ПЕСОК
РАССКАЗ
Хоть его фигура была, в принципе, ничем не примечательна, я следила за ним глазами, как примагниченная. Он просто шёл по мокрому песку вдоль залива, неторопливо, но и не останавливаясь, не балуя вниманием своего преданного ретривера, по-простецки резвящегося в воде, но и не упуская его надолго из виду. Он не выделялся накачанным торсом или сногсшибательной причёской: длинные купальные шорты, крепкое, хоть и выдающее сидячий образ жизни молодое тело, русые некороткие волосы, загорелая шея и трогательно-белая спина. По-видимому, он впервые за лето выбрался за город. Но всё же что-то особенное было в его облике: то ли сдержанность в повороте головы за псом, то ли спокойная выправка, — и я не могла отвести от него взгляд.
Я была здесь неделю. Работа вымотала меня донельзя, от вида собственного ноутбука подташнивало. Голова, удерживающая огромное количество информации, иногда давала сбой: я забывала элементарные вещи и путала известные имена. Ворох дел, событий, встреч, договорённостей, словно шлейф, преследовал меня повсюду и не отпускал даже ночью. У меня был малюсенький отпуск, в который мне не хотелось впихивать турфирмы, попутчиков, самолёты, поезда. И самое главное — людей. Или хотя бы знакомых людей, всех остальных я умела воспринимать как декорации, недаром мне всегда так легко думалось в метро, в толпе чужого народа — будто в совершенной пустоте.
Мой смартфон всю неделю валялся в гостиничном комоде, и если первые дни меня тянуло включить его вечером, чтобы просмотреть хотя бы присланные за день сообщения, то в конце я не вынимала его даже для установки будильника. Уже упомянутый ноутбук был специально оставлен дома.
Залив, дюны и сосны, вставшие на цыпочки, — картинка, на которую я могу смотреть часами; пиршество для глаз и терапия для психики. Как-то раз в интервью я спросила Диану Арбенину, которая занималась разными экстремальными вещами, — а зачем тебе это надо? Ты не допускаешь мысли, что, сидя дома, в закрытой комнате, глядя каждый день на один и тот же вид из окна, человек может испытывать гораздо более сильные эмоции и чувства? Она не удивилась вопросу: “Я могу тебя уверить, что сладость одиночества настолько же адреналинова, как все эти прыжки с парашютом”.
Так вот и я любые прыжки, не раздумывая, променяю на сосны с вылезающими из песка корнями и оставленный дома ноутбук.
Но в этот день — не знаю, что на меня нашло. Я не анализировала, просто неодолимо захотела узнать даже не кто он, а что это за человек. На этом удалённом от города побережье Финского залива стояло не так много пансионатов, а дачников не было вовсе, поэтому вычислить, где он остановился — а значит, и кто он, — было несложно. Мои кожаные “корочки” с большими буквами “ПРЕССА” ни разу не понадобились на пресс-конференциях или любых других, даже закрытых встречах и приёмах: Петербург — город маленький, все, кто нужно, и так знают в лицо, кого нужно. Но вот в таком бессмысленном случае документ оказал мне неоценимую услугу.
Праздная фантазия изощрённа, и вот я уже придумала набрать номер знакомого редактора в одном глянцевом городском журнале. “Алексей, здравствуйте! Вы в прошлый раз говорили, что для опроса нужны три среднекрупных бизнесмена, желательно холостяка... ага, ну вот как раз... давайте сделаю, хорошо, к концу недели пришлю”. Почему-то я была уверена, что он холостяк. Ну, кто так мог шагать с собакой... кстати, надеюсь, пса не Дуглас зовут? Я очень люблю больших собак...
Он не ожидал, что я подсяду. Было видно, что несколько польщён... или смущён, впрочем, посмотрел довольно трезво и сказал: “Давайте завтра с утра, вы же тут на отдыхе, я полагаю”. Ещё сказал: “А как ваше имя, простите? Не расслышал”. Потом, чуть погодя: “А как вы вообще меня идентифицировали?” Пришлось соврать, что на такой-то конференции представили, показали... Посмотрел задумчиво, видно было, что не может вспомнить (да и как мог?), но солнце, которое в наших краях летом в пол-одиннадцатого вечера светит прямо в лицо, и ветер с залива не располагали напрягать ни внимание, ни память.
Меня пробирал лёгкий озноб, когда я, уже ложась спать, вспоминала случайное дуновение его запаха. Я не красавица, не суперюна, почти не использую косметику, предпочитаю в одежде простой стиль и монохромную гамму. И, мне кажется, мужчины уже года три не оборачиваются мне вслед. Но он смущался и опускал глаза, когда я спокойно и прямо глядела ему в лицо.
Мне не нужно было с утра суетиться перед зеркалом, с трепетом примеряя наряды: те три смены футболок, рубашонок и летних брючек, что я взяла с собой, естественным образом сходили на “нет”, и я просто надела самый чистый набор. Как всегда, хоть вершатся судьбы мира, хоть предстоит интервью, за которым я гонялась полгода, — всё равно я рассеянна в мелочах и обязательно что-то забываю: или прекрасно продуманный (в метро) перечень вопросов, или зарядить смартфон, или ещё что-нибудь в этом роде.
На этот раз я умудрилась оставить в номере кошелёк, и было досадно, что в довольно приличном кафе я сижу, побалтывая ногой, и на вопрос: “Что-нибудь желаете?” — отвечаю резиновой улыбкой. Наконец, он пришёл.
Потом, отматывая плёнку назад, я снова и снова буду вспоминать каждую минуту этой встречи. Его короткий смешок на моё: “Вот, решила пораньше столик занять”. Как он осторожно рассматривал меня сбоку. Как стремительно (видимо, прицеливаясь заранее) и всё же неловко схватил мою курточку, чтобы подать, когда я вставала от стола. Эти моменты будут царапать мою память внезапно, или я буду вызывать их в тоскливую минуту специально, чтобы восстановить в себе щемяще-ошеломляющее, терпко-солнечное настроение того дня.
Можно применить несколько почти психологических приёмов, чтобы интервьюируемый расслабился и забыл, что между вами лежит диктофон. Например, в самом начале начать непринуждённо болтать ни о чём:
— Кстати, — кивнула я на его книжку, — интересно, что вы читаете на отдыхе?
Он читал банальных латиноамериканцев. Банальных для меня, и не в силу моей изысканности, а в силу того, что я уже давно ничего не могу читать “неполезного”.
— А что читаете вы? — вдруг спросил он. Я с досадой подумала, что диктофон будет записывать всю эту чушь, но выключать и включать ещё раз — снова привлекать к нему внимание.
— У меня профессиональная болезнь, — отшутилась я. — Читаю только периодику, да и то в ней — свои статьи. — Дальше я задала несколько однообразных вопросов от редактора Алексея, жгуче жалея, что новый мой знакомый не звезда и мне не надо делать с ним интервью на два разворота. Кажется, он тоже об этом жалел.
— Спасибо, — уныло сказала я и выключила диктофон. После чего он довольно поспешно (и эту поспешность я тоже буду потом много раз припоминать) сказал: “Вам взять кофе или чай?”
У него был час до какой-то встречи, у меня свободного времени вообще не оставалось: я собиралась уехать в город. Я должна была сдать номер до 12-ти и периодически с ужасом представляла, что же там сделают с моими вещами... к тому же с забытым кошельком. Но ни разу не задумалась о возможности уйти, потеряв хоть секунду времени, которое могла провести рядом с ним.
В это лето песок был повсюду — то ли от ветра, то ли от моей общей отрешённости. Даже вечером в номере я стряхивала с постели песок, обнаруживала в сумке песок, и, кажется, даже в голове у меня был песок... Песок забивался в кеды, я вытряхивала их, прыгая на одной ноге. Он довольно много говорил, рассказывая о себе, — и это сложно было назвать болтовнёй. Он будто приоткрывал бесконечные резервы личного: маленьких случаев, деталей жизни, принципиальных убеждений. Серьёзно занимается фотографией, не раз участвовал в выставках. Был бы не против публикации своих работ и с удовольствием снял бы что-то для глянцевого журнала. А я призналась, что давно хочу сделать профессиональную съёмку собственной персоны. При этом он смутился так, будто я предложила ему руку и сердце, но тут же поспешно заверил, что обязательно устроит фотосессию со мной.
Его час прошёл, но он, не взглянув, отключил мобильник. Я позвонила на ресепшен и сказала, что продлеваю номер до вечера. Мы пропустили обед, есть совершенно не хотелось, но всё равно сегодня мне надо было возвращаться домой.
Его породистого пса по документам звали Фредди Нэр, а попросту — Федя. Я бы спала с такой собакой рядом, обняв тёплую шерстистую шею. Смотрела бы в её глаза вечером, садясь напротив, и она бы выслушивала все мои обиды, наклоняя набок умную голову. Я бы дрессировала её на площадке. Гуляла б подолгу, бросая специальную резиновую палку, и кричала бы: “Апорт!” И я бы, наверное, наконец-то начала вовремя приходить домой... Мне в тот нежаркий июльский день показалось, что всё наконец-то возможно. Что можно бросить эту чёртову работу, а лучше вообще уехать в деревню или хотя бы выстроить загородный дом. Смутно представились трое светленьких, похожих на прибалтов малышей, и сладко засосало под ложечкой от ощущения тёплой детской кожи, такой, как у моего пухленького племянника, в дыхании которого хочется раствориться, прислонив лицо к милой нежной щёчке...
* * *
В первый день в городе я закрутилась, а во второй, вечером сразу же нашла его в интернете, в социальной сети. В графе “Семейное положение” действительно стояло “неженат”, а ещё я вычитала, что он почти на год младше меня и что день рождения у него 1 января. Этот мужчина-праздник имел во “ВК” двести друзей и два альбома, один — запечатлевший его самого в разные периоды жизни... почти всегда одного или с псом, и каждую фотографию мне захотелось увеличить и повесить на стенку. Второй альбом — с его работами. Конечно, ч/б; запомнилась серия “Отражение” — в лужах, реке, стекле... Мир преломляется, и всё то, что рядом обычно-надёжно, оказывается зыбким и призрачным.
Я ничего не стала ему писать, не постучалась в друзья. Там, в дюнах, мы обменялись электронными адресами и телефонами: он должен был прислать мне ссылку на блог, где выкладывал свои фото.
Письмо пришло через два дня: “Софья, привет! вот ссылка на сайт, где более-менее регулярно ставлю что-то”. Я пролистала почти все публикации, меня задевало количество комментариев и его такие же внятные, как и мне, сдержанно-отрывистые ответы. “Посмотрела ваши фото по ссылочке — хорошие, только сервис у сайта неудобный — не нашла, где листать — поэтому не стала смотреть всё, а жаль”. Больше нам в тот день написать друг другу было нечего.
Я перерыла все его доступные записи и комментарии, и на меня повеяло крепкой мужской дружбой, вечерами крепких выпивок и таких же крепких, хотя и сдержанных, шуток. Мне представлялась небедно, но лаконично обставленная, просторная для одного квартира. Несложный быт: кофе по утрам из кофемашины, ланч чуть позже в ближайшем кафе. “Мне как обычно”, — девушка с ламинированными ресницами ловит его взгляд и слегка рдеет. Встречи, бумаги, коньяк с партнёрами по заключении договора, звонки помощнице по хозяйству: “Оля, не забудь дать собаке порошок и погуляй два раза, я позже вернусь сегодня”. Я интуитивно пыталась найти хоть уголок в этой жизни для... кого-то типа меня.
Мы переписывались с сильным взаимным тяготением, без смысла, без какой-либо особенной информации. “Я совсем разболелся, грипповал три дня. Сегодня вышел впервые и был в обалденном кафе на Ваське, только что открылось, не чета тому, где мы с вами познакомились :). Обязательно нужно будет накормить там вас суши с лососем, но пока они достались только псу :)”. — “Большой привет дорогому псу, жаль, что я так давно его не видела. У меня запарка на работе, не ложусь раньше трёх, делаю параллельно три интервью, к тому же 3-го числа ко мне приезжает тётя из Германии. Какая-то мистическая цифра просто”. — “Бросайте вашу работу, надо когда-нибудь сделать фотосессию. Только вот сейчас в Москву съезжу на три (!!!) дня, к концу недели вернусь”. — “Э, у меня цвет лица сейчас не для фотосессии :))) ... замучаетесь в Фотошопе синяки под глазами ретушировать”... и т. д.
Мне просто было важно каждый день увидеть это имя среди разных других имён во входящей почте. И не так важно, что несли эти буковки. Нравилось играть “на полутонах”, когда в коротких, ни к чему не обязывающих ответах просвечивали какие-то авансы, намёки. Особенно трепетно, по нескольку раз я перечитывала письма, в которых как бы невзначай промелькивала цитата из тех наших летних разговоров, ответы на тогдашние вопросы — значит, тоже помнит...
Но уже давно ничего подобного тому, первому, летнему смущению, тому напряжённому интересу к себе я не чувствовала, хотя и пыталась уловить в этих сигналах от него.
Я замечала, что сколько бы я ни проверяла почту, он отвечает один раз в день, поздно вечером, видимо, приходя со всех своих работ и не-работ и просматривая накопившуюся за день корреспонденцию. Мне нравилось, что он — не подсевший на виртуальное общение человек, как все сейчас, как я, и меня брала зависть, как он умеет быть свободным и уверенным в себе. Иногда, быстро ответив, я успевала получить ответ от него, снова написать и снова получить ответ. И понимала, что он ещё тут просто потому, что недоотвечал всем остальным, и старалась представить, какому количеству человек он пишет так же, как и мне, и сколько из них замирают, вчитываясь в эти скупые и в то же время что-то обещающие строки... Или это только мне казалось, что обещающие?
Он периодически присылал мне свои работы с каких-то случайных фотосъёмок, на которые его по старой памяти приглашали. Я, кроме журналистики, изредка подрабатывала организацией PR-кампаний. Осенью мне предложили гонорар за организацию фотовыставки в одном из выставочных залов. Недолго думая, я согласилась: мне показалось, что выставка могла бы стать удачным поводом для встречи с ним...
Мы наконец-то увиделись дождливым октябрём, когда на улице можно было находиться, только кутаясь в шарф, трижды намотанный вокруг шеи. На этот раз я действительно поволновалась и покрутилась около зеркала. Меня не устраивал цвет лица, недовольна я была и своей стрижкой, обновить которую не успела. Я выудила из косметички свой редко применяемый тональный крем, румяна цвета загара и блеск для губ цвета губ. Спустя некоторое время, психанув, я пошла умываться в ванную: показалось, что косметика подчеркнула пробивающиеся морщинки вокруг глаз... Одним словом, я опаздывала и снова забыла... на этот раз ключи от офиса, в котором мы должны были встретиться. Так что свидание состоялось в случайном кафе неподалёку, где разговаривать было не очень удобно.
Его привёз шофёр, он торопился на следующую встречу. Мы уселись напротив друг друга, он отказался от чая, я прихлёбывала кофе из бумажного стакана. В метре от себя я видела, казалось бы, знакомые до боли, но, впрочем, совершенно чужие черты. Он внимательно смотрел, вовремя улыбался, слушал, вежливо замолкая даже тогда, когда я, по своей всегдашней манере, перебивала на полуслове. Его галантное поведение было безупречным для воспитанного молодого человека... но мне вся эта ситуация явственно напомнила кадр из фильма “День сурка”. Как главный герой день за днём старался упасть в снег рядом со своей девушкой так же удачно, как вчера, когда за этим последовал поцелуй. Но у него получалось так неловко, что снова и снова эпизод заканчивался пощёчиной.
Так и тут: нам, может быть, и хотелось, но всё было никак не настроиться на ту волну прежней тёплой доверчивости...
* * *
Тем не менее через месяц мы уже довольно часто перезванивались, особенно вечером: видимо, от одиночества его тянуло поболтать. То он долго объяснял профессиональные фотографические нюансы, то рассказывал подробности какого-то дня, так странно выхваченного из его огромной, совершенно не известной мне жизни. Иногда в трубке слышался лай пса, иногда я просила дать “поговорить” с псом и слушала его жаркое дыхание. Но чаще всего на момент его вечернего звонка я была страшно уставшей, даже не успевшей перекусить после работы, поэтому, несмотря на радость от каждой его интонации, чувствовала глухое раздражение, отвечала невпопад и мямлила. И в конце концов, не выдержав, предлагала закончить разговор.
Мы не совпадали по времени: я вечером после кратковременной релаксации снова садилась, а точнее, ложилась за ноутбук, так как обычно к утру надо было прислать что-то срочное. И сквозь усталость и цейтнот просто не могла разговаривать в охотку. А утром вставала поздно и с абсолютно свежей головой и массой предработного времени звонила ему: “Ну-ну, что вы там мне вчера хотели рассказать?” Но он уже был в плотном расписании дня и почти никогда не мог говорить.
Как-то на деловую встречу, которая назрела по выставке, он прислал заместителя. Сам позвонил и подробно объяснял, почему не смог: находится в стационаре в частной клинике, чистит печень, сезонная аллергия замучила. Коллеги косились на меня, с кем это я так долго беседую, вышагивая по коридору, полностью сконцентрировавшись на разговоре. “Вот жалко, что не повидались”, — в конце осторожно посетовал он. “Ну ничего, у нас ещё всё впереди, — хохотнула я, — мы будем жить долго и счастливо и умрём в один день”. И что-то ёкнуло при этом: я отчётливо поняла, что раз так легко сказала эту фразу, значит, на самом деле ничего не может быть.
Эх, зачем он описывал свою дурацкую чистку печени? Что-то сбилось после звонка... Очарование уходило. Вечером я лежала в кровати и вспоминала то летнее, песчаное, чтобы снова настроиться на нашу волну.
Настроиться... но для чего? За всё время я ни разу не додумывала у себя в голове шикарный роман с ним, как часто делала, чтобы занять бессонницу. И вообще не понимала, хотя и долго анализировала (как тоже водится у меня), зачем мироздание послало мне эту встречу. Мы полгода тёрлись друг возле друга виртуально, два одиноких человека, которым не хватало усилия воли, решительности или капельки любви, чтобы сделать навстречу хоть один шажок...
Шло время, я постепенно переадресовала работу по выставке нашему PR-менеджеру, так как, помимо этого, был шквал других дел. Однажды поняла, что мы с ним не созванивались и не списывались месяца три, и даже в его знаменитый день рождения я не поздравила его. Впрочем, он не раз предупреждал, что традиционно “исчезает” на все рождественские каникулы, чтоб не беспокоили. “Тоже мне звезда”, — подумалось мне.
Он позвонил 8 марта... У меня сложные отношения с этим праздником. В студенческие годы, бывало, ухажёры поздравляли довольно помпезно: могли случиться и букеты, и ужин в ресторане. Потом все “бывшие” — от одноклассников до любимых — стали звонить накануне, 7 марта, так как в сам праздник обычно сидели дома с жёнами. Позже я стала слегка игнорировать Международный женский день, чтобы не разочароваться от несбывшихся надежд. Так и сегодня — поволновалась немного с утра, но, поскольку была больна и душил кашель, к обеду успокоилась и сосредоточилась на полосканиях и ингаляциях. Но в 6 вечера раздался звонок:
— Знаете, я хотел бы поздравить вас с традиционным, женским... и сказать, что очень рад нашему знакомству...
Снова на меня накатила волна тепла и тот терпкий привкус. Мы по-прежнему были на “вы”. Я часто представляла, что он скажет: “Давайте перейдём на “ты”, — и добавит что-нибудь пошлое про брудершафт. А я бы ответила словами песни: “Зачем мы перешли на “ты”? / За это нам и перепало / на грош любви и простоты, / а что-то главное пропало”... Причём те слова, что шли в следующем куплете: “Приятно, что ни говорите, / услышать из полночной тьмы: / “Пожалуйста, не уходите!” — каждый раз заставляли меня сладко вздрогнуть.
Я повздыхала и в тот день, даже почти выздоровела. Но снова закрутили дела, они раздирали: мне поручили прочитать за выпускающего редактора номер; кому-то надо было лететь в Кавминводы писать материал; надвигался дедлайн конкурса, в который я хотела послать свои работы...
* * *
Я вспомнила о нём, когда собиралась на открытие той самой выставки. Точнее, это уже был второй фотопроект, в большем зале и с большей экспозицией, куда вошли и его работы. Я была почти уверена, что он придёт на вернисаж: мы посылали к нему в офис курьера с пригласительным. Мне снова было некогда наряжаться и не посчастливилось попасть в парикмахерскую. Хотя, собственно, я вспомнила об этом, лишь позвонив спонсорше в день торжества. “Я в салоне, — ответила она в трубку, — мне не очень удобно говорить, перезвоните через час…” Меня неприятно кольнуло, что вот замужняя женщина идёт на вечеринку и так тщательно готовится. А я моложе и не замужем, но мне вечно некогда и лень сделать какие-то телодвижения, чтобы получше выглядеть.
Но он не пришёл... Впрочем, я осознала это только на следующий день. Мне вдруг стало досадно, будто что-то ст’оящее, настоящее, бывшее близко, оказалось безвозвратно упущенным. Ушло, как песок сквозь пальцы, оставив на ладонях шероховатость и лёгкую пыль... Дня три я ходила в необъяснимо дурном настроении, раздражалась на всех и не могла заставить себя заняться чем-либо полезным. Но позвонило начальство из Москвы и нагрузило новыми проектами, коллеги читали вслух рецензии из интернета, куратор выставки делился идеями. К концу недели меня закрутил водоворот дел, и снова календарь в моём мобильнике был испещрён записями на недели вперёд...
Лишь в конце июня случайно, заходя в автобус на Большой Морской, я увидела его. Безошибочно узнала со спины: та же сдержанная свобода движений, прямая осанка. Мне даже послышался знакомый терпкий аромат, смешанный с запахом сигарет. Я подумала, что, по сути, вижу этого человека третий раз в жизни; автобус уехал без меня. Он шёл, конечно, без пса, изящно держа мобильник у уха, неторопливо положил его в карман после разговора, остановился, оглядев припаркованные, похожие друг на друга серебристые машины, подошёл к одной из них...
“Андрей!” — почти окликнула я.
Но вдруг подумала — услышит ли он?
И главное — зачем?..
АННА ЕРШОВА НАШ СОВРЕМЕННИК № 12 2024
Направление
Проза
Автор публикации
АННА ЕРШОВА
Описание
ЕРШОВА Анна родилась в 1968 году в г. Среднеуральске Свердловской области. Окончила Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет и Высшую школу печати и медиатехнологий СПбГУПТД. Работала журналистом в изданиях “Искорка”, “Красный”, “Фома”, “Вода живая” и др. Как литературный редактор участвовала в выпуске более десяти книг издательства “Никея”. Литературный редактор в издательстве “Настя и Никита”. Член Союза журналистов России. Автор книги “Жила-была я” (М.: Лепта, 2008), соавтор книги “12 семейных историй” (М.: Никея, 2014), автор и соавтор нескольких книг и брошюр (издательства “Сатисъ”, “Никея”).
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос