ТРЕТИЙ ПОДЪЕЗД
РАССКАЗ
Вот мой дом. Обычная хрущёвка шестидесятых годов выпуска. Но не панельная, а кирпичная. “Дышащая”, как говорит мама. Ещё она рассказывала, что строил его мой дед. Приходил после работы и чего-то там месил, подавал. Может, так оно и было. Сейчас в это верится с трудом.
Пять этажей. Мой — второй.
Но сначала железная дверь с металлическим кодовым замком. Нажимаю одновременно три цифры. Щёлк. Замок открывается. Искомые цифры срабатывают по-особенному, как-то более натужно. Зная этот секрет, при желании можно подобрать код к любому замку в нашем дворе, чем мы, подростки, ради забавы и занимаемся. Бабульки, сидящие на лавках, гоняют нас увесистыми клюшками с криками: “Идите к своему подъезду!” Естественно, нас это только раззадоривает, и мы никуда не уходим.
Мне десять лет. Или что-то около того. Одет в джинсовый костюм, как у дальнобойщика из американского фильма, какие-то кроссовки с рынка, за спиной — огромный ранец с учебниками. Я, как примерный ученик, ношу учебники по всем предметам, получается приличный груз. Но идти недалеко, школа в трёх минутах.
По всему периметру дома бортик. По нему мы лазаем с друзьями. Такая игра типа “Форт Боярд”. Падать нельзя — внизу, разумеется, лава. Мы так условились. Хватаюсь за кирпичи, просовывая пальцы в узкие щели, чтобы двигаться от окна к окну. На окнах решётки, здесь держаться гораздо проще.
Первый этаж нежилой. С уличной стороны — вход в аптеку. Работает она уже много лет. Левее — парикмахерская. Работает не меньше. По крайней мере, ничего другого я не припоминаю.
Дрюша пробегает по бортику от точки до точки, не касаясь кирпичей. Дрюша постарше. Дрюша крутой. Когда-нибудь и я так научусь. А пока что продолжаю карабкаться, цепляясь детскими пальцами.
За мной ползут Алла и Таня. Алла мне очень нравится, а Таня — нет. Её родители алкоголики. Наверное, и это как-то отразилось на моих симпатиях. Помогаю Алле добраться до окна, обнимая её за талию. Помогаю заодно и Тане, чему она, безусловно, рада.
— Алка-давалка, — дразнятся пацаны. Не вмешиваюсь. Мы ведь просто приятели. Да и Алле я, похоже, не нравлюсь.
Девочки закапывают во дворе “секретики”: некую ценность под бутылочным стеклом. Прыгают через резиночку, натянутую на ноги и на дерево, по очереди сменяя друг друга.
Машин во дворе мало. Сплошные “Жигули” и “Москвичи”, крайне редко паркуется какая-нибудь иномарка. Все ребята смотрят на неё с раскрытыми ртами.
— Видал какая! “Мерин”, — делится знаниями заморского автопрома Рома. Про “мерина” он узнал от отца и теперь этим знанием бравирует.
41
Захожу в прохладный подъезд. Справа — мрачная дверь, ведущая в подвал. Оттуда постоянно несётся какая-то вонь. Слева — покосившиеся почтовые ящики. Лифта нет. Лично мне он не нужен.
Быстро поднимаюсь по лестнице вдоль облупившейся синей стены, шагая через ступеньку. Внезапно встречаю бабку из сорок первой квартиры, ведущую на поводке жуткого ротвейлера. Зимой и летом в засаленном плаще — и бабка, и ротвейлер. Собак я, прямо скажем, недолюбливаю и откровенно побаиваюсь. Особенно таких. Разминуться на более-менее безопасной дистанции, находясь на узкой межэтажной площадке, просто невозможно. Уверенности в том, что в случае чего она сможет удержать пса, нет абсолютно никакой.
— Да ты иди-иди, она у нас добрая девочка, — обнадёживает старушка.
“Ага. Прям я так и поверил. Этот киллер ещё и девочка”, — думаю я.
Приходится, не шевелясь от страха, пропускать их вниз. Собака, не имея ко мне большого интереса, проходит мимо, опустив злобную морду.
33
Я на втором этаже. Родная дверь тридцать третьей квартиры, обитая каким-то пышным материалом и обтянутая чем-то вроде лески. Звоню на свой манер, чтобы домашние знали, что это именно я. До звонка я уже достаточно уверенно достаю.
Дверь открывает бабушка. Или мама. Они всегда дома. Бабушка уже на пенсии, а маму от работы освободил отец. Время обеда.
35
Медленно открывается дверь тридцать пятой квартиры, расположенной диагонально. Там живёт баба Аня. Бывают такие соседи, от которых хочется побыстрей спрятаться, чтобы не попадаться и не здороваться, бывает наоборот. Баба Аня — это какой-то средний вариант.
— Здравствуйте, — говорю я, скрываясь за бордовой дверью.
— Добрый день, — дружелюбно отвечает она.
Баба Аня уже много лет живёт одна. Тихая, неприметная женщина. Я ничего о ней не знаю. Совсем. И не особо-то хочется.
36
Вечером со смены возвращается отец. После ужина мы втроём идём в гости к дяде Серёже и тёте Гале из тридцать шестой квартиры, напротив нашей. У родителей развлечения на кухне, от которых краснеет лицо, а у меня грандиознейшее событие — встреча с первым “Пентиумом”. С нетерпением её жду. Что это, если не праздник? Поиграть в соседский компьютер для меня всегда было чем-то особенным.
Сижу один в большой комнате. Пахнет сигаретным дымом, доносящимся с кухни. Увлечённо стучу по клавишам слегка липкой клавиатуры. На мониторе “Квейк”. На меня несётся огромный доберман, которого я ожесточённо рублю топором. Отыгрываюсь на виртуальной собаке по полной программе.
“Квейк” — моя самая любимая игра: тёмная и страшная. Знающие друзья подсказывают коды. Теперь я могу взлетать и расстреливать врагов сверху. Пусть и не очень честно, зато весело.
Далеко пройти мне не удаётся. Во-первых, игрок из меня так себе, а во-вторых, родители тащат домой. Чем дольше длятся их посиделки, тем больше я погружаюсь в процесс. Мне кажется, что я готов просидеть так до утра. Уже дома глубокой ночью, когда я лежу под одеялом, сквозь полусон мне мерещатся те самые враги и доберманы. Переиграл.
Наташа, дочь тёти Гали и дяди Серёжи, лет на десять старше меня, сидеть ей со мной скучно. Она включает игру “Поле чудес” (сам я не умею) и уходит. Выглядит по-мультяшному забавно. Вопрос от пиксельного Якубовича: что-то вроде человеческого чувства, четыре буквы. Угадываю первую — “С”. Радостный бегу на кухню:
— Я слово отгадал — “СЕКС”!
Родительская реакция проявляется не так, как я ожидал. В общем-то, её особо и нет. Мама нехотя идёт за мной в комнату, присоединяется и Наташа.
В итоге выяснятся, что правильный ответ — “СМЕХ”. Одна и та же буква должна открываться сразу во всём слове. Теперь всё понятно. Не могу сказать, что сильно огорчён, но должного эффекта не получилось.
Соседи Стольниковы из тридцать шестой квартиры — полноценные друзья семьи. Иногда мы ездим к ним на дачу под Истру. На даче есть модульный бассейн. Работяги, которые что-то там не спеша строили на участке, в присутствии дяди Серёжи исправно промывали фильтр бассейна. Когда он куда-то отъезжал, сразу же забывали об этой обязанности.
На даче есть баня. Однажды по какой-то неведомой причине она загорелась. Обнаружил это мой отец, решивший проверить, как оно там внутри прогревается. Все мужики, которые были рядом, похватали вёдра и, черпая воду из бассейна, принялись её тушить. Мне ведро не досталось, так что я, тоже желая поучаствовать, схватил мусорное, вытряхнул содержимое и побежал к бассейну. Но внести свою лепту в дело ликвидации пожара не получилось, остановила мама:
— Не надо, — сказала она. Да и баня к тому моменту уже не горела. Мужики сработали оперативно.
Вечером за пьяным столом батя с гордостью повторял рассказ о том, как он быстро сумел ногой захлопнуть дверь в парную, откуда резко повалил дым, только он успел её приоткрыть.
Через какое-то время Стольниковы отстроили новую баню. Сначала я не хотел окунаться в прохладный бассейн после парилки, мол, замёрзну. Тем более поздним вечером. Но потом распробовал, и меня уже было не остановить.
В один из приездов повеселевший батя зачем-то решил спуститься не по лестнице, а слезть с балкона по стене дома, держась за брусья. Наверное, так было быстрей. Один из брусьев оказался не закреплён. Я смотрел на их совместное падение сверху. Как результат — поездка в местную больницу, рентген, установленный перелом левой пятки и “костяная нога” на месяц.
Знакомые умельцы-плотники смастерили ему палку-выжиматель сцепления. С прорезью на одном конце и с ручкой на другом. Поначалу я помогал отцу переключать передачи (руки-то заняты палкой и рулём). Но вскоре он стал делать это без моей помощи, ловко выжимая педаль и на короткое время отпуская руль. Профессиональный водитель всё-таки. В милицейских погонах.
Ещё я припоминаю, как однажды дядя Серёжа, абсолютно пьяный и абсолютно голый, средь бела дня вышел, так сказать, справить малую нужду. Спустившись по лестнице, он, пошатываясь и не реагируя на оклики удивлённой мамы, держал свой неуверенный путь в сторону крыльца. Какие-то проблески сознания не позволили ему замарать собственный двор, так что он, открыв калитку, вышел на общую территорию, пристроившись у фонарного столба. Я наблюдал за всей этой картиной в окно. Возможно, кто-то занимался тем же, находясь в своём доме. По крайней мере, случайных прохожих я не приметил.
Как-то раз мы поехали с одним из работяг в магазин. Чем-то я ему нравился. Ехали мы на велосипеде: он крутил педали, а я сидел боком на жёсткой раме, держась за руль. На одном из поворотов нестабильной лесной дороги я неожиданно понял, что слетаю с рамы. Шлёпнулись мы куда-то в грязь, вместе с тем достаточно безболезненно. И дело не в том, что он не справился с управлением, просто соскользнула резиновая ручка, и работяга на мгновение потерял контроль.
В магазине он заказывал продавщице за прилавком:
— Дайте нам с сыном пиво, печенье...
Смуглый кареглазый отец и белокурый голубоглазый сын. Видать, весь в мать.
Поздний летний вечер. С интересом смотрю на маленьком кухонном телевизоре, как Зидан забивает два мяча в ворота сборной Бразилии в финале домашнего чемпионата мира по футболу. Июль девяносто восьмого года.
Чем занимаются Стольниковы? Где работают? Откуда у них дача и крутая “бэха”? Мама рассказывала, что тётя Галя — завхоз на каком-то складе магазина игрушек и что-то там подворовывает. Это ж сколько надо стырить экскаваторов, кукол и водяных пистолетиков, чтобы так разбогатеть?..
Как-то раз на подъезде в Москву дядю Серёжу на этой самой “бэхе” остановили гаишники. Мой отец очень долго пытался с ними договориться, применяя все свои профессиональные навыки и демонстрируя волшебную ксиву, но без результатов. Простояли на посту долго. Отец на своей “шестёрке” съездил за какими-то документами. Точно не знаю, повлияло ли именно это на исход переговоров, но в итоге нас отпустили. В разговорах старших проскакивало слово “угон”. А думали Стольниковы, что машину пригнали из Германии, вот и цена такая соблазнительно низкая.
Ворующим, как оказалось, подсунули ворованное.
38
Недалеко от нашей хрущёвки стоит котельная. “Котелка”, как мы её называем. Здесь старшие товарищи испытывали на мне “собачью радость”, своеобразный метод усыпления: часто дышишь, потом глубоко вдыхаешь, а они давят на грудь, и человек на какое-то время отключается.
Здесь валяются шприцы и бутылки. Здесь мы летом лазим по крыше, приводя в ужас матерей.
К “котелке” давным-давно самовольно пристроен гараж. Дед Федя из тридцать восьмой квартиры — хозяин этого самостроя. Для нас особый выпендрёж — спрыгнуть с крыши котельной на крышу гаража, а потом на землю.
Окна квартиры деда Феди выходят на противоположную сторону, но какое-то неведомое чутье подсказывает ему, когда мы начинаем шалить. Не проходит и пяти минут от начала наших прыжков, как уже доносятся крики из подъездного окна:
— Я вам сейчас уши оторву!
Через минуту мы видим, как он, вооружившись самодельной дубиной, движется в нашу сторону, и разбегаемся врассыпную. Догнать кого-то из нас ему ни разу не удавалось. Скорее всего, он особо и не пытался.
Неизвестно, что хранится в гараже. Я никогда не видел его открытым. Друзья говорили, что там живёт “Москвич”, такой же старый, как и его хозяин. Но это неточно.
Летом ввиду профилактических работ нам на три недели отключают горячую воду. Вокруг “котелки” всё перерыто, и вырастают огромные кучи земли. Мы играем в перестрелку. Берём засохшие комья и швыряем друг в друга. “Убитый” на какое-то время выбывает. Травмоопасно. Но обходится без последствий. Наверное, в детском возрасте существует какой-то особый иммунитет, защищающий от дурных травм.
Рядом с “котелкой” мы разводим костёр. Возможно, сельские ребята бросают в аналогичный костёр картошку. Нам же, городским, ничего, кроме шифера и использованных аэрозольных баллончиков, бросать не приходилось. Шифер опасно выстреливает, а баллончик громко хлопает. Главное — успеть отбежать в укрытие.
43
В сорок третьей квартире живут дядя Костя с женой Мариной. Детей у них нет.
Дядя Костя носит усы и разговаривает сквозь них, как заправский интеллигент, придавая особые интонации словам и выражениям. При этом работает он мастером по ремонту телевизоров. Я это знаю наверняка. Мама не раз к нему обращалась с просьбой посмотреть: “Что-то там не включается…”
Старый “Рубин” из бабушкиной комнаты, место которого давным-давно было на ближайшей помойке, неоднократно гостил в его квартире.
40
Дядя Саша и тётя Таня поселились в сороковой квартире не так давно. Обычная, ничем не примечательная пара. Но лишь до той поры, как дядя Саша отправляется в запой. Щупленький, незаметный мужичок, под градусом кошмарящий всю улицу.
Сначала он орёт из своей квартиры, затем он орёт во дворе. Через какое-то время силы оставляют дядю Сашу, и тётя Таня тащит его домой. Кодировка обычно помогает, и дядя Саша вновь превращается в примерного семьянина. Но ненадолго. Совсем скоро всё повторяется по новой.
Внешне он мне напоминает Олега Газманова, кумира детства. Остальные жители двора уверены, что он похож на Гитлера. Так его и называют.
37
В один из зимних дней нам в школе объявили, что состоится бесплатное групповое занятие с мастером ушу. Все желающие приглашаются.
В спортивном зале на крашеных деревянных досках на положенной дистанции выстроилась внушительная толпа начинающих единоборцев. Некоторые из них уже были в кимоно.
Меня мама нарядила в спортивный костюм, а на ноги надела шерстяные носки. Пол ведь в зале холодный. Выполнять упражнения в таком облачении было непросто. От активных махов я несколько раз поскользнулся и даже почти упал. Больше занятия я не посещал.
Мастером ушу оказался сосед Василий из тридцать седьмой квартиры, который заехал вместе с женой Лидой и двумя детьми.
Василий — человек не только спортивный, но и творческий. Играет на гитаре, рисует, поёт и много чего может смастерить собственными руками.
Все заслуги портит симпатия к алкогольным напиткам, усиливающаяся год от года, но сильно пьяным видеть его не приходилось.
42
В сорок второй живёт Катя. Катя ходит в длинной юбке и платке. Наверное, её можно смело считать самой тихой и неприметной жительницей нашего подъезда, если не учитывать тот факт, что, спускаясь по лестнице, она частенько разговаривает сама с собой. Мама говорит, что у неё что-то не так с головой, и с этим трудно поспорить.
44
Около дома останавливается чёрная “Волга”. Из неё вываливается здоровый мужик и, косолапя, идёт к подъезду. Настоящий медведь. Его ещё и зовут — Иван. Так что это полное соответствие имени и внешнего образа. По крайней мере, в представлении иностранцев. По крайней мере, мне так кажется.
Иван немногословен. Насколько мне известно, служит он в милиции. Хотя в форме я его ни разу не видел. Но точно видел его сына в полном милицейском облачении.
Мой отец ни с тем, ни с другим не общается. Несмотря на то, что вроде и коллеги. Судя по всему, общения с милиционерами ему и так хватает.
34
Прям за стенкой живёт дядя Вова со своей матерью тётей Люсей. Дядя Вова — это громко сказано. Скорее, просто Вован. Именно такое впечатление он производит.
Когда-то давно Вован работал контролёром, и я периодически встречал его в автобусе. Однажды он в состоянии опьянения, что было очевидно и по поведению, и по запаху, докопался до меня, тыча служебной карточкой:
— За проезд!
— Дядь Вов, вы что, не узнаёте меня? Я же сосед ваш — Толя.
— За проезд!
— Да я ж сосед ваш!
— За проезд!
В итоге мы вышли с ним на одной остановке и побрели в сторону дома.
Вован, как и многие обитатели нашего подъезда, склонен к пьянству. Яркому и продолжительному. В этом отношении они могут посоревноваться с “Гитлером”.
Вован очень любит рыбалку и очень не любит кодовые замки. Не раз наблюдал картину, как он в резиновых сапогах от РХБЗ-костюма, в тулупе и шапке-ушанке валялся перед подъездной дверью, не в силах исполнить правильное сочетание кнопок. Приходилось спасать соседа, открыв замок, а потом ещё какое-то время ожидая, пока Вован поднимется, соберёт все свои рыболовные причиндалы и шагнёт в подъезд.
Летом же он непременно носил белую майку и синюю кепку с надписью “ЛДПР”. Вряд ли он был ярым приверженцем программы этой партии, но дресс-код соблюдал исправно.
Вован валялся круглый год и везде: на лавке у подъезда, на лестнице у подъезда, у почтовых ящиков, этажом выше, этажом ниже, у собственной двери. Причём он не валялся где-то на улице или во дворе, а всегда неизменно находил дорогу к третьему подъезду.
–
Жильцов квартир пятого этажа я не различаю. Они как-то периодически мелькают на лестничной клетке и около дома, но я совсем не знаю, кто из них из какой квартиры. Для меня они все просто с пятого этажа, на котором я сам практически никогда не бываю.
* * *
Прошло много лет. Некоторых вышеупомянутых героев моих детских воспоминаний уже нет в живых.
Вован в очередной раз допился до беспамятства и пролежал в подъезде, по всей видимости, сверх положенной меры. У него отказала нога, он почти ничего не ел и через месяца два скончался.
Теперь из-за стены вместо пьяных криков доносится протяжное “Господу помолимся” в исполнении тёти Люси.
Дед Федя умер ещё в начале нулевых. Его обожаемый гараж снесли, а через какое-то время снесли и всю “котелку”. Местные кошатницы пребывали в полнейшем шоке, поскольку их усатые подопечные лишись крыши над головой.
Вместо аптеки теперь территориальный центр социального обслуживания населения. Парикмахерская превратилась в склад.
“Гитлер” не пьёт. Уже довольно долго. Возит жену на работу на старенькой “Ниве”, работает сам на местном электромеханическом заводе. Может и подхалтурить ремонтом квартир. Одним словом — исправился.
Дядя Костя давным-давно на пенсии, перенёс инфаркт и теперь ходит с палочкой, при этом всё так же красноречиво говорит, но чуть медленней и тише.
Мастера ушу Василия его собственные дети поселили в какую-то богадельню в подмосковном посёлке, а трёхкомнатную квартиру сдают. Василий серьёзно пил, это логично привело к проблемам со здоровьем. Следить за ним ни у кого ни желания, ни времени нет, вот они и приняли такое, по-видимому, благоприятное для всех решение.
Бабка с ротвейлером в подъезде не появляется. И без ротвейлера тоже. Мама говорит, что она болеет и лежит в квартире, не выходя на улицу.
Баба Аня умерла. Это прошло для меня так же незаметно, как и всё наше с ней краткосрочное взаимодействие.
Тёти Гали и дяди Серёжи Стольниковых, с которыми я общался больше всего, не стало с разницей примерно в год. Его я в последнее время не видел, и мама считает, что к лучшему: он весь высох и совсем не был похож на привычного себя, всегда смеющегося, пусть и старомодно, но стильно одетого, с золотым перстнем на мизинце.
Тётю Галю сразил рак, неожиданный и стремительный.
Их дочь Наташа давно переехала, и теперь квартира сдаётся. Какие-то сомнительные личности уже успели её поснимать.
Некогда крутой Дрюша каждый раз пытается стрельнуть у меня десятку, а то и полтинник. Понятно, на какие цели.
На дворе две тысячи двадцать третий год. Соседние пятиэтажки уже расселили и огородили. Скоро их снесут по новым “умным” технологиям, а иностранные специалисты на освободившемся пространстве возведут многоэтажные свечки, в одну из которых, скорее всего, нас и отправят. Программа реновации жилья, несмотря ни на что, идёт полным ходом.
Бездушный компьютер случайным образом выберет новую квартиру, а вместе с ней и новых соседей.
Новых соседей по новому подъезду.
Анатолий ПЕНКИН НАШ СОВРЕМЕННИК №3 2024
Направление
Проза
Автор публикации
АНАТОЛИЙ ПЕНКИН
Описание
ПЕНКИН Анатолий Валерьевич родился в 1987 году в Москве. Образование высшее юридическое. Публиковался в журнале “Нева”. Живёт в Москве.
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос