечило...
Москва — огромная мясорубка.
Из года в год, из жизни в жизнь человек, перемалываемый её жерновами, бегал по кругу. Он бежал от дома к метро, прыгал с Сокольнической линии на Арбатско-Покровскую и спешил дальше сквозь пропитанное смогом пространство к крыльцу ненавистного офиса. А вечером тот же путь в обратную сторону. Поспешный ужин, короткий сон и очередной забег. Забег до трёхнедельного отпуска, до пенсии, до смерти. Курс английского в утренних пробках на Ярославском, новый роман Пелевина между Кунцевской и Партизанской, вывод американских войск из Афганистана в ближайшем бистро. Всё на бегу, в вечной спешке. По ежегодно перекладываемой мостовой Пресненской набережной, по зазубринам переулков Замоскворечья, по шлифовальному кругу трёх великих колец, стирая себя в горькую пыль, а на смену ему со всей страны на переполненных поездах и самолётах в это самое время поспевали новые люди — очередное сырьё для не знающей сбоев системы валов и ножей.
Стоило спуститься по трапу, как Москва обступила меня плотной толпой. Мимо пункта выдачи багажа и кафе “Домодедово” людской поток вынес меня к автоматическим дверям, вышвырнув в наполненный автомобилями мир.
— Такси! Такси! — послышалась исковерканная среднеазиатским акцентом русская речь. — Недорого. Такси! Такси!
Зная по опыту, что это "недорого" на деле окажется в несколько раз накладней поездки на "Убере", я поспешил к остановке маршрутного транспорта, запрыгнув в первый же микроавтобус, направлявшийся к метро.
На шоссе, конечно же, было не продохнуть. Три полосы, включая выделенку, и ни один ряд не двигался с места. Как назло, день обещал быть жарким. На часах девять утра, а солнце припекало вовсю. То и дело мы останавливались, зажатые источающими угарные газы машинами, и ощущение в этот момент было, словно находишься в русской бане. Как они жили тут? Это же настоящая преисподняя! Должно быть, после смерти сюда попадали неисправимые грешники, водители, садившиеся за руль в состоянии алкогольного опьянения, с истёкшим полисом ОСАГО. Теперь они безропотно направлялись в Москву, чтобы простоять там бессчётное количество времени на запрещающих светофорах, пропустить по бесчисленным "зебрам" бесчисленных клерков и стариков, уступить дорогу сотне трамваев и ещё целую вечность потом искать на парковке свободное место.
Удивительно, как при этом им удавалось сохранять самообладание? Не свихнуться, наблюдая за тем, как навигатор вместо того, чтобы с каждой минутой, отбытой в пробке, сокращать время прибытия, упрямо его увеличивал. Только водитель чёрного “Порше Кайен” выказывал недовольство. Заскочив перед нами на выделенку, он теперь неистово сигналил водителям левого ряда, чтобы они его пропустили обратно. Мудак, и очень возможно, что редкостный. Но сейчас он был единственным нормальным человеком во всём этом заторе. Человеком из плоти и крови. Человеком, который нервничал. Я и сам уже был готов оплатить нашему водителю парочку штрафов, лишь бы он ради Бога свернул на обочину или увязался за “скорой”, промчавшейся только что на включенной сирене. Да что говорить? Я был готов оказаться внутри этой “скорой”, пусть даже подключённым к аппарату жизнеобеспечения, только бы прорваться скорее к столице.
Наконец вдалеке показалась Московская кольцевая. Передвигаясь вперёд лихорадочными рывками, мы оставили её позади. Поток поредел, и вскоре маршрутка очутилась у подземного перехода с венчавшей его ярко-красной буквою "М". Но я не стал сразу же прыгать в метро, а решил ещё раз изучить предложение "Авто.ру", обосновавшись в ближайшем “Макдональдсе”. Да и перекусить было нелишним. После минеральной воды авиакомпании "Победа" меня мучил нешуточный голод.
Интересно, задавались ли вы когда-нибудь вопросом, что стало с современным искусством? Куда оно подевалось? Ведь когда речь заходила об этом, всевозможные искусствоведы, критики и прочие дармоеды в очках преподносили нам, неискушённым в прекрасном людям, нечто невразумительное. Вместо "Тайной вечери" и "Моны Лизы" — какие-то разноцветные кляксы на белом, как штукатурка, холсте или кучи говна в виде людей или людей в виде говна. Комбинаций великое множество, но суть одинаковая. Даже Третьяковка и Эрмитаж открыли свои затхлые от медленно тлеющих полотен Рембрандта залы для этой абракадабры. Можете поверить мне на слово, я бывал на нескольких выставках. Не то чтобы меня беспокоил упадок современной культуры. Как любой тридцатилетний мужик, занятый семь дней в неделю поисками халтуры, на которой можно срубить побольше бабла, я интересовался искусством только ради того, чтобы мысленно зачеркнуть этот пункт в воображаемом списке планов туристического турне по столице. Всё равно, что побывать на море и не искупнуться. Друзья засмеют.
В общем, узрев однажды на одной из таких выставок чей-то непереваренный ужин с подписью "Большой взрыв", я принялся с тех пор ходить в свободное время по столичным пивным.
Вот где подавали настоящее крафтовое.
Как бы там ни было, я задумался над всем этим. И скоро понял, что искусство на самом деле никуда не исчезло, оно просто мигрировало на интернет-ресурсы по продаже машин. Что в общем-то неудивительно. Каждому мужику, решившему выгодно избавиться от своего драндулета, волей-неволей приходилось переквалифицироваться в Пикассо. Даже если всю жизнь перед этим он ездил по вахтам и путал живопись с литературой.
Просто взгляните на эти, не побоюсь этого слова, профессиональные, хоть размещай на обложках глянцевых журналов, снимки ржавых, битых, перекрашенных на сто рядов, бывших в употреблении автомобилей и вы со мной согласитесь. Автомобилей на фоне леса, заснеженных гор и горных речек, автомобилей в лучах восходящего солнца или на фоне суровых индустриальных ландшафтов. А чего стоили ракурсы!? Несчастные колымаги фотографировались и анфас, и в профиль, с балконов многоквартирных домов и из ям автосервисов, с расстояния в пять микрометров и из соседних кварталов. Даже самая потрёпанная российскими дорогами машина выглядела на таких снимках гораздо дороже тех денег, что просил за неё собственник. Как страшные девушки на сайтах знакомств. Если у машины, скажем, не было переднего бампера, она никогда не снималась в лоб, а всё как-то вскользь, под углом в шестьдесят градусов. Только ночью делалась, наконец, заветная фотография искорёженной морды с включёнными противотуманками и дальним светом, чтобы на засвеченном снимке были видны лишь общие очертания продаваемой собственности. И так — чего бы ты ни коснулся.
Описания под фотографиями и вовсе заслуживали Нобелевской премии по литературе. Даже в напрочь заезженных текстах из разряда "небитая, некрашеная и все жидкости поменяны" всегда находилась изюминка, парочка оригинальных фраз типа "мамой клянусь" или "считаешь, что дорого? После просмотра ты сам предложишь мне больше". Некоторые сочиняли объёмные стилизации в духе романов Александра Дюма, в которых их машины раскрывали заговоры якобинцев и Ришелье, сражались с жандармами и отплясывали на королевских балах. И читались они не менее захватывающе, чем приключения "Трёх мушкетёров". У других получались любовные романы. Третьи травили байки. Если бы я был издателем, то обязательно выпустил бы книгу с подборками этих перлов. Уверен, она разлетелась бы неслыханным тиражом на тридцати семи языках мира, включая язык индейцев навахо, побив по популярности такие бестселлеры, как "Зулейха открывает глаза" и "Шестьдесят девять способов удовлетворить проститутку".
В общем, вместе с углеродными белками папаши “Макдональдса” я поглощал и духовную пищу, запивая всё это дело вышибающей слезу умиления газировкой. У меня было двадцать три объявления. Спустя десять минут я оставил в избранном пять, но каждое было прекрасней Сикстинской капеллы и "Квадрата" Малевича, вместе взятых.
Часовая поездка в метро, и я оказался на Тимирязевской, где меня дожидалась ядовито-жёлтая "Мазда" две тысячи пятого года выпуска. При беглом же взгляде на автомобиль я понял, что лоханулся. Машина была ржавой насквозь. Фотошопил он фотографии, что ли? Признаться, я сам частенько прибегал к помощи компьютерных технологий. Мелкие косяки, которые после мойки машины были отчётливо видны на снимках, я старательно закрашивал в проге, прежде чем опубликовать объявление. Через несколько дней рыжики и царапины скрывала дорожная пыль. Если не знать, где смотреть, ни за что не увидишь. Но тут, по всей видимости, работал профессионал, хорошо разбиравшийся в цветокоррекции и монтаже. На фотографиях машина смотрелась как новенькая, на деле на ней не было живого места.
— Прокатимся? — предложил продавец, явно рассчитывая избежать таким образом детального осмотра машины.
Только подумать! Молодой парень лет двадцати, и уже такая прожжённая сволочь. Я в его годы сутками напролёт играл в "Морровинд" и знать не знал о том, что всем в этом мире заправляют баблосы.
— А какой смысл? Машина дырявая насквозь.
— Поверьте, — взглянув на мой дорожный рюкзак за спиной, произнёс парень голосом торгового менеджера "Эльдорадо", — более живой "Мазды" за эти деньги вам не найти. Вы, наверное, приехали ко мне в первую очередь? Если бы вы сначала взглянули на то, что предлагают другие, так бы не говорили. Простите, но это чистая правда.
— Капот открыть можно?
— Конечно.
Стаканы едва держались на своих почётных местах. Любая среднестатистическая кочка Костромской области могла вызвать большие проблемы в виде вырванных стоек и вызова эвакуатора. К тому же подкапотное пространство было с ног до головы в масле. Бежала прокладка головки, бежали сальники, бежал гидроусилитель руля. Да и по морде машина получала изрядно. О чём свидетельствовали сорванные на крыльях болты и искорёженный "телевизор". И за всё про всё он хотел невообразимые двести пятьдесят тысяч. Если на него не нашлёт проклятие лопух, который всё равно однажды купит это корыто, пацан пойдёт далеко. Выбьется в олигархи, приобретя контрольный пакет акций "Дженерал Моторс", как знать?
— За двести отдашь? — спросил я из чистого интереса.
— Нет, чересчур мало.
— Ну-ну, — произнёс я, поправляя рюкзак.
Следующая машина была ничего. Двухлитровая, на палке, с агрессивной решёткой радиатора. У таких комплектаций имелся свой покупатель, только цена немного кусалась. Да и расход топлива у стопятидесятисильных моторов был диким. Ближе к Сибири машина поднимется в стоимости, как доллар после Кубинского кризиса.
— Собственник? — спросил я любителя японского автопрома.
— Собственной персоной, — произнёс он.
— Значит, в ПТС твоя фамилия?
— В ПТС вписан тесть. Он уже старый, попросил продать за него.
Честно говоря, мог придумать историю получше. Я хоть и был перекупщиком, но сам старался с ними не связываться. Если возникнут проблемы, Москва далеко, решить ничего не удастся. Да и страшных историй среди нашей братии ходило немало. Покупаешь такой аппарат, а на выезде из столицы тебя останавливают: "Вылезай, друг, машина в угоне"!
Понятное дело, "Мазда" была в идеальном состоянии. Со слов продавца. Только левое крыло не в цвет, но без грамма шпакли. Со слов продавца. И задний бампер висел, как подошва голодной туфли. Отлично приклеится на "Poxipol". Нужно лишь хорошо придавить на пару минут. Лучше это делать вдвоём. И собственник показал мне, как и что нужно делать, пригласив жестом руки присоединиться к его пантомиме. Вместе мы придавили бампер к крышке багажника и подержали положенный срок. По словам продавца, он уже делал это миллион раз. На его предыдущей машине, "Тойоте Королле" в 140-м кузове, бампер на "Poxipol’e" продержался два года и до сих пор, должно быть, не отвалился. К сожалению, пришлось продать ласточку. Уж больно не надёжные у них вариаторы. А контракт стоил целое состояние.
— Прокатимся, чтобы у тебя сложилось полное представление?
Мы сели, пристегнулись ремнями, и продавец повернул ключ в замке зажигания. Машина залилась продолжительным смехом, а-ля Джонни Депп в "Страхе и ненависти в Лас-Вегасе", и умолкла.
— Долбаный стартёр. Целый день вчера ездил — ничего. Только на осмотр пришёл человек, как он начал выделываться.
— Закон подлости, — подтвердил я. — Без него никуда.
Солнце перевалило зенит, а я только зря терял время. Можно было запросто избежать беготни, если бы люди писали в объявлениях правду и ничего, кроме правды. Покупатель один чёрт всё увидит. Для этого не нужно быть механиком 80-го уровня. Но все вокруг только и делали, что искали единственного и неповторимого лоха, одного на тысячу, на миллион, который с радостью и не торгуясь купит их драндулет.
С пятой попытки машина всё-таки завелась. Яростно воткнув передачу, продавец рванул с места. Первым же делом ему захотелось продемонстрировать мягкость хода подвески, поэтому разогнавшись до восьмидесяти километров, он с сумасшедшей ухмылкой направил автомобиль на лежачие полицейские.
— Слышишь? Даже не скрипнула? — прокричал этот маньяк.
— Ну, а что с коробкой? Не вылетает?
— Сейчас сам увидишь!
дублёра мы выскочили на проспект, принявшись стремительно набирать скорость. Разогнались до сотни, до ста двадцати, и всё это на второй передаче. Двигатель ревел, будто его пытали паяльной лампой. Казалось, из-под капота вот-вот вылетят поршни. Хороший же он выбрал способ привлечь покупателя!
— Коробка отличная, — орал психопат, перекрикивая рёв мотора. — Даже на повышенных не вылетает. А как движок тянет? Если любишь езду с ветерком — эта тачка как раз для тебя.
Впереди показалась пробка. Я чуть не вылетел в лобовое стекло, когда продавец ударил по тормозам. Заложив лихой вираж, он перестроился на выделенную полосу и снова принялся укладывать стрелку спидометра.
Не доезжая камеры видеофиксации нарушений, продавец ловко вернулся на проезжую часть, затормозив до скорости движения потока. Я чуть было там же не двинул коньки, задушенный впившимся в шею ремнем безопасности. Благо, смертная казнь продолжалась недолго. Лишь камера пропала из виду, психопат вернулся на выделенку, переставив ногу на газ. Меня уже мутило от этих безумных манёвров, а он как ни в чём не бывало орал, скалясь своей невменяемой улыбкой:
— Слышишь, как рокочет движок? Песня!
Развернувшись по "клеверу", мы помчали в обратную сторону. Движение в центр было свободней, и уже через пару минут мы оказались на прежнем месте, живые и невредимые. Я поспешно отстегнулся и выскочил наружу, пока продавец не выкинул ещё какой-нибудь трюк из разряда "Не повторяйте. Выполнено профессионалами".
— Спасибо за демонстрацию, — сказал я, тщетно пытаясь унять сердцебиение.
Больше испытывать судьбу не хотелось. И я решил посетить автомобильную площадку по Новорижскому, где стояла не слишком убитая "Мазда" две тысячи восьмого года по невероятно сладкой цене.
Проверив на сайте компании "Ford", является ли данный автосалон официальным дилером производителя, я уже не сомневался, что мне нужно именно туда. Ценник такие площадки ставили адекватный, и иметь с ними дело было так же безопасно, как со швейцарским банком. Прежде чем принять автомобиль по трейд-ину, они досконально проверяли его на юридическую чистоту и всё прочее. Они даже подготавливали диагностическую карту с перечнем технических неисправностей, обнаруженных в автомобиле. Единственная опасность была — угодить к "чёрным" дилерам. Они тоже косили под официалов, но на деле являлись обыкновенными перекупщиками мошеннического уклона. У них всегда были акции. Машины продавались на 30% дешевле рыночной стоимости. Но когда человек подписывал договор купли-продажи, то выяснялось, чтобы получить ПТС, придётся заплатить дополнительно энную сумму денежных знаков. И порой эта сумма равнялась уплаченной ранее. Вот почему было так важно удостовериться, что ты имеешь дело именно с официалами, а не с конторой "Рога и копыта".
— Здравствуйте, чем могу вам помочь? — вежливо обратился ко мне менеджер в пиджаке и при галстуке, когда я прошёл внутрь остеклённого здания фирменной бело-синей расцветки.
Я выдал ориентировку на интересовавший меня автомобиль, приметив в глазах менеджера промелькнувшее недовольство. Понять его было можно. Выходить на солнцепёк, где стояли подержанные автомобили, удовольствие не из изысканных. Но он всё же смирился. И достав из сейфа ключи, дал знак следовать за ним.
Вскоре мы оказались снаружи, среди бесконечных рядов бывших в употреблении автомобилей. Машин второй свежести. Машин-пенсионеров. Они так долго колесили по разбитым направлениям нашей страны, что втайне, должно быть, мечтали о прессе. Голубая мечта молодости, свято веря в которую они когда-то сошли с заводского конвейера, теперь, вероятно, вызывала у них только улыбку, горькую, как не менявшееся сорок тысяч километров моторное масло. Мечта о гладких, словно зеркало, автострадах, завораживающих дух серпантинах, нежно щекочущих покрышки гравийных дорогах, идущих мимо кукурузных полей и будто бы нарисованных добрым художником American village, — всё это было планомерно выбито из их ещё не прошедших обкатку поршней пинками и апперкотами беспризорной российской дороги. Сотни тысяч пройденных километров пути сейчас явственно читались на их выцветших, на десятки раз перекрашенных и зашпаклёванных, измождённых телах. С просевшими пружинами, убитыми стойками и сайлентблоками, с потерявшими геометрию кузовами вследствие ужасающих ДТП по вине их пьяных хозяев, они стояли в ожидании спасения. Ядерной войны, глобального потепления, пропущенного телескопами НАСА метеорита-убийцы. Но спасение, как на беду, всё запаздывало, всё не наступало.
— А вот и ваша "Мазда", — расстёгивая пуговицы на пиджаке, безрадостно выдавил из себя менеджер.
Действительно, это была она. Точь-в-точь как на фото. Не лучше, но и не хуже заявленного. С помятой крышкой багажника и задним бампером не по зазорам. С этими косяками я уже мысленно свыкся, предварительно просчитав, в какую сумму обойдётся привести всё в порядок. Главное, что не обнаружилось сюрпризов в виде проржавевших до состояния древесного гриба тормозных дисков и прочих трудно устранимых вещей.
Я обошёл машину вокруг. Первое впечатление самое важное. По нему можно понять, как автомобиль будет восприниматься будущими покупателями. Есть драндулеты, от которых охота бежать, как от ночного кошмара. Игнорировать это чувство нельзя. Если, конечно, не хочешь расплачиваться потом за своё легкомыслие долгой геморройной продажей. Но сейчас моё сердце молчало. Машинка была ничего. К тому же её недавно покрасили, отчего смотрелась она значительно младше своего возраста. А стоила каких-то жалких три сотни. Против четырёхсот пятидесяти, которые попросили бы за неё в Абакане. На вес и то бы вышло дороже.
— Заведём ласточку? — предложил я.
— В салоне лежит диагностическая карта, — снимая пиджак, произнёс менеджер. — Ознакомьтесь, пожалуйста, с ней. Может быть, вообще передумаете дальше смотреть.
От нагретых солнцем до миллиона градусов по Цельсию автомобильных рядов исходило адское пекло. Как от русской печи. Согласен, было отчего потерять рабочее настроение. Но я твёрдо решил купить эту "Мазду", какие бы препоны мне ни чинил менеджер.
Достав из бардачка документ, я принялся вчитываться в режущие глаза буквы. "Неисправен кондиционер", — значилось под первым пунктом. Да и чёрт с ним, с кондиционером. Значит, домой поеду с открытыми форточками. "Горит датчик двигателя". И это мелочь. У каждой второй подержанной "Мазды" горел чек. Лямбда зонд. Так обычно я говорил. На работу мотора никак не влияло. "Лопнул пыльник задней левой стойки", "требуется замена сайлентблоков передних рычагов подвески", "требуется замена рулевых тяг" и далее в этом же духе. Всего десять пунктов. Исправить не составит труда, особенно если прибегнуть к помощи братьев наших меньших китайцев. В "Автотрейде" я куплю это всё по цене мешка картошки старого урожая, а ремонт произведу в гараже друга, проставившись пивом со свиными ушами. Благо, руки у меня росли из нужного места.
— Необязательно, что это всё придется делать сегодня же, — наконец-то решил поиграть в продавца менеджер. — Возможно, вы отъездите не один месяц, прежде чем обозначенные неисправности дадут о себе знать.
— А что за посторонний шум из-под крышки клапанов?
Расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке, менеджер всё-таки завёл двигатель. Сквозь плотный и абсолютно ровный звук мотора едва слышно подвывал ролик натяжителя ремня генератора.
— Заворачивайте, — произнёс я.
Разве может быть что-то лучше дороги?
Когда едешь и едешь вперёд, останавливаясь лишь для того, чтобы заправиться и перекусить. Под Нижним Новгородом будет утро, под Уфой — ночь. И Бог его знает, где найдёт тебя снова день? В Кургане или, быть может, в Омске? Или ты пробьёшь колесо и встретишь рассвет в Башкирии, глотая кружками чёрный кофе в придорожной столовой.
Только в такие моменты чувствуешь себя по-настоящему свободным, как первый человек на Земле. Перед тобой великая страна без конца и края, страна-исполин, настолько огромная, что гони машину хоть целыми сутками, а противоположного края всё равно не достигнешь. Тайга сменится равниной, равнины — горами, горы — тайгой, а дорога, как прежде, будет упрямо вести к горизонту. И пусть в какой-то момент придёт страх, что ты не осилишь всего расстояния. Пусть в голове от усталости начнут путаться мысли, спина затечёт, а пятая точка превратится в доску. Пускай, ведь страх и усталость — тоже свобода. И пробитое колесо. И оборвавшийся ремень генератора чёрт его знает, в какой глухомани. И гололёд на перевалах Урала с ушедшими в кювет фурами, в то время как ты на летней резине. Бодрящий, как нашатырь, дух авантюризма, столь редко встречающийся в обывательской жизни, что за него можно принять воскресные походы в кино и ссору с кассиром "Пятёрочки". Тот самый авантюризм, толкавший Колумба плыть в неизвестность на Запад. Не ради денег и славы, во всяком случае, ради них не в первую очередь. А ради ощущения полноты бытия. Самого мощного из доступных наркотиков, ширнувшись которым однажды, ты уже ни за что не захочешь влачить оседлое существование.
Вот и сейчас я мчал вперёд наперекор одолевавшей усталости. Нижний Новгород, Казань, Набережные Челны. Опустив стекла, чтобы холодный ветер привёл меня в чувство, я врубил музыку. Тяжёлые риффы перегруженных электрогитар бодрили, как крепкий кофе. И я начинал верить, что с приходом нового дня доберусь до Екатеринбурга, где сниму номер в гостинице и как следует высплюсь.
Сон — первый враг перегонщиков. Это правда. Сколько отличных ребят сошло с трассы?! И всё из-за азарта, из-за нашёптываемой самим дьяволом мысли: "Еще чуть-чуть, самую малость. До Перми, до Екатеринбурга, до Омска". Но ночной марш-бросок имел свои преимущества. Трасса свободна, так что не нужно подстраиваться под черепаший ход фур, идти на рискованные обгоны при нулевой видимости, нервничать, приткнувшись в очередной раз за тихоходом. Даже никуда не спеша, к утру можно осилить внушительное расстояние. К тому же я хоть и не был романтиком, но ночная дорога имела собственное очарование. Все эти неоновые огни автозаправочных станций и придорожных кафешек, иллюминации больших городов и, конечно, рассветы. Ещё долгое время после возвращения домой мне снились рассветы, которые я встретил в пути.
Небо на востоке заметно светлело, и в полях за окном угадывались очертания нефтяных вышек. Сейчас я, конечно, не обращал на них никакого внимания, но в первые свои перегоны, помню, немало им удивлялся. Многое тогда было в диковинку. Я не жалел времени и заезжал во все города, мимо которых проходил мой маршрут, снимал там квартиры и до позднего вечера гулял по незнакомым проспектам и набережным. Иногда я совершал многокилометровые крюки, чтобы побывать в новых местах. Так я посетил Волгоград с его завораживающей дух громадиной Родины-матери и Рыбинск, где снимались "Двенадцать стульев". Я был в Томске, Барнауле, Выборге, Ростове-на-Дону, Пензе. А однажды на несколько дней вырвался к Чёрному морю. И везде мне встречалось что-нибудь необычное: ветряные электростанции и зерноуборочные комбайны в начале июля, древнерусские храмы и шведские крепости, белоснежные горы отработанных химикатов и пальмы, росшие возле советских хрущёвок.
Когда асфальт запетлял по перевалам Урала, совсем рассвело. Многим водителям не нравилось ездить по горной местности: нудно тащиться в потоке без шанса как следует притопить. Я же находил в этом особенный кайф. Ранее утро, тайга, низкое солнце за верхушками елей и вызывающие тахикардию панорамные виды окрестностей. Где-нибудь под Омском или в Кургане, на плоской, будто выглаженной равнине, машина так и просилась вперёд. Взгляду не за что зацепиться. Единственное развлечение — скорость. На Урале всё по-другому. Смотри себе по сторонам. Дыши полной грудью. Вот она — жизнь. Прямо здесь и сейчас, в настоящем моменте, как сегодня принято говорить.
Дорога то шла круто в гору, то бежала вниз, под откос. Налево, направо, налево. И затяжной поворот на подъёме с расширяющейся для обгона проезжей частью. Сбросив на мгновение скорость, чтобы коробка перешла на пониженную, я снова нажал педаль газа. Машина тут же отозвалась на команду радостным рёвом мотора, послушно устремившись вперёд. Я обходил фуру за фурой, наращивая темп с каждым проглоченным метром асфальта. Наконец показался последний тяжеловоз и где-то за ним — чехарда белых разделительных линий, предупреждающих о сужении дорожного полотна. Вырвавшись вперёд, я вернулся на свою полосу по отозвавшейся предостерегающим гулом разметке. Теперь можно было снова никуда не спешить. Дорога свободна, а с перевала открывалась одуряющая красота, как на полотнах русских художников в Третьяковке.
Всё чаще и чаще стали показываться дорожные указатели. Километры стремительно таяли. Из трёхзначных цифры напротив столицы Урала превратились в двухзначные, а те в свою очередь с устрашающей скоростью спешили к нулю. Теперь мне уже не казалась такой уж заманчивой мысль о ночлеге. Кто же спит днём? Особенно, когда неусидчивый демон внутри так и соблазняет продолжить движение. Только подумать, ещё чуть-чуть, и я въеду в Сибирь. А там потянутся бескрайние равнины, сияющие на солнце проплешины чистых озёр. Всё это хотелось отвоевать у пространства. Пусть на мгновение, но почувствовать себя первопроходцем. Заново открыть побережье Америки. Покорить Эверест. Опуститься на дно Марианской впадины.
Поставив себе новую цель — к вечеру добраться до Омска, я проехал Екатеринбург по объездной. В Омске я сниму номер в гостинице, в Омске приму душ, плотно поужинаю и завалюсь на кровать. Я так устал, что, наверное, просплю часов двадцать кряду, не меньше. Но и до Абакана останутся всего сутки пути. После оставленного за спиной расстояния это было лёгкой разминкой. Глазом моргнуть не успеешь, и дома.
Я буквально ощущал во рту вкус говяжьего гуляша, который собирался заказать на ужин, когда на выезде из Тюмени меня остановили гаишники. На обычную проверку это не походило. Сотрудники были в бронежилетах, с перекинутыми за плечо автоматами. Зэки, что ли, сбежали? Или прилетела важная шишка?
— Владимир Александрович, откуда и куда держим путь? — ознакомившись с документами, поинтересовался гаишник.
— Из Москвы в Хакасию.
— Ого. Неблизко. По делам ездили или отдыхать?
— По делам, — неохотно произнёс я.
Любили они задавать вопросы из рубрики "КоАП 500" и "УК 300". Будто и так не понятно, что я ездил за тачкой. Договор купли-продажи я передал гаишнику вместе с СТС и правами.
— И не страшно вам одному, в такую-то даль?
— А кого бояться? Сейчас, слава Богу, не девяностые.
— Ну, всё-таки деньги везёте. А народ у нас дикий.
Можно было поверить, что он действительно проникся заботой о моей безопасности. Даже голос его сделался по-житейски проникновенным и тёплым. Но клевать на эту удочку не следовало. Увидишь в гаишнике друга, и не ровен час тебе выпишут штраф за опасное вождение или вовсе оставят без прав. Психологи они тонкие. Слабину чувствуют за версту.
Далеко ходить за примером не нужно. В прошлый рейс меня остановили на трассе перед Уфой (для разнообразия я ехал через Челябинск). Докопались до ксеноновых ламп. Статья-то сладкая. Можно совершить правосудие и на месте, без протокола. Пойти, как говорится, правонарушителю навстречу. Лишь отыскав в интернете техническое описание автомобиля, я смог доказать, что ксеноновый свет у "Мазд" штатный. Тогда гаишники прицепились к габаритным огням и подсветке номера. Правый стоп-сигнал у меня не горел, номер тоже. Сошлись на пятистах рублей штрафа и предупреждении. Пока инспектор заполнял протокол — разговорились. "Как вам живётся в Хакасии? Есть ли рыбалка, охота?" Все в этом духе. В конце концов, он подобрел до такой степени, что посоветовал быть внимательней за рулём — на трассу здесь выбегали дикие кабаны.
Я везде расписался не глядя, а когда приехал домой, выяснилось, что вместо одного штрафа на мне числилось два. Обманули на пятихатку, можете себе такое представить? То ли в отместку, что не удалось поживиться, то ли ещё по какой-то извращённой государственной логике. Вот и верь господам полицейским после такого.
— Деньги перевозить тоже сейчас не проблема, — произнёс я. — Закинул на карточку, и все дела. В трусах ничего больше ныкать не нужно.
Гаишник рассмеялся по-доброму. Я тоже улыбнулся в ответ, разминая рукой затёкшие шею и плечи. И тут, видно, сказались двое суток без сна. Голова у меня закружилась, я сделал невольный шаг в сторону, едва поймав равновесие. Совсем как пьяный, честное слово.
— Как вы себя чувствуете? — участливо поинтересовался инспектор. — Поспать не хотите?
— Как раз собирался.
— Ну, пройдёмте на пост. Проверим машину по базам, и сможете следовать дальше.
Мы прошли в двухэтажное кирпичное здание. Главный вход вёл в узкий до приступа клаустрофобии коридор, упиравшийся в железную дверь. На стене слева висели цветные плакаты, повествующие о смертельной опасности алкоголя, переписок по телефону и игры в мяч. Справа располагалась стеклянная перегородка, за которой сидели дежурные.
— Проверьте, числится ли автомобиль на учёте, — произнёс инспектор, протягивая через окошко мои документы. Возможно, мне показалось, но он едва приметно кивнул головой, подав дежурным какой-то сигнал.
В следующую секунду он вышел. Я остался в коридоре один, лихорадочно соображая, каких неприятностей мне стоило ждать. Но ничего не придумывалось. У меня всё было в полном порядке, не прикопнёшься. Перед выездом я даже оформил электронный полис ОСАГО. Его действие началось сегодня ночью. Но этот кивок! Что-нибудь он ведь должен был значить?
В конце коридора оглушительно щёлкнул замок, железная дверь растворилась.
— Владимир Александрович, пописаем в баночку?
— С какой это стати? — произнёс я.
— Не переживайте. Простая формальность. Тест на наркотики.
— А если я не хочу? Недавно был в туалете.
— Да? И где именно?
— В Омске, — произнёс я, тут же поняв, что оговорился. Грёбаный недосып, будь он четырежды проклят.
— Ничего страшного, — мило улыбнулся дежурный, — у нас тут волшебный сортир. Писают все без исключения.
Деваться мне было некуда, хоть это всё и походило на унижение. Не бить же дежурного в морду? И я наполнил их чертову баночку доверху. Пусть устраивают сеансы уринотерапии, не жалко.
— Ваша моча, — произнёс я, выходя из сортира.
Дежурный тут же принялся колдовать над анализами. Он просветил отходы моей жизнедеятельности каким-то пластмассовым прибором, испускающим инфракрасное свечение. Прибор пискнул, и дежурный удовлетворённо отложил его в сторону. Затем деловито распаковал экспресс-тест. Повисла торжественная тишина, как в Иерусалиме за мгновение до нисхождения благодатного огня.
— Похоже, я всё-таки вывихнул палец, — послышалось справа.
Я вздрогнул от неожиданности. Наверное, уже попросту спал на ходу. У изолятора временного содержания стоял полицейский коренастого телосложения и усердно разминал правую руку. Судя по всему, за решёткой кто-то сидел. Оттуда слышался неразборчивый говор. Такой утомлённый и хриплый, будто принадлежал человеку, две недели проспавшему на картошке. Или которого столько же дней мутузили кулаками.
— В туалет ты теперь у меня сходишь только после суда. Больно бегаешь быстро. Второй раз повторять этот олимпийский забег я не собираюсь. — И он повернулся ко мне. — Дружище, а ты что такой бледный?
— Не спал двое суток. Сколько повторять можно?
— Да? А может, ты под наркотиками?
— Ну, тест на марихуану у него отрицательный, — вмешался напарник.
— Проверь на расширенном. Он явно чем-то обрадован.
Выкинув экспресс-тест в урну, дежурный достал из кармана небольшую пластинку с продольными цветными шкалами и тоже опустил её в баночку. Коренастый тем временем приблизился. Вальяжно оперевшись о стену, он скрестил на груди руки, самодовольно уставившись на меня. Я тоже смотрел ему прямо в глаза. В гляделки меня не переиграешь.
— Ну, и видок у тебя. Издалека едешь?
— Из Москвы.
— Машину, что ли, перегоняешь?
— Нет, ездил сдавать летнюю сессию в МГУ.
— Ясно. У меня друзья тоже занимаются этим. Берут "Крузаков" или "Икс пятых". Продал, и считай две сотки в кармане. Хороший, наверное, бизнес. Получше, чем ловить наркоманов.
— Это уж точно, — отозвался дежурный.
— Ну, что там? Что-нибудь показало?
— Бинго. Положительный тест на барбитураты.
— Ну, а я о чём говорил?!
Как по команде, откуда-то взялись двое в штатском. Понятые, догадался я. Ловко же у них здесь всё было поставлено. Как в каком-нибудь МХАТе на спектакле "Гранатовый куст". Я и глазом моргнуть не успел, как меня обыскали. Вывернули карманы, прохлопали руками одежду, выпотрошили барсетку и кошелёк. Одним словом, чуть не залезли с фонариком в жопу.
В себя я пришёл уже возле "Мазды". И ни на шаг не отходил от полицейского, проводившего обыск. Ещё чего доброго подкинет наркотики в тачку, ни за что потом не отмажешься. В следующие пятнадцать минут машина была осмотрена сверху-донизу. Бардачок, карманы в дверях, багажник, запаска. Полицейский не поленился даже снять воздушный фильтр и воздухозаборную гофру. На лбу у меня, что ли, было написано, что я наркобарон? Да с такой преданностью делу он мог бы стать рок-звездой или олимпийским призёром, если бы пошёл по этой стезе.
После досмотра коренастый меня задержал.
— Ну, есть с тобой смысл разговаривать или нет?
— Да я вообще знать не знаю, о чём вы?
— Послушай, мне без разницы, как эта дрянь оказалась в моче. Может быть, я тебе даже верю. Может быть, ты просто перепил корвалола, как знать? Парень ты вроде бы адекватный. Но существует инструкция. Я вызываю медиков, они проводят медосвидетельствование. Можешь попробовать объяснить всё в суде.
Корвалол? Кажется, он что-то сказал про корвалол?
— В корвалоле содержится фенобарбитал, — произнёс коренастый. Похоже, прочитал вопрос у меня на лице. — В небольшом количестве, но если закинуться как следует, тест даст положительный результат.
— Я пил его два дня назад, перед вылетом.
— Увы, ничем помочь не могу.
Я добрался до ближайшей гостиницы и, не раздеваясь, завалился в кровать. Но уснуть не получалось. Ещё бы! Отдать ментам львиную часть будущей выручки, шестьдесят косарей, и при этом спать, как ягнёнок? Теперь придётся скидывать "Мазду" первому покупателю, который предложит за неё хоть какие-то деньги, и снова отправляться в дорогу. Через полстраны, на лошадиных дозах кофеина вперемешку с ортофосфорной кислотой. После каждого рейса у меня с зубов сходила эмаль, а желудок страдал от приступов жесточайшей изжоги, которые не унимали даже 40-миллиграммовые таблетки "Омепрозола". Я убивал себя за рулём. И никто в старости не будет мне платить повышенной пенсии, не предоставит бесплатный проезд в общественном транспорте. Как впрочем, многим из нас. Нужно заботиться о себе самому, пока позволяли силы.
Я всё ещё философствовал на тему: "Почему в жизни происходят несчастья?" — когда мобильный телефон зазвонил. Чесать языком, само собой, не хотелось, но не ответить родной сестре я не мог. На неё тоже в последнее время свалилось много всего, включая тяжёлый развод с разделом имущества и детей, потерю работы и нелепое ДТП на парковке торгового центра.
— Привет, родной. Как у тебя там дела? — спросила она своим бодрым до сердечного приступа голосом. — Как погодка в Москве? По новостям передавали штормовое предупреждение.
Я сразу понял, что с ней опять приключилась беда. Всё дело в квантовой физике, картах Таро, эзотерике и фильме "Секрет", который учил своих адептов смеяться в лицо неприятностям. Нашли ли у тебя рак желудка или неспецифический заворот предстательной железы, признался ли твой ребёнок в том, что не испытывает сексуального влечения к сверстникам противоположного пола, или, быть может, по телевизору сообщили, что к Земле летит метеорит размером с Чёрное море — улыбайся, и проблема разрешится сама по себе. Энурез, диатез, камни в почках — всё рассосётся, вправится, выйдет с мочой и так далее. Глупо, конечно, но моя сестра верила в эту чушь. Вот почему, услышав её голос в трубке, я понял, что дело дрянь. По этому звуку можно было настраивать гитару.
— Всё хорошо, Оля. Лежу, отдыхаю в Тюмени, — сказал я, чтобы не нагонять на неё лишней жути. Я слишком устал, чтобы выслушивать длинную проповедь о всеблагих квантах.
— Всё правда хорошо? У тебя голос странный.
— Говорю же, устал. Ты, наверное, забыла, но я здесь не на курорте.
И я вывалил на неё всё дерьмо. Менты — продажные сволочи, фортуна слишком изменчива, чтобы держать в её банке крупные сбережения в виде планов на жизнь и облигаций надежды, а деньги, деньги — мираж, за которым мы тщетно гонимся с рождения и до самой смерти.
— Ох, братец, — вздохнула сестра. — Тебе нужно было повременить с поездкой. Не хотела портить настроение перед вылетом, но сейчас не самый благоприятный период для начинаний, особенно в финансовой сфере.
— Да, и в чём дело?
— Ретроградный Меркурий, — сообщила она и, словно испугавшись, что я её перебью, затараторила: — Можешь смеяться, но астрология не врёт. Я убедилась в этом на собственном опыте. Помнишь, когда Петров продавал дедушкину квартиру? Звёзды тоже советовали не торопиться. Но он, конечно, меня не послушал. И что в итоге из этого вышло?
Да, история и вправду получилась прескверная. Петров, бывший муж Ольги, почуяв однажды, что их многолетний брак, как говорится, дал трещину, спешно продал доставшуюся по наследству квартиру. Когда же пришло время вложить вырученные деньги в семью, просто развёл руками, мол, ума не приложит, куда они могли подеваться. А уже на следующий день после бракоразводного процесса приобрёл “Тойоту Камри" две тысячи пятнадцатого года выпуска, сплошь в родной краске. Сестре он сказал, что деньги ему одолжил троюродный дядя со стороны племянника отчима брата.
— Оля, — произнёс я как можно смиренней, — нужно же предупреждать о подобных вещах!
— Как будто бы это что-нибудь изменило?
— Но ретроградный Меркурий — это ведь не Юпитер в Стрельце...
— Ты надо мной издеваешься? А, между прочим, астрологи наперебой утверждают, что в ближайшее время человечество ждут страшные испытания. Болезни, безденежье, мировой кризис. Поэтому сейчас лучше не тратить деньги и не залазить в кредиты. Мобилизовать ресурсы по максимуму, чтобы пережить трудные времена.
— И когда стоит ждать твоих испытаний?
— Уже в конце этого года.
— Значит, я всё-таки успею продать пару-тройку машин?
— Только не говори мне потом, что я тебя не предупреждала!
И она повесила трубку. Наверное, обиделась. А я так и не спросил её: "Как дела"? Тоже мне, брат называется.
Домой я вернулся без копейки денег.
О том, чтобы привести "Мазду" в порядок, не могло быть и речи. Десять пунктов диагностической карты, к которым я отнёсся столь легкомысленно, теперь играли против меня, существенно усложняя продажу автомобиля. Есть такая закономерность: стоимость любого вложения в машину можно смело умножать надвое при продаже. Стучат ли у тебя стойки или барахлит стартёр, будь готов подвинуться в цене на гораздо большую сумму, чем указано в интернет-магазине. Никому не нужно лишней возни. К тому же неустранённая поломка косвенно указывала на тот факт, что за стальной лошадкой никто не следил и что, скорее всего, она преподнесёт своему новому владельцу ещё много неприятных сюрпризов в будущем. Одним словом, рассчитывать на хорошие деньги не приходилось. Вернуть понесённый убыток — максимум, на что можно надеяться и то при известной доле везения. А его лимит я, похоже, давно исчерпал.
Я отчаянно экономил в попытке придать машине хоть какое-то подобие товарного вида. В сто двадцать рублей обошлась мне мойка самообслуживания, в пятьдесят девять — средство для мытья посуды "Sorti", которым я почистил сидушки, и в шестьсот шестьдесят — канистра моторного масла "Sintec". Неизвестно, из чего делалась эта бодяга, но на щупе смотрелась вполне симпатично. Лучше, чем мазутная чернота, вызывавшая у покупателей подозрения об убитом движке и такой же убитой коробке.
Но, как оказалось, беды мои ещё не закончились. Стоило завести "Мазду" после ТО, как из выхлопной трубы повалил сизый дым. Машина курилась, словно Помпеи незадолго до извержения. Видимо, прежний собственник не погнушался антидымной присадкой. Не мне, конечно, рассуждать о морали. Все мы люди, и никто из нас не без греха. Но это было запрещённым приёмом, похлеще удара ниже пояса в боксе.
Я стоял и смотрел, как моторное масло меняло своё агрегатное состояние, растворяясь в атмосфере парниковыми газами, когда позвонила моя квартирантка. Я после развода приобрёл в ипотеку жильё, решив организовать пассивный доход в виде сдачи в аренду недвижимости.
— Владимир, добрый день, — поздоровалась девушка.
— Добрый, Анастасия, — произнёс я настолько радушно, насколько это было возможно в моём состоянии.
Вот уже год она снимала жильё вместе со своим молодым человеком, исправно пересылая по мобильному банку квартирную плату. Естественно, я успел основательно прикипеть к ним душой. Ведь если вам кажется, что сдача недвижимости — самый безгеморройный доход, который только возможен в наше геморройное время, то вы глубоко заблуждаетесь. Найти непьющих, ответственных, работящих людей, с радостью выплачивающих твою ипотеку, как собственную, ещё трудней, чем наткнуться на Патриарха Кирилла в пивном баре. Добавьте к этому многочисленных крохоборов, подвизавшихся в нашей стране наживаться на чужой предприимчивости, начиная с управляющих компаний и заканчивая великим и ужасным Германом Грефом, то вы поймёте, насколько убыточен этот бизнес. При таком раскладе любая дополнительная финнагрузка в виде проломленной межкомнатной двери обкуренным арендатором способна напрочь разрушить хрупкое равновесие дебета с кредитом, оставив тебя наедине с невыплаченными долгами. Поэтому я в буквальном смысле этого слова молился на своих квартирантов. Без шуток. Но, по всей видимости, молился недостаточно рьяно.
— Владимир, вчера мы освободили жилплощадь, — послышалось в трубке, — ключи лежат в почтовом ящике.
— То есть как освободили? — попытался я переключиться на новые данные.
— Вывезли мебель. Никаких проблем.
Но проблемы как раз-таки были.
— Я не понимаю, к чему понадобилось так спешить? Я ведь, кажется, просил сообщать о расторжении договора заранее, а не ставить перед свершившимся фактом, чтобы у меня было время на поиск новых жильцов.
— К сожалению, обстоятельства изменились внезапно.
— Хорошо-хорошо, — произнёс я. От всех проблем у меня ехала крыша. — Я так понимаю, квартирную плату вы перечислите в ближайшее время?
— Какую квартирную плату?
И у неё ещё хватило наглости спрашивать! После того, как я великодушно предоставил им двухнедельную отсрочку в честь свадьбы, чтобы они успели войти в колею и так далее. Одним словом, устроил молодожёнам медовый месяц, при том что даже не был в списке приглашённых гостей.
Разговаривать дальше не было смысла. Всё очевидно, они пошли на кидок. Подавать в суд дело неблагодарные. Столько возни, и всё из-за каких-то десяти тысяч. Сейчас бы эти деньги мне, конечно, не помешали, но тратить время на восстановление справедливости я себе позволить не мог. Оставалось лишь блефовать. Взывать к совести, что я и сделал. Угрожать тяжбой и возмещением понесённых в ходе судебного разбирательства издержек. Что я сделал тоже. В конце концов, искать компромиссы. Не всегда же они будут в затруднительном положении, рано или поздно устроятся на работу, а я подожду. Я ведь добрый самаритянин.
— Послушайте, я беременна, — злобно сообщила Анастасия это радостное известие. — Мне нельзя нервничать. Если вы пойдёте в суд, я подам встречный иск об умышленном причинении вреда здоровью ребенка. И вас упекут за решётку. Можете быть в этом абсолютно уверены!
— Ах ты, сука! — вырвалось у меня.
— И предупреждаю, наш телефонный звонок записывается.
Тут у меня задёргалась правая бровь.
— До встречи в суде, — прокричал я. — Посмотрим, кто кого упечёт за решётку!
Она что-то закричала в ответ, но я положил трубку. Пусть немного понервничает. Всем нам приходится нервничать из-за денег. Так мы их зарабатываем. И она у меня отработает украденное в полной мере.
Дальше начались бесконечные мытарства с покупателями моей несчастной машины, о которых читателю лучше не знать, дабы спать спокойнее после просмотра новостных программ.
Почти каждые выходные я заводил себе по новой подруге. Достаточно было выйти в пятницу на "ночную охоту", как называли эти безумные смены менеджеры такси, и покатать пьяных девчонок по клубам.
— Классная тачка, — рано или поздно восклицала какая-нибудь мадемуазель. — Хочу себе точно такую же.
— Значит, обязательно будет. Наши мысли материальны.
— Точно! Я ведь так тоже считаю. Давай с тобой выпьем за это, — кричала она, протягивая пивную бутылку. — За то, чтобы все мечты обязательно исполнялись.
— С удовольствием, но только после работы.
— Фу-у-у. Не будь занудой. Разве ты не можешь в любой момент сняться с линии или как это у вас называется? И не говори, что это твоя основная работа, а дома тебя ждут трое детей.
Тут я наворачивал трогательную историю об успешном, но одиноком перегонщике автомобилей, который одного общения ради выходил работать в такси. Бессонница — самый распространённый недуг нашего времени после сердечно-сосудистых и онкологии. Остальное уже дело техники. Вместо оплаты я брал номерок, обещая позвонить к закрытию клуба. А сам отправлялся прямиком в магазин за шампанским и презервативами.
Одним словом, уважал наш народ "Мазды". А моя, верно, была проклятой. Может быть, в ней кто-то умер, и теперь его неприкаянный дух промышлял тем, что питался энергетикой новых владельцев? С таким редким везением, как у меня, поневоле поверишь в потустороннее.
— Продаёшь? — спрашивали особенно пьяные пассажиры.
— Да, вчера выставил на продажу.
— Красавица! И сколько хочешь, если не секрет?
Я называл стоимость, прибавляя стандартную двадцатку на торг.
— Да ладно! — слышался удивлённый возглас клиента. — Вот за эту красавицу ты хочешь всего лишь четыреста двадцать? Я не ослышался? Она же в идеальном состоянии.
— Так покупай. А мне нужны срочно деньги.
— Беру. Прямо сейчас забираю. Отдаёшь?
— Разумеется!
Пустой бланк договора у меня всегда лежал в бардачке.
— Только у меня проблемы с банками. А наличкой полтинник. Отдай в рассрочку, дружище! Полтинник прямо сейчас, остальное через полгода! Зуб даю на пидораса.
Таких покупателей у меня было по трое за ночь. Больше, чем звонков с Дрома. И все они истекали слюной по машине. И все соглашались, что цена адекватная, а подвеска прослужит ещё не один месяц, прежде чем к ней придётся приложить руки. И ни у кого из них не было денег.
Между тем, я наматывал в такси астрономические пробеги. С приходом зимы в "Мазде" все настойчивей стали проявляться проблемы из диагностической карты. Застучали в круг стойки, заскрипели сайлентблоки, лопнули передние пружины амортизаторов, отчего машина опустилась на брюхо, всё равно что тюнингованная "Лада" девятой модели. Я цеплял днищем каждую кочку, а колеи объезжал по обочинам, чтобы не сесть на мель. Вдобавок из выхлопной трубы повалил чёрный дым, как если бы вместо бензина в двигателе горели покрышки. Не нужно быть Генри Фордом, чтобы понять — это накрылись форсунки, стоимость контрактного комплекта которых брала низкий старт в районе ста тысяч. Было из-за чего вновь запить горькую. А я-то наивно считал, что с корвалолом навеки покончено.
В это трудное время мне позвонил старый институтский товарищ. Мы не виделись с ним тысячу лет, хотя когда-то были не разлей вода. Вместе бухали по пятницам и страстно мечтали однажды замутить совместное дело.
Разумеется, я сразу понял — у Андрея есть какая-то тема.
— Я тут нарыл кое-какую халтуру, — после приветствия и пятиминутного разговора обо всём на свете сообщил он. — Для тебя как раз актуально. Решишь свои проблемы в кратчайшие сроки.
— Давай выкладывай, пока я не сжёг на холостых всю горючку. На улице минус тридцать.
Понятное дело, он не предлагал мне спекулировать биткоином. Все, кто мог, на нём уже наварились, а догонять скрывшийся за горизонтом поезд было не в его стиле. Он предлагал вложиться в абсолютно новый продукт. Фенкоин или что-то созвучное с этим. Я не расслышал. Главное, что по всем прогнозам в ближайшие годы он должен был показать неслыханный рост, сделав своих инвесторов долларовыми миллионерами.
— Вкидываться не обязательно, — предвосхищая мои жалобы на безденежье и ретроградный Меркурий, заверил товарищ. — Достаточно зарегистрироваться, получить подарочные монеты и зарабатывать тридцать процентов в месяц посредством одного стекинга. Если не будешь ничего выводить, за год у тебя накопится что-то около пяти тысяч монет. Кто знает, сколько к тому времени они будут стоить.
— А сейчас какой курс? — спросил я.
— Пятьдесят семь рублей.
— То есть к концу года я заработаю триста тысяч?
— К концу года ты заработаешь в десять раз больше. И это без привлечения собственных средств.
— Не хило, я тебе так скажу.
— А разве я когда-нибудь предлагал лажу?
Тут он был прав. Все бизнес-идеи Андрея отличались перспективностью и новизной. На что он только не подбивал меня за последние пятнадцать лет. Возить мопеды из Владивостока, коптить кур-бройлеров и свиней голландской породы для местной розницы с последующим выходом на региональный уровень, торговать контрафактным "Баккарди", сдавать в аренду спортивные велосипеды в Парке культуры и отдыха, покупать недвижимость в долевое, а после сдачи объектов в эксплуатацию продавать их по рыночной стоимости. Андрей крутился как мог, и я доверял его опыту. Если он говорил, что дело выгорит, сомневаться в этом не приходилось, даже если дело это порой и попахивало неприкрытым мошенничеством в духе Сергея Мавроди.
— Вкинешь три сотни, — продолжал он, — и в месяц будешь получать по одной. Ну скажи мне, где ещё ты сможешь зарабатывать такие деньги? Явно не в своей богадельне под названием "Ползёт".
— Андрей, ты ведь понимаешь, что это всё пирамида?
— Да какая разница, что это, если оно работает? Скажешь, фондовый рынок — не пирамида? Доллар — не пирамида? Илон Маск — не пирамида? Я же не предлагаю тебе вкинуть бабки в кассу взаимопомощи. За этим делом стоит реальный продукт, продукт будущего — криптовалюта. Уже сейчас в московских ресторанах расплачиваются биткоинами. Помяни моё слово, скоро ими будет осуществляться мировая торговля. Это последний шанс. Если проебем вспышку, то уже никогда не вылезем из этой задницы.
— Ладно, регистрируй меня, а дальше посмотрим, — произнёс я, протяжно зевнув. Сказалась давняя привычка к конспирации. Не хотелось показывать, как сильно увлекла меня эта идея.
— Господи, Вова! Люди квартиры продают, чтобы как следует закупиться. Я сам лично с такими знаком. Теперь у них двухэтажный дом в десятом микрорайоне и новенький Х7-ой. Вкинешь мелочь, потом будешь жалеть, что не отнёсся к делу серьёзно. Я тебе как друг говорю. Хочу, чтобы мы пошли в гору вместе, как когда-то мечтали. Иначе бы не предложил. И никто бы не предложил. Сам знаешь. Мир так устроен, что если кто-нибудь нароет тему, то будет копать её в одиночку. Ни с кем не поделится.
Положив трубку, я первым же делом открыл Дром и скинул со стоимости "Мазды" тридцатку. Не такие уж это и великие деньги, чтобы жертвовать из-за них своим будущим. Деньгам необходимо крутиться. Пока они лежат мёртвым грузом, толку от них никакого.
Вскоре Андрей прислал референтную ссылку. Судя по наводимой им суете, принцип здесь был примерно таким же, как в "сетевом". Приглашаешь людей, а за это тебе начисляются бонусы в виде повышенного скрининга и льготной комиссии на вывод денежных средств. Что-нибудь в этом роде. Да и чёрт с ним. Все мы ищем выгоду, в том числе и в отношениях с друзьями. Зато если тема действительно выстрелит, денег хватит на всех. Можно даже будет жертвовать на благотворительность. Почему нет? На защиту краснокнижных слонов от краснокнижных папуасов Новой Гвинеи. Чистить карму, прокачивать очки мантры. Глядишь, в одной из будущих жизней и пригодится. Во всяком случае, исключать такую возможность нельзя.
Я крутился по городу, выполняя заказы, а в ожидании клиентов разбирался в программе. Скоро на счёт мне упали обещанные двадцать халявных монет, которые тут же начали майниться. Невероятно, но факт. Я всегда чувствовал, что экономика Адама Смита — обман. Ребята, придумавшие криптовалюту, лишь подтверждали эти догадки. Казалось бы, что стоило Центральному банку России штамповать также деньги? Но от нашего государства такой халявы ни за что не дождёшься. Им проще одалживать бабки "Сбербанку" под семь годовых, чтобы тот в свою очередь выдавал их населению, но уже под девятнадцать и восемь. Когда наши республиканские чиновники провернули подобную схему с углём, было возбуждено уголовное дело. Многим тузам пришлось подать в отставку, а иным — приобрести билет на Столыпина.
— Можно попросить убрать телефон? — обратилась ко мне пассажирка.
— А в чём дело?
— Следите за дорогой, ради Христа. Мы ведь разобьёмся!
Я так увлёкся процессом, что действительно не выпускал мобильник из рук. Было от чего прийти в ужас, особенно людям старой закалки, как эта мадам. Но я ведь тоже не вчера появился на свет.
— Всё под контролем. Можете не волноваться.
— Мужчина, если вы немедленно не уберёте телефон, я пожалуюсь оператору. Вы представляете опасность для окружающих. Вас нужно лишить водительских прав!
— В кого мы здесь врежемся? Частный сектор! — пошёл я на принцип.
Но, видно, удача по-прежнему была не на моей стороне. В следующую секунду машина на всём ходу наскочила на кочку. Удар был такой силы, что у меня потемнело в глазах. Будто кто-то заехал мне в челюсть.
— Чёрт подери, — вырвалось непроизвольно.
— Нечего чертыхаться. Сами во всём виноваты, — удовлетворенно произнесла женщина. — В следующий раз будете внимательней за рулём.
— Давайте только без нравоучений, пожалуйста.
Выгрузив проблемную пассажирку, я заглянул под днище машины — проверить понесённый ущерб. Защита прогнулась в месте удара, как Алина Кабаева во время выполнения произвольной программы. На кромке металла висела жирная маслянистая капля.
Похоже, я пробил поддон картера. Ничего хорошего, если честно.
А потом началась вся эта шумиха вокруг нового вируса. Закрывались международные границы, вводились карантины и комендантские часы. По "Euronews" сутками напролёт крутили постапокалиптические сюжеты в духе библейских пророчеств. Поставь по ним фильм, и он взял бы кучу “Оскаров” и “Золотых львов” за лучший сценарий.
В Америке закончилось мясо, в Германии — пиво с сардельками, в Нидерландах — наркотики. Швейцарские сыры покрывались на складах грибком и непищевой пылью. Автомобильные конвейеры простаивали, антисептики дорожали, а норвежские рыбаки не могли выйти в море, так как рестораны, куда они сбывали улов, не работали. О чём говорить, если в одном из супермаркетов Испании обезумевшая толпа насмерть задавила трёх человек в давке у полок с туалетной бумагой?
Разумеется, когда по новостям передали, что в России выявлен первый случай заражения коронавирусом, мне позвонила сестра.
— Ну, что я тебе говорила? — произнесла она торжествующе.
— Это просто совпадение, Оля.
— Совпадение? Что должно случиться, чтобы ты, наконец, поверил астрологам?
— Не знаю. Может быть, пусть для разнообразия отлетит моя "Мазда"? Что там говорят звездочёты по этому поводу? Меркурий взял курс на восток? Или ещё в ретроградном движении?
— Время для продаж сейчас благоприятное.
— Слава Богу. А я-то уж думал...
— Не ёрничай, братец. Вот увидишь, теперь всё получится. А мне пора бежать на маникюр.
Удивительно, но на авторынке действительно наметилось оживление. Напуганные неизвестностью люди стремились как можно скорей избавиться от налички. Дефицитом туалетной бумаги русского человека не напугаешь, а вот девальвацией рубля — запросто. Объявления в избранном списке зачёркивались одно за другим, как однопалубники в "Морском бое". Уходили даже "Мазды" с явно завышенным ценником. Из чего они были сделаны? Из чистого золота? Чтобы не смотреться на их фоне ущербным, я тоже поднял стоимость машины и переснял фотографии. Фоном мне теперь служил один из торговых центров города. С неоновыми вывесками и всем прочим. И припарковался я поближе к скоплению автомобилей отечественного производства и иномарок эпохи Барокко японского автопрома. Моя "Трёшка" две тысячи восьмого года выпуска смотрелась рядом с ними, как инопланетный корабль по соседству с самолётами братьев Райт. Не хватило бы и миллиардов Дональда Трампа, чтобы купить. Я же отдавал за какие-то жалкие четыреста пятьдесят тысяч.
Моя хитрость имела успех — звонки участились. И чем ближе китайская зараза подбиралась к Сибири, тем настойчивей беспокоил меня телефон. Я обнаглел до такой степени, что перестал церемониться с задолбаями. За последние восемь месяцев они проели мне плешь.
— Ржавая? — слышал я их излюбленный вопрос в трубке.
— Насквозь. Порогов нет, а в днище дыра. Когда разгоняешься до восьмидесяти, начинает дуть в ноги. Поэтому в комплекте с машиной идут тёплые унты. У вас какой размер обуви?
Наконец ясным мартовским утром сделка свершилась. Можно было подумать, что после стольких отсрочек и нестыковок пройти она могла только в особенно торжественной обстановке с распитием "Абрау Дюрсо" и крепкими рукопожатиями, плавно переходящими в брежневские поцелуи. Но жизнь, как всегда, удивила. Приехали заспанные мужики с водочным перегаром и засохшим гноем в уголках глаз, молча постояли возле машины, перекурили. Я постоял с ними рядом, словно и сам видел автомобиль в первый раз.
— Четыреста двадцать, — сказал самый хмурый из мужиков.
— По рукам, — произнёс я в ответ.
А уже через тридцать минут ошарашенный сидел перед теликом.
Где-то в Европе люди подняли восстание против очередного локдауна. Сотрудники правопорядка разгоняли народ водомётами и слезоточивыми шашками, толпа в ответ бросалась камнями. Выли сирены, плакали мусульманки в хиджабах, стремительно мелькавшие кадры то и дело выхватывали полыхавшие в огне автомашины.
Я перещёлкнул канал. Речь зашла о России. В Москве ввели паспортный контроль приезжающих, что происходило в регионах, и вовсе было не ясно. Какие-то четырнадцатидневные изоляции и самоизоляции. Сам чёрт ногу сломит. В Сибири тоже было всё скверно. Гость из Красноярска инфицировал три тувинских деревни, а дебошир-абаканец — хирургическое отделение городской поликлиники, пятьдесят семь человек, включая медсестёр и докторов. И всё это время из громкоговорителей с улицы звучала аудиозапись: "Во избежание распространения новой коронавирусной инфекции убедительная просьба всем жителям города оставаться в своих квартирах. Внимание! Внимание! На территории республики введено чрезвычайное положение. Выходить на улицу разрешается только в случаях крайней нужды".
Нужда у меня имелась. Поэтому я прогулялся до ближайшего алкомаркета и затарился недельным запасом выпивки. Гнать сейчас тачку было безумием. Неизвестно, где закончилось бы моё путешествие. Возможно, меня не пустили бы на территорию МКАДа. Возможно, не запустили бы в самолёт. Слухи ходили разные.
— И долго ты собираешься прикидывать хрен к носу? — словно почувствовав, что я при деньгах, позвонил мне вечером Андрей. Понятное дело, я был уже невменяемым от выпитого.
— А в чём, собственно, дело, молодой человек?
— Видал, что происходит вокруг? Скоро вживят тебе чип, и посмотрим, как ты запоёшь.
— Да бред всё это, Андрей.
— Может, и бред, — произнёс он агрессивно. — Но на колени нас всех поставят, можешь быть в этом уверен. Бизнес давят, неофициалов давят. Единственное место, где можно сейчас заработать, — крипта. И чем больше людей на неё перейдёт, тем сложнее системе нас будет нагнуть. А такие, как ты, пойдут на корм рыбам. Слыхал, что за пять лет население Земли сократится до миллиарда? Олигархам невыгодно держать чернь. Слишком много дерьма. Сожгут всех в крематориях, а сами — кайфовать на Мальдивы.
Похоже, они там не просто рубили бабло, а боролись за выживание. Как старообрядцы в тайге.
— Кто же их тогда будет кормить?
— Кто-кто... Роботы! Или ты думаешь, что при нынешних технологиях этого сделать нельзя? Да они нам втирают очки по телевизору. А сами давным-давно всё придумали. И "зелёную" энергетику, и вечную жизнь. Вот только билетов в будущее на всех нас не хватит.
— Звучит очень хреново, — глотнув пива, произнёс я.
— Хреновее некуда. Так ты продал машину или всё ещё занимаешься благотворительностью в такси?
— Ага, сегодня ушла, наконец.
— Так чего же ты ждёшь, брат? Видал, какой сейчас курс?
— Видал-видал, — обречённо подтвердил я.
Бить мне было нечем. А тут ещё эта выпивка. Попроси он меня отписать хату, я и это бы сделал. Не моргнув глазом.
— Глазом моргнуть не успеешь, как котировка подскочит до десяти тысяч. И положить можно будет на этот грёбаный коронавирус. Большой и толстый. Купим необитаемый остров, возьмём туда кучу баб и будем сношаться, как кролики, пока не сотрём причиндалы.
В общем, он убалтывал меня полчаса. Под конец я только хмыкал, мычал и выдавал в ответ нечленораздельные междометия. Государство распространяет ложную информацию, называя криптовалютный рынок финансовой пирамидой. Ещё бы, ведь он создаёт угрозу госбезопасности. А правда в том, что "Фенкоин" вот-вот выйдет на торговые площадки мира, где окажется в одной компании со "SpaceX" и "Тесла". Всё максимально прозрачно, легально и чисто. Андрей так мне прочистил мозги, что я почувствовал в себе силы написать самый полный на сегодняшний день словарь прописных истин. Если такие существовали, конечно. Но вместо этого я открыл новое пиво. Потом ещё одно и ещё. А затем перевёл все деньги в криптовалюту, оставив себе лишь на карманные расходы.
Я долго пил в этот вечер. Смотрел нашумевший фильм с Леонардо ди Каприо и Бредом Питтом. Часто смеялся, даже там, где было совсем не смешно. И поздравлял себя с завоеванием мира.
Когда я проснулся на следующий день, фенкоин стоил два рубля тридцать копеек.
АНАТОЛИЙ БИМАЕВ НАШ СОВРЕМЕННИК №9 2023
Направление
Проза
Автор публикации
АНАТОЛИЙ БИМАЕВ
Описание
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос