НОСОЧНИК ОБЫКНОВЕННЫЙ
РАССКАЗ ДЛЯ ДЕТЕЙ
Вы наверняка про нас уже знаете.
Самая старшая сестрица — Обувная фея — ботиночки ровно составит на полки. Да хоть у порога, чтобы пара к паре, чтобы носики в одну сторону и пяточки вместе, чтобы не косолапил никто и никаких клоунских вариантов. В её фиолетовые глазки встроен специальный глазомер, который до миллиметра вымеряет расстояние между ботинок.
Шкафная фея — вторая сестрица — раскладывает эти жуткие ровные стопочки по шкафам, чтобы рукавчики внутрь и никаких лишних складочек. По цвету иногда сортирует, ремешки калачиком сворачивает, бр-р-р. У неё такие же синие уши, как у меня, и она всегда зовёт меня болтушкой. В отличие от старшей сестрицы, которая только и знает, что ворчать на меня, Шкафница — так зову её я — меня любит. Мне кажется, Обувница мне просто завидует: у неё и уши короче и хвост рогаликом не скручивается.
А я — Носочная фея.
Я не такая, как они. Или они не такие, как я.
Пусть ворчат на меня и ругаются, сколько хотят, но то, что они делают, ужасно скучно. То ли дело попрятать по одному носку из каждой пары по всему дому. Или подсунуть носки младшему хозяину вместо перчаток. Ещё смешнее: наложить монет в носок, как в кошелёк, и набить такими мешочками детский рюкзак. Честно говоря, мама-хозяйка иногда меня тоже недолюбливает. Зато очень любит моих старших сестриц.
Мама-хозяйка, бывает, решит, что из оставшегося одиночного носка можно сшить зверюшку или снеговичка. Старательно нашивает пуговицы вместо глаз, наполняет зёрнами кофе для аромата или травами. Как-то раз чеснок прятала в носки. И тут я подкидываю потерявшийся носок обратно. Вот смеху! Честно-честно. Мама-хозяйка со мной в прошлый раз хохотала.
Правда, я из-за шторы стараюсь не показываться. Правило у нас такое есть фейное и самое главное: не показываться людям. А если уж попались, нужно сделать так, чтобы человек, наоборот, уверился, что показалось, а именно: исчезнуть. Такой вот фокус-покус. То показываемся, то не показываемся.
А расскажу я вам про дружбу с одним смешным мальчишкой. Который оказался хитрее меня. Как я ни старалась, но он меня так много раз подлавливал, что пришлось мне ему раскрыться. С тех пор мы дружим. И в нашей дружбе тоже есть главное правило: ни за что не дать узнать о нашей дружбе ни его родителям, ни моим сестрицам. И сдаётся мне, что они уже догадываются.
И вот как он меня увидел в первый раз.
Первый раз
Я, как всегда, за шторой запихивала носок за батарею. Сейчас все ставят радиаторы, а в них между отсеками очень узкие щели. С одной стороны, хорошо: не скоро найдётся пропажник — так я называю носки, которые потом все ищут. А с другой стороны, очень долго заталкивать носок в эту щель. Вот раньше чугунные батареи были — туда можно было даже с расстояния зашвырнуть носок. Но и найти легко.
Сидела, я значит, пыхтела с очередным пропажником с ракетой — как сейчас помню рисунок, — и как запищит сигнализация. Я перепугалась, за батарею, то есть радиатор, прыгнула, смотрю через щель. Тьфу, ты! Павлик! Умудрился незаметно шторы открыть и меня увидел. Но из-за радиатора я уже шустро сориентировались и ретировалась, то есть отступила, а ещё точнее — просто исчезла. Хлопс!
Есть у меня такое умение. Исчезать в случае попадания людям на глаза. Вот потом была умора! Павлик рыскал за всеми шторами. Сначала сам, потом с мамой. Они нашли все мои батарейные тайники пропажников. Сколько носков за те дни воссоединилось! Столько работы насмарку! Ну то есть зря. Но это ничего, я шустро натаскала новых пропажников по новым местам. Но этот упрямый Павлик подловил меня снова.
Второй раз
Конечно, если бы не моё любопытство, не видать ему меня, как моих синих ушей. Ха-ха-ха! Потому что мне самой их не видать! Я подкралась по задней стенке холодильника посмотреть, как из магнитов на холодильнике можно сделать робота. Звал Павлик, конечно, не меня, а свою маму. Ну, как обычно:
— Мама, смотри! Мама, посмотри, какого робота я сделал!
Мама была занята, а Павлик этот, ну, такой настойчивый. Вот я и не сдержалась, полезла смотреть. Он шурх-шурх по боковине холодильника этими магнитами. Шурх-шурх. Я выглянула.
Видели бы вы глаза Павлика! Вот умора! Секунды три он таращился на меня и не мог выдавить ни слова. Раздул щёки и стоит! Я как залилась смехом от его вида и тут же хлопс! Исчезла. Жаль, конечно, что робота так и не увидела. А Павлик как завопил:
— Мама, снова эта Кажука!
Ой, не спрашивайте. Это он имя мне такое придумал. Когда первый раз ещё маме объяснял, что я, как жук, ползла. А мама говорила, что ему это всё кажется. Вот слово Кажука и родилось. Я не против, потому что сёстры то и дело меня призывают быть Носочником обыкновенным, как все нормальные носочники, и перестать играть в эти игры с людьми. Ну, вы можете себе представить?! Перестать играть в игры!
Ладно уж. С сёстрами как-нибудь договоримся. А вот Павлику в третий раз я не попадусь!
Третий раз
Ох! Конечно же, попалась. Ну, а вы бы не попались, если бы вам рассказывали наперебой, как Павлик застрял в гудроне? Мама-хозяйка не могла поверить своим ушам.
Папа-хозяин с Павликом поехали гулять. Долго их в тот раз не было, я успела три носка заныкать. Пришли с двумя пакетами: в одном — пустая коробка из-под обуви, в другом — самокат. Да-да, именно так, я всё проверила. Пакеты, которые хозяева нашей квартиры приносят домой, — моя вторая страсть. После носков, конечно. Павлик в новых кроссовках, я ничего спросить не могу, ладно хоть мама-хозяйка может. Она такая же, как я, — очень любопытная. Я за Павликом по плинтусам, по плинтусам и в зал, где все расположились.
— Что за кроссовки у вас новенькие? — по пакетам мама-хозяйка, в отличие меня, не шарит с порога, а то одним вопросом бы не обошлось.
Тут Павлик с папой давай наперегонки рассказывать. Один катался, другой звонил. Один застрял, другой побежал. Одному интересно было, другой не мог понять, зачем. В общем, заехал Павлик на своём самокате в лужу гудрона. Я бы и не узнала, что это такое, если бы снова не выручила мама-хозяйка и не спросила:
— Что за гудрон?
— Чёрный клей такой для асфальта, — принялся объяснять Павлик.
— Это я как раз знаю. Где вы нашли его?
Оказалось, на какой-то парковке у какого-то торгового центра. Я таких не знаю. Самокат застрял, Павлик попытался ногами выйти. Ноги тоже застряли. Пришлось папе спешить на помощь и тащить Павлика из ботинок. А ботинки в чёрной луже так и остались, как папа ни тянул. Самокат домой хоть и принесли, но сказали:
— Не спасти.
Я оба своих синих уха развесила, из-за шторы высунулась посмотреть, а про суперспособность вовремя исчезать позабыла. Тут Павлик как заверещит, тыча в меня пальцем:
— Кажука!
— Да ну тебя с твоей Кажукой! Такая история была, — папа махнул рукой и ушёл в свой кабинет.
Видели бы вы, какой подзатыльник мне отвесила Обувная сестрица. На визг Павлика они обе прибежали, вот мне и попало.
Четвёртый раз, тот самый
С тех пор Павлик понял, как легко меня выудить из любого угла классной историей. Он устроил настоящую носочную охоту. Сам он ещё и не знал, что охота будет носочной. Но я-то без носков никуда. Вернее, куда носок, туда и я. Или куда я, туда и носок. В общем, все варианты подходят.
Я увидела, как Павлик пошёл спать в носках. Потирая свои зелёненькие ручки, я дождалась, когда он выключит свет, чтобы утянуть пропажника с динозавриком в самый дальний угол под кроватью. И пока я пыхтела и еле сдерживалась, чтобы не чихнуть в пыли подкроватной, Павлик вдруг заговорил.
— И вот моя новая история. Мы гуляли зимой с Тимофеем во дворе у бабушки. А там забор такой из досок, которые делают острыми кверху. Сугробы под забором высокие за зиму намело. Мы по ним прыгали-прыгали и увидели, что в углу с обратной стороны забора тоже высокий сугроб. Мы перелезли, а за забором — собака соседская. Тимофей быстро назад перелез, а я застрял. На этой острой штуке так и повис в своём комбинезоне, — тут я даже пыхтеть перестала. А Павлик говорит и говорит. — Тимофей побежал за бабушкой. Бабушка разохалась, разахалась, из окна мне кричит, чтобы я не шевелился. Пока бабушка одевалась, Тимофей вернулся и помог мне выбраться. Мы как давай хохотать на всю округу. И бабушка с нами.
Я и сама не заметила, как вылезла из-под кровати. Я хотела посмотреть, с кем он разговаривает и почему этот собеседник такой тихий. А Павлик хитрый, голову свесил и ждёт!
— Я так и знал, что на какую-нибудь историю да придёшь! — и ручищи ко мне тянет! Я зажмурилась и хлопс! Он за носок схватился, а меня не успел. — А носки мои тебе зачем?!
Так я поняла, что он ни-че-го обо мне не знает. Хотя про мою страсть к смешным историям теперь знает точно.
Пятый раз, когда я снова пыталась вовремя исчезнуть
Я никогда так часто не бывала в комнате Павлика. Во-первых, это первое место после шкафа, где ищут носки, поэтому прятать их там неинтересно. Разве что под подушкой. Во-вторых, он часто закрывает дверь, и в щель под ней я не прохожу. Я не такая стройная, как сестрица Обувница, я покушать люблю, и вдоль плинтуса много вкусняшек после пылесоса собираю. Особенно когда Павлик пылесосит. Я за это его сразу и полюбила. То косточка арбузная, то семечко проскочит. А про овсяные хлопья вообще молчу. Они и у Павлика в почёте, и у меня. Мама-хозяйка кашу варит, а мне хлопушка летит.
И настало в нашем доме время открытых дверей. Мама радовалась, что Павлик, наконец, перестал в своей комнате прятаться. А я перестала выжидать по углам, как бы прошмыгнуть в комнату между ног Павлика, пока он не захлопнул дверь. Стала ходить к нему в комнату, как к себе домой. Павлик каждый вечер рассказывал новую историю. А я уже натренировалась и не высовывалась. И старалась, конечно, каждый раз в новом месте сидеть, потому что Павлик то и дело то под кровать заглядывал с фонариком, то за шторами шарил. В конце концов он сдался.
— Кажука, выходи, а? Ну, давай дружить? А то у меня уже истории кончились. — Что правда, то правда. Истории становились всё скучнее и скучнее. Я стояла за шкафом и накручивала усик на лапку. Я же знала, что сестрица Обувница меня прибьёт, если я снова попадусь. И так постоянно спрашивает:
— Точно не выглядывала снова?
— Да точно! Точно! — фыркаю я обычно на неё. А она переспросит ещё раза два и грозит своим розовым пальчиком, будто я его боюсь. Она очень строгая и может ботинком швырнуть, если что не так. На самом деле я, конечно, её боюсь. Но ей никогда не признаюсь.
Но Павлик ведь тоже не промах. Вы бы слышали, как он меня уговаривал. И конструктор мне обещал показать, каких-то кораблей из него специально настроил (он ведь не знает, что я самолёты больше люблю). И конфеты из белого шоколада предлагал (тоже как-нибудь потом расскажу ему, что нет ничего слаще овсянки для меня). Но тут взял и захныкал:
— Кажука, ну, где же ты? Я так хочу с тобой дружить.
Как я могла отказать? Со мной ещё никто и никогда не хотел дружить. Хоть я никого, кроме Павлика и его мамы с папой, не знаю, но это не важно.
Я вышагнула. В темноте плохо видно. Я шагнула ещё раз в сторону, ближе к ночнику. Павлик не увидел. Я ещё один шаг сделала. Бесполезно. Пока я не прыгнула на ночник, он не обратил на меня внимания. И как взвизгнет снова от своей радости. Я от неожиданности засуетилась и оступилась. Шмякнулась с ночника, как лепёшка из теста, из которой вчера Павлик увлечённо пытался слепить пельмень. Он вовремя спохватился, рот сам себе руками закрыл, но я уже хлопс! И ищи-свищи.
Шестой раз и Обувная фея
На следующий день меня долго уговаривать не пришлось. Я не спрятала ни одного носка, а два даже сложила аккуратно Павлику в корзинку, за что получила одобрительный кивок от Обувной феи в награду.
Я весь день думала и думала, как это — дружить. Я представляла, как мы будем целыми днями с Павликом хохотать над его историями. Наверняка он вспомнит ещё что-то посмешнее. Или натворит что-нибудь новенькое. А сколько бы мы могли вместе накуролесить. Мечта!
Павлик попросился спать пораньше. Мама снова похвалила:
— Каникулы ещё не закончились, а ты уже в режим входишь.
Я дождалась, когда он выключит свет. А Павлик подложил под ночник подушечку из своей футболки. Вот смешной, думает, я снова свалюсь. Хотя мне прежде никто ничего не подкладывал, чтобы было мягче падать. Может, поэтому я старалась и не падать. А теперь, получается, можно. Просто так взять и упасть. Вот это дружба!
Павлик зашептал, пока я размышляла о возможностях подушечки:
— Кажука, я не буду кричать. Выходи дружить. Я буду тихо.
Я вышла. Вот прям сразу взяла и вышла. Видели бы вы глаза Павлика! Один в один, как у его мамы, когда она слушала историю про гудрон. Рот он на всякий случай снова прикрыл.
Потом на цыпочках подошёл к двери и закрыл её. “Вот же хитрец, — подумала я, — позаботился, чтобы не убежала”. Но я и не собиралась.
— Вау! — сказал Павлик, присев напротив ночника. — Можно потрогать?
Я кивнула. Мне вдруг стало страшнее, чем от ботинка сестрицы Обувницы. Толстенный, с мою голову, палец Павлика тянулся ко мне целую вечность. Я вжалась в стенку и зажмурила один глаз, уши прилипли к затылку, а шёрстка на голове встала дыбом.
— Какая ты мягкая, — дотянулся, наконец, палец и ткнул меня прямо в пупок.
Я схватилась за живот и захохотала так, что Павлик отскочил к кровати.
Он таращился ещё пару минут, пока сообразил:
— А говорить умеешь?
— Ну, конечно, — осмелела я. — Моя сестрица Шкафная говорит, с кем поведёшься, от того и наберёшься. А я всю жизнь с вами живу. Вы болтаете целыми днями без умолку, от вас и не такого набраться можно.
— А кто ты? — очень медленно сказал Павлик, я даже подумала, что он вот-вот заснёт.
— Носочная фея, — важно спрыгнула я на подушечку и сделала реверанс, изображая юбочку, насколько позволяла шёрстка на бочках.
— А почему ты зёленая?
— Для маскировки.
— А почему уши синие?
— Ну, у тебя волосы тоже отличаются от всего остального по цвету, — я пригладила ушки.
— Класс. — Павлик помолчал. — Ты прям фея?
— Ну да, — я терпеливо отвечала на вопросы, хотя уже ждала, когда же будет новая история, чтобы вместе хохотать всю ночь.
— И всегда у нас жила?
— Ага.
— Я понял! — вдруг оживился Павлик. — Это ты прячешь постоянно носки!
— Точно! — очень довольная собой, сказала я и даже немного станцевала свой фирменный танец, которым дразню сестрицу Обувницу, когда мне удаётся увернуться от ботинка.
— А зачем? Мне постоянно попадает за них от мамы, пришлось даже придумать эту моду носить разные носки, чтобы не искать постоянно пару по всему дому.
— Так это же самое смешное! — всё так же довольно тараторила я. — Как ты ползаешь по полу и шаришь под диваном наугад, как мама вытряхивает пакет с одиночными носками, как папа называет этот пакет твоим любимым пазлом.
— Так ты вредина? — В моих ушах задребезжало, будто камни покатились по крыше.
— Это ты что такое сказал? Никакая я не вредина! — Так я не сердилась даже на Обувницу.
— А зачем носки прячешь? — пристал он ко мне со своими носками. Кто ещё тут вредина!
— А что мне ещё делать? — буркнула я и отвернулась к стене.
— У тебя и хвост есть! — пискнул Павлик, как птенец на подоконнике на прошлой неделе. — А почему у папы носки никогда не пропадают?
Тут я ещё больше осерчала! Я, значит, таскаю эти громадины с места на место, а он говорит “не пропадают!”
— Он просто тебе об этом не говорит, — я обернулась и показала язык.
Павлик засмеялся.
— Не обижайся. Я очень хочу с тобой познакомиться. Расскажи ещё.
Со мной ещё никто и никогда не знакомился. Но вскоре я уже начала ждать, когда же он заснёт, а он всё задавал и задавал свои вопросы. Ну, про всё меня расспросил. А мне и расспрашивать нечего. Я и так о нём всё знаю.
А когда я выходила из комнаты, то меня встретила Обувица:
— Ты что же это, Кажука, с сыном-хозяином разговаривала? — Она прищурила свои фиолетовые глазки.
— Я обыкновенный Носочник, чт’о бы я с ним разговаривала! — пришлось увильнуть мне. — Тебе показалось. А его зовут Павлик, кстати.
Ох, видели бы вы, как она зыркнула мне вслед. Правда, я тоже не видела. Зато слышала её шипение. Она каждый раз так делает, когда злится. А я уже и не глядя знаю, как она глазами пытается во мне дырку просверлить. Но нельзя. Я же Носочник. Как они без меня с квартирой-то справятся?..
Тот раз, когда я ждала Павлика весь день
На следующий день мы снова перед сном с Павликом болтали. Я осмелела и сидела на его подушке. Павлик снова пошёл спать пораньше. А Обувница снова следила за мной, но к Павлику в комнату войти не могла, потому что он снова стал запирать дверь.
А с утра я раньше обычного затыркала одного пропажника под плинтус, а другого — в спортивную сумку папы, и отправилась в своё маленькое логово под ванной спать. А называет моё мягкое гнёздышко логовом, конечно же, сестрица Шкафная. Не нравятся ей, видите ли, как попало сложенные носки, а мне мягко. И разноцветно. Уж тут я постаралась. Для своего домика выбирала самые красивые. Особенно вот этот мне нравится, с цветочками. У Павлика таких не водится обычно, вы же понимаете, мальчик и всё такое: роботы, ракеты, машинки. А эту пару папа-хозяин купил, сказал, что не обратил внимания на цветы, просто купил зелёные носки. Это, кстати, тот случай, когда первый носок Павлик сам спрятал, чтобы носить не пришлось. Он тогда ещё не увлекался разношёрстными носками.
Я ждать не стала и второй сразу к себе притащила. Он и к шёрстке моей отлично подходит. И цветочки в домике есть. Всё как у людей.
Заснула я, значит, сладким сном и пропустила что-то очень важное. Потому что Павлика весь день не было дома. И вечером не было. Я побродила по его комнате, да и вернулась в домик. Ночью снова выбралась, не нашла Павлика и снова в домик спряталась. А тут Обувница:
— Ты зачем это свои носки по моим ботинкам позатыкала? Ещё и расшвыряла то, что я уже расставила как должно по местам — не постучалась, не поизображала звоночек, как Шкафница, просто влезла ко мне под ванну и сразу ворчать.
— Это не мои носки, — не растерялась я.
— Не передёргивай! Зачем ты лезешь на мою территорию? — закричала Обувница так, что мне захотелось в свой зелёный носок залезть с головой. Я обычно в него, как в русалочий хвост, устраиваюсь — так тепло очень. Сами же понимаете, как под ванной сыро и прохладно, хоть и вкусно пахнет клубничным шампунем Павлика.
— Да не лезла я никуда, сижу весь день тут, Павлика жду, — всё-таки сдержалась я и не спряталась, а уверенно ответила.
Обувница злобно так ухмыльнулась, фиолетовые глазки превратились в щёлки и сверкнули, как огоньки на стиральной машине.
— Увезли твоего Павлика, так и знай! Ишь ты, повадилась с людьми дружбу водить! — И потопала своими лапищами из ванной.
— Как увезли? Куда? — не вытерпела я и выпрыгнула из гнёздышка следом.
— Куда-куда — в больницу!
Я бежала следом, требуя ответа, но Обувница не собиралась мне рассказывать подробности. Я так и знала, что не надо было спать днём: обязательно что-то интересное или важное пропустишь.
У шкафа стояла Шкафная фея:
— Да, Носочка моя. Увезли, — подтвердила она, и в глазах моих что-то защипало. Я как могла их тёрла, но они всё равно мокрели.
— Расскажи, сестричка, расскажи! — взмолилась я. — Откуда знаешь? Вдруг неправда?
— Бабушка три раза звонила. Сначала мама-хозяйка в подробностях всё рассказывала, как Павлик твой на велике катался и как упал, и как ногу повредил. На втором звонке мама-хозяйка суетилась по дому, вещи собирала. Я помогала с вещами: надо же было быстро всё найти, и поэтому я не очень хорошо слышала разговор. Только то, что зашили и всё в порядке. А в третий раз бабушка уже папе-хозяину звонила, и он сказал, что поедет к маме с Павликом. Мармелад и бананы отвезёт. — Она повернулась к Обувнице, которая, как и я, не дыша, слушала сестру. — Обувь с носками внутри тоже папа принёс. И кинул. Не специально, конечно, торопился очень.
Я посмотрела на Обувницу мокрыми глазами, но она ничего не сказала. Впервые в жизни подошла ко мне и приобняла, как папа-хозяин Павлика:
— Не боись. Нормально всё будет. — Даже сказала, как он.
Мы со Шкафницей засмеялись, и я успокоилась. Решила, что буду ждать Павлика изо всех сил. А чтобы время понапрасну не терять, займусь делом.
Тот раз, когда я сбилась со счёта
И я пошла по дому собирать носки. Я вытащила все-все носки из-за шкафа и из-за холодильника. Достала из-под матраса Павлика и из-под подушки. Пришлось потрудиться, но носок из-за радиатора я тоже в общую кучу сложила. Чтобы мама ничего не заподозрила, я всё сложила под кроватью Павлика. Вот он обрадуется, когда вернётся! И искать нигде не придётся — всё в одном месте.
Один носок, — по-моему, восьмой — я достала из-за книжной полки. Девятый — из-под ковра. Три штуки принесла с балкона. Ещё четыре нашла под тумбочкой, честно говоря, даже не помню, когда я последний раз туда заглядывала. Тут уже я сбилась со счёта и складывала носки просто друг на друга без номера.
Конечно, свой любимый, зелёный с цветочками, я бы ни за что не положила в эту кучу под кровать. Но вот любимый носок Павлика с красным трактором я вернула. Несмотря на то, что он отлично сочетался с моими разноцветными пропажниками в гнёздышке.
На подоконнике за толстенными энциклопедиями я нашла целых пять носков, хотя точно помню, что затащила туда два. С остальными наверняка Павлик помог.
Кучка под кроватью набралась приличная. Даже немного выпирала. Но маме было не до того, она два дня, пока Павлика не было, ходила беспокойная и всё время тыкала в телефон. А я не пропускала ни одного разговора, ждала подробностей и новостей, но хозяева, как назло, говорили очень мало в эти дни. Да и дома бывали мало. Носились туда-сюда, как тогда, перед концертом Павлика, когда каждый день были репетиции и нужны были исключительно белые носки. А я, конечно, половину спрятала. Кстати, их-то я забыла в ящике с игрушками! Вернула совсем не белыми, но стирать в мои обязанности не входит.
Столько я давно не работала. Я проверила и перепроверила все места. А Павлика всё не было. Папа давно уехал. Шкафница меня из логова вытащила по своим шкафам водить. Зачем-то рассказывала, как вещи складывать, будто мне это пригодится когда-нибудь. И в тот момент, когда мы сидели на полке с полотенцами, в дверном замке защёлкало. А так быстро орудовать ключами умеет только папа-хозяин.
Воссоединение
Павлик! С перебинтованной ногой, но зато сам пришёл.
Так быстро я давно не бегала. А может, никогда. И ни к кому.
Обувница шепнула:
— Снова глаза на мокром месте?
Шкафница кивнула:
— Плачь на здоровье.
Я смотрела с нашей жёрдочки на люстре вниз на хозяев и думала, что ещё ни разу так не радовалась им. Даже в тот раз, когда Павлик всё лето провёл у бабушки. Он просто тогда ещё не был мне другом, и мы не хохотали с ним перед сном. Я и внимания-то на него особо не обращала. Только и знала себе носки прятать да под ванной сидеть, наслаждаться шумом воды.
И наступил вечер. Мама-хозяйка помогла Павлику улечься. И стоило ей выйти, он зашептал:
— Кажука, ты тут?
— Конечно, тут! — Довольная, я спрыгнула к нему на одеяло.
— Классно, — очень медленно сказал Павлик.
— А я тебе сюрприз приготовила, — не удержалась я и сходу похвасталась огромной кучей под кроватью.
— Классно, — Павлик свесился, чтобы посмотреть на мои дневные достижения и тут же лёг обратно. — Можно, я завтра разложу по парам? Так спать хочется.
— Конечно, — немного недоумевала я. Но и будить Павлика не стала.
На следующий день мы вместе собрали все-превсе носки из знаменитого на весь дом пакета одиночных носков.
Павлик сказал:
— Если честно, это не все. Один носок я тоже как-то спрятал. — И принёс зелёный носок с цветочками. — Но я, правда, не знаю, где второй.
Я засмеялась и показала Павлику своё гнёздышко. Он торжественно вручил мне второй, то есть первый зелёный носок, ну тот, что он сам спрятал, и букетов в моём домике стало два. И стало в два раз красивее, чем раньше.
С тех пор в нашем доме в носках водится порядок. Мама радуется, как Павлик повзрослел и теперь точно готов к школе. Сестрицы мои радуются, что я, наконец, взялась за ум. Мы с Павликом вообще каждый вечер перед сном радуемся. Настоящие истории все закончились, поэтому мы просто выдумываем новые. А папа? Папа так никому и не говорит, что у него на полке полно чёрных одиночных носков. Но я-то здесь о носках знаю всё. Хлопс!
АННА АНТИПИНА НАШ СОВРЕМЕННИК № 7 2024
Направление
Проза
Автор публикации
АННА АНТИПИНА
Описание
АНТИПИНА Анна родилась в 1985 году в Томске. Член Союза детских и юношеских писателей. Участница школы молодых писателей от фонда СЭИП. Участница Мастерских АСПИР. Выпускница заочного отделения Челябинского института культуры на курсе “Литературное мастерство” под руководством Н. А. Ягодинцевой. Тексты опубликованы в журналах “Мурр+”, “Вверх тормашками”, “Простокваша”, “Филчер”, в сборнике “Остров Лето” от издательства “БерИнга”.
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос