РУДИМЕНТ
РАССКАЗ
РАЗДАЧА
— Да плевать я хотел, что у него есть опыт! — распалялся в приёмной руководитель Главной химической лаборатории Особого подразделения Иван Николаевич Белов в лицо своему щуплому помощнику. — Чувства — это лишь химические реакции организма. Я знаю, о чём говорю. Какой к чёрту программный код?!..
— Иван Николаевич... — попытался вклиниться в бурную речь помощник, наблюдая открывающуюся за спиной его руководителя дверь с позолоченными вензелями.
— Да будь он хоть самим Зигмундом Фрейдом, — не успокаивался Белов, потрясая огромной ладонью в пространстве перед собой, — вопрос не в мозгах и уж тем более не в интернете, мать его...
— Иван Николаевич! — помощник красноречиво выпучил глаза.
— Химия, Валера. Химия! Соединение элементов в крови, и всё!
— Не всё, — спокойно сказал мужчина за спиной Белова и плотно затворил за собой дверь.
Иван Николаевич резко обернулся и, сощурив глаза, недовольно уставился в лицо немолодого, упакованного в тёмные пиджак и рубашку без галстука директора Центра. Помощник видел, как багровое лицо его руководителя отражается в тонких круглых линзах очков без оправы.
— Ты можешь выражать своё несогласие сколь угодно громко и долго, — поплыл из-под усов, нависающих над верхней губой чёрным ёжиком, негромкий голос директора, — но факт останется фактом: я уже делал это и сделаю ещё. Комиссия получит доказательство. — Профессор сделал паузу и доверительно положил руку на плечо руководителя Главной химической лаборатории. — Пойми, Иван, допуск к взаимодействию по базе исходников нужен всему человечеству, а не только твоему глумливому эго.
— Не зарывайся, профессор! — прорычал уязвлённый Белов, сбрасывая руку резким движением плеча.
Директор устало вздохнул и продолжил:
— Мне потребуется запас капсул к ноябрю этого года. Успеешь?
Иван Николаевич пошевелил желваками и нехотя буркнул:
— Успею.
На том и разошлись.
СНОВИДЕНИЕ РОБЕРТА, ЧАСТЬ 1
Прямая и длинная, почти бесконечная улица вела на запад. По левую руку от Роберта тянулись унылые пятиэтажные дома, погружённые в неуютный серый цвет северной стороны. Пятиэтажки-близнецы по правую руку, принимая удар холодного белого солнца, молчаливо таращились синими откосами, зелёными окнами, бордовой обшивкой балконов. Если бы не голые ветви карагачей, Роберт выбрал бы пойти по северной стороне, но зимой лучше шагать по южной.
Он опустил голову, под ногами лежала серая плитка, в стыки которой намертво вмёрз грязный снег. Сделал шаг. Тут же ватная тишина наполнилась гулом машин, чьи колёса с шелестом скользили по ленте гранитного цвета с наледью на переходах. Появились люди, закутанные в чёрные куртки и серые шарфы, с паром изо рта. Их ботинки быстро стучали по плитке, снег скрипел под подошвами, а Роберту всё яснее казалось, что эти безликие фигуры — тоже машины, от выхлопных труб которых и дорогу, и улицу заволакивало дымом.
Девичьи голоса, вспыхнувшие в тишине, словно падающие звёзды, и так же быстро угасшие, появились лишь дважды — нежный о чём-то спросил, грубый выругался.
Роберт шёл дальше. На незнакомом ему кустарнике громко чирикали воробьи, а упитанные голуби торопились собрать рассыпанные по тротуару хлебные крошки. Их красные лапки ярко выделялись на островках серого наста. На заледеневший газон, изъеденный жёлтыми разводами собачьих отметин, птицы не заходили.
Хлопнула автомобильная дверь. Роберт невольно дёрнулся на звук, в сторону дороги. Белые, серые, чёрные машины ютились на узкой двухполоске. Изредка на стоянках попадались разноцветные экземпляры: малиновый, жёлтый, бордовый автомобили. Грузовики с выцветшей рекламой товаров на кузовах также вносили цветовую сумятицу в серую массу окружающего пространства.
Роберт замедлил шаг: светофор впереди готовился сменить красный на жёлтый. Слева, в автомобиле на перекрёстке, водитель прибавил звук магнитолы. Ожидая зелёного, Роберт стоял и смотрел на иней на своём капюшоне, а приглушённая музыка из автомобиля, словно молотком, вбивала радостный ритм в окружающую серость.
СНОВИДЕНИЕ РОБЕРТА, ЧАСТЬ 2
Роберту казалось, что красный сигнал светофора горит дольше положенного. Из автомобиля на перекрёстке глухо звучала всё та же мелодия, всё тот же иней на капюшоне ёжился мелкими ледышками. Внезапно Роберт ощутил, как его правая рука, защищённая от мороза флисовой тканью перчатки, крепко сжимает чью-то узкую ладонь. Он сразу догадался, кто хозяин этой горячей, вызывающе обнажённой на зимнем ветру ладони. Волна дрожащей радости разбежалась по всему телу. Губы против воли расплылись в улыбке. Зубы тут же обдало холодом, но спрятать их вновь за плотно сжатыми губами Роберт не мог — слишком велика была радость от прикосновения к её руке.
Так уже было однажды. Они возвращались с празднования дня рождения какого-то общего знакомого. Снежный февральский вечер бросался крупными хлопьями. Она звонко смеялась, тщетно пытаясь увернуться от летящих в глаза белых комочков. Ловила их голыми руками и стряхивала с тонких пальцев талую воду. В свете оранжевых фонарей казалось, что с её пальцев сыплются не капли, а маленькие искры огня. “Не холодно?” — спросил её тогда Роберт. Она, не переставая улыбаться, замотала головой и молча взяла его за руку. Инстинктивно он сжал свою ладонь и сквозь шерстяной слой перчатки почувствовал почти обжигающее тепло её маленькой ладони. А ещё он почувствовал безмерную радость оттого, что дальше они так и зашагали: за руку, глядя только перед собой. И её огненная ладонь доверчиво держала его большую, в перчатке.
Сейчас же Роберт силился, но не мог повернуть голову. Он так хотел увидеть её! Хотя бы во сне! Не расплывчатое улыбающееся пятно, а каждую чёрточку её лица. Вспомнить каждую чёрточку! Но перед глазами стояли ледышки инея, и горячая ладонь в правой руке теперь обжигала и радостью, и печалью.
РОБЕРТ НА КУХНЕ
Он прошёл на кухню съёмной квартиры, где жил уже месяц. Совсем маленькая, с постоянно отходившими, сколько их ни приклеивай, бумажными обоями грязно-фисташкового цвета, она напоминала, скорее, недоразумение, нежели место, где люди готовят еду и принимают пищу. Справа, вплотную к стене, стоял аскетичный стол с электрическим чайником на нём, слева — полутораметровый однодверный холодильник без ручки с водружённой на него современной микроволновкой. Небольшое двустворчатое окно с ветхой, невнятного цвета занавеской впускало в этот унылый закуток немного света. Напротив окна помещался узкий стеллаж с посудой, который упирался в треугольную раковину. В центре кухни стоял один-единственный стул.
Роберт взял со стола чайник и сунул его под струю из-под крана. После двух часов пополудни напор воды в трубах существенно ослабевал. Пока тонкая струйка нехотя цедилась в металлическое брюхо, Роберт отметил накипь на пластмассовой крышке чайника и потёки на его корпусе. “Надо бы отмыть”, — подумал он. Когда в чайнике набралось воды на две кружки, Роберт водрузил его на подставку и щёлкнул кнопкой. Заученным движением взял кружку со стеллажа, поставил на стол, сыпанул туда кофе на глаз. Достал из холодильника пакет с молоком и мандарин, оказавшийся последним в целлофановом пакете с порванным ценником. Придвинул стул к батарее у окна, сел.
За окном сыпал колючий декабрьский снег. Светло-серое небо медленно погружалось в сумрак. Из-за непогоды улицы были совсем пустыми в этот пятничный вечер. Роберт бросил взгляд на микроволновку — красные цифры показывали начало пятого. Роберт вздохнул: шестой день эксперимента — и ничего. Ни единой зацепки! Казалось бы, как он, обожающий подолгу смотреть в её глаза, мог забыть даже их?! Роберт предпринял новую попытку вспомнить цвет глаз, форму, густоту ресниц — тщетно. Ничего. Судьба сыграла с ним злую шутку. Помнится, на её вопрос о том, что больше всего он любит в ней, Роберт неизменно отвечал: “Люблю тебя всю, не разделяя на части или детали”. И теперь он не помнил этих деталей. Таких важных деталей для её воссоздания!
Чайник щёлкнул, перекипев положенное время из-за неплотно закрывающейся крышки. Роберт налил в кружку кипятка, разбавил чёрную жижу молоком и сделал первый глоток. Кофе отрезвлял, вытаскивал из очередной неудачной попытки сновидения.
Роберт взял мандарин. Блестящий, оранжевый, сплюснутый на полюсах фрукт напоминал планету. Обманчивую планету контрастов: вот его тёплый цвет, а вот его холод (старенький агрегат хорошо морозил продукты). Роберт надорвал кожуру. Тут же в нос ударил бодрящий запах свежести. Память мгновенно зашевелилась: Новый год, праздник, океан, тропики, острова под солнцем, весёлый смех, озорство, сочность и вдруг — Она!
Внутренним взором Роберт чётко увидел её лицо. Такое родное лицо! Во всех деталях. Нарастающая радость и дрожь. Снова взгляд на микроволновку — 16:20. Капсула ещё действует. Значит, он может быть спокоен: образ запишется в сознание вплоть до мельчайших подробностей. Его губы невольно расплылись в улыбку, ту самую, что и в сновидении. Теперь Она внутри. Он вспомнил, вспомнил её! Где мобильник? Роберт, не выпуская мандарин из рук, быстро вернулся в комнату. Поднял мобильник, оставленный на полу у дивана на время сна. В последние дни список его вызовов состоял только из одного слова “Профессор”. Роберт нажал значок телефонной трубки.
После третьего гудка в трубке раздался спокойный мужской голос:
— Да?
— Василий Олегович?
— Да, Роберт, слушаю, — в его голосе промелькнула нотка нетерпения.
— Василий Олегович, получилось! Я вспомнил, вспомнил!..
— Капсула ещё действует? — заинтересованно перебил собеседник.
— Да, ещё полчаса...
— Приезжай в Центр немедленно.
— Хорошо, еду!
Нажав отбой, Роберт на радостях поцеловал согретый ладонью мандарин. Открыл приложение по вызову такси на телефоне. В графе “Куда” привычно набрал адрес банка, расположенного рядом с Центром. Забавный факт: адрес непосредственно Центра ни приложение, ни операторы, ни таксисты не знают.
Приложение сигналом сообщило о назначении машины. Будет через минуту. Роберт поспешно накинул длинный жёлтый пуховик на футболку, сунул шапку с мандарином в карман. Даже носки тёплые поверх обычных забыл надеть, так и прыгнул в ботинки с истёртым мехом внутри. Через мгновение ключ провернулся в замочной скважине входной двери. Роберт загрохотал по лестнице вниз. Недопитый кофе остался остывать на кухонном столе.
РОБЕРТ В ТАКСИ
Напротив подъезда, откуда выскочил Роберт, стоял серый пикап корейской марки. Водитель опустил переднее стекло, крикнул:
— Садитесь вперёд!
Роберт кивнул, открыл дверь и прыгнул в автомобиль. Завозился, пытаясь устроиться в тесном салоне. Бросил взгляд на приборную панель: 16:43.
— Торопитесь? — водитель отследил взгляд пассажира.
— Да, да, — Роберт энергично кивнул, чуть задержал взгляд на прикреплённой к панели семейной фотографии и улыбнулся, предвкушая дальнейшие события.
— Поедем по Зейской, ещё не час пик, успеем, — таксист вывернул руль и направил “корейца” к выезду со двора. — Сейчас вы веселее, чем тогда.
— Что, простите? — не понял Роберт.
— Подвозил вас из аэропорта месяц назад. Я вас очень хорошо запомнил: грустные глаза не сочетались с жизнерадостным пуховиком.
— Хм, — Роберт нахмурился, вспоминая. — А ведь точно! Вы тогда были крайне недовольны своим транспортным средством и планировали поменять его на более современный вариант. — К удивлению Роберта, за рулём оказался знакомый водитель. Именно он в день приезда Роберта вёз его из аэропорта и с упоением жаловался пассажиру на свой автомобиль, подумывая пересесть на что-нибудь поновее. Ароматизатор в виде колбочки с приятным запахом кожи и сандала, который покачивался на зеркале заднего вида по ходу движения автомобиля, подтвердил Роберту: виделись!
— Да, эта старушка доставляет немало хлопот. — Водитель завёл пластинку про недостатки машины: — Полтора года прошло, и начала сыпаться. Движок, ходовка, вплоть до краски кузова. Заявлена как 4WD, а “морда” опущена вниз. Клиренс из-за этого невысокий, цепляет “клювом” всё подряд. И задний ряд для пассажиров маловат, пикап потому что. Ну, я пассажиров вперёд и сажаю.
— Отчего же до сих пор не поменяли?
— Зачем?! Новая машина — новые страдания. Нет уж, лучше на этой ласточке. К этим страданиям я хотя бы привык. На самом деле она не настолько плоха. Левый руль — вполне удобная тема. ABS, кондёр, подогрев передних сидений. Ходовая мягкая. По трассе идёт отлично, дорогу держит. Можно поездить ещё, в общем... — водитель сделал паузу и усмехнулся: — Если аккуратненько и забыть, что внедорожник.
Забавный разговор помог Роберту снизить напряжение от ожидания встречи с профессором. Вот и сияющие белым неоном двери банка. Роберт отстегнул ремень безопасности. Таксист остановил машину. Роберт открыл дверь, выскочил, бросив: “Спасибо!” — и направился прямиком к высоченному зданию Центра.
РОБЕРТ В ЦЕНТРЕ
Здание советской постройки высилось перед Робертом прямоугольными колоннами с подсветкой. Прямые линии белого света продолговато стремились вверх, где рассеивались, так и не достигнув запорошенного снегом кровельного козырька.
Рабочий день в Центре заканчивался в шестнадцать часов. Задерживаться сотрудникам не разрешалось, а потому уже в пять минут пятого бессменный вахтёр Семёныч закрывал входные двери Центра изнутри и удобно располагался на диване-книжке, стоящем тут же, за креслом, у стола с окошечком пропускного пункта. Исключения в устоявшемся режиме Семёныча составляли прямые указания директора Центра об ожидаемой явке тех или иных лиц. Благодаря этим указаниям Роберт беспрепятственно заходил в Центр по окончании официального графика работы, обмениваясь с Семёнычем коротким приветственным кивком.
Так вошёл Роберт и сегодня. Кивнув, пронёсся мимо вахтёра. За неимением указаний на чью-либо явку ещё, Семёныч побрёл запирать входные двери изнутри. Вслед стремительно взлетающей по ступеням фигуры в длинном жёлтом пуховике не смотрел — привык за месяц.
Два пролёта вверх в сумеречном свете дежурного освещения, потом — глухой короткий коридор налево с мерцающим прямоугольником ещё одного пролёта вверх, и затем направо, по длинной анфиладе почти до конца. После — нырок в неприметную дверь слева и остановиться в привычном гудении металлической коробки, скользящей вниз в течение пяти — неимоверно долгих именно сейчас! — секунд. За время посещений профессора Роберт выучил этот путь в одну из лабораторий Центра назубок.
Достигнув точки назначения, двери лифта не спеша разъехались в стороны. Синий свет лаборатории влился в кабину и вымыл пассажира прочь, в комнату, освещенную лишь огоньком настольной лампы. За столом, уставленным мониторами, обретались двое: худосочный взъерошенный паренёк в серой футболке и Василий Олегович.
Паренёк — одна из первых голограммных разработок профессора, ассистент Вадик с искусственным интеллектом. Благодаря мощному световому потоку, исходящему от компьютерных мониторов, голограмма получается достаточно плотной. Лишь вблизи можно было увидеть, что у сидящего за столом вместо ног — пустота: программа проецирует изображение строго по пояс. Таким ассистентам, как и людям, для их восприятия живыми большего и не надо. Роберт знал, что Вадик — всего лишь программа, но каждый раз при работе с ним чувствовал неловкость. В большей степени оттого, что был посвящён также в немаловажный аспект создания ассистента — программа была выстроена на основе воспоминаний профессора о его погибшем в автокатастрофе сыне. Василий Олегович был не только талантливым IT-специалистом, но и заядлым исследователем гештальтпсихологии.
Профессор, моложавый брюнет с усами ёжиком, в очках с тонкими круглыми линзами без оправы, солидный, в отглаженном белом лабораторном халате поверх тёмной рубашки без галстука, увидев вбегающего в лабораторию Роберта, сразу двинулся к нему навстречу. Обменявшись быстрым рукопожатием, Василий Олегович кивнул на кресло в центре комнаты:
— Запрыгивай! Посмотрим на твою Нину.
Роберт скинул пуховик и, чувствуя внутреннюю дрожь, забрался в лабораторное кресло — красную люльку, обтянутую фабричным полиэтиленом, с двумя жёсткими подлокотниками. Ботинки, уткнувшись задниками в мягкое сиденье, показались неуместными, а правая рука невольно дёрнулась от соприкосновения с холодным пластиком подлокотника.
Слева возник Василий Олегович и зажёг над Робертом лампу. От ослепляющего мутно-жёлтого света в первое мгновение появилась неприятная ассоциация с приёмом у стоматолога, но ассоциация почти сразу развеялась, а чуть сдвинутые к переносице брови профессора настроили на рабочий лад.
— Вадик, время? — оглянулся профессор на стол с мониторами.
— Семнадцать ноль-ноль, — тонким голосом сообщил ассистент.
— Фиксируй! — кивнул профессор и повернулся к Роберту. — Готов?
— Да.
— Ты помнишь, что нам нужны не только детали внешности, но — самое главное — твоё восприятие Нины? Ощущения, мысли, чувства. На второй стадии извлечения — твои пожелания по дальнейшей линии поведения фантома. У неё будет память, основанная на воспоминаниях об исходном образце, и заложенная линия поведения в связи с желаемыми изменениями. Безусловно, фантом имеет свои пределы развития. Исходный код очень важен. Благодаря коду фантом развивается в... новый образец, так скажем. Со своими плюсами и минусами.
— Василий Олегович, я в курсе. Приступим? — Роберт забеспокоился об убегающем времени.
— Во имя науки и любви, — весело подмигнул Василий Олегович. — Успеем. Подсознание твоё уже включилось, слой с Ниной разблокирован. Держи, — Гетман протянул ему стеклянную лабораторную чашку с одиноко болтающейся в ней капсулой.
— А есть в виде раствора в вену? В жидком состоянии быстрее.
— Нельзя, — профессор недовольно поджал губы и покачал головой. — Пробовали раствором, но был прецедент с подопытным: результат ему не понравился, закатил скандал, еле замяли. После дали распоряжение сверху: в вену — это наркотик, а в желудок — БАД. Так что глотай капсулу. Вода тут.
Роберт только сейчас заметил у левого подлокотника маленький металлический столик с водой в пластиковом стаканчике. Взял уже знакомую коричневую капсулу (глотал такие в течение последних трёх недель), сунул в рот, запил водой.
— Двадцать минут до поступления в кровь есть, займёмся датчиками, — сказал Гетман и занялся креплением ко лбу, к вискам и запястьям Роберта силиконовых кругляшей.
Место, к которому планировалось крепить оборудование, профессор предварительно смазывал прохладным гелем. То ли от этого геля, то ли от волнения, кожа на предплечьях Роберта покрылась пупырышками, тёмные редкие волосины забавно изогнулись кверху. Датчики присосались, профессор щёлкнул выключателем лампы, и Роберт погрузился в сумеречный свет. Прикрыл глаза — надо бы расслабиться в ожидании команды профессора.
Перед внутренним взором Роберта мгновенно возникло лицо Нины: серьёзное, задумчивое, с уже холодным и чужим взглядом. “Это в день последней встречи”, — мысленно отметил он. Дерзкое каре, обведённые чёрным глаза, на губах — розовый блеск. Нина активно осваивает давно желанную профессию парикмахера вместо брошенного два года назад обучения на экономическом факультете. Как и в день последней встречи, Роберт сосредоточивает своё внимание на двух мелких родинках, расположенных одна за другой, в сантиметре друг от друга, на левой щеке, чуть ниже высокой скулы. “Укус Дракулы!” — любила шутить Нина, объясняя родинками свои неожиданные приступы злости. “Когда появилась злость?” — задумался Роберт. Но смог только вспомнить, что в первые два месяца общения с Ниной никакой злости в ней не наблюдал. Любовался её лицом, на котором из косметики была лишь тушь для ресниц. Любовался застенчивой улыбкой, когда их взгляды пересекались. Неожиданно вспомнил своё разрывающее изнутри желание, чтобы она наконец-то распустила свои забранные в низкий хвостик длинные русые волосы. Нина. Нина. Из ангела в демона. Выскользнула — не удержал. Не смог.
— Василий Олегович, программа готова к началу извлечения, — голос Вадика вернул Роберта в действительность.
— Роберт, мы готовы, а ты? — обратился из-за стола Гетман.
— Готов, — откликнулся тот.
— На первую стадию у нас пятнадцать минут. Давай! — скомандовал профессор.
ПЕРВАЯ СТАДИЯ ИЗВЛЕЧЕНИЯ
Из объяснений Гетмана, данных Роберту в первую неделю эксперимента, он знал, что сейчас будет происходить: датчики на голове будут ловить вибрации его мыслей о Нине, датчики на запястьях — фиксировать физическое состояние организма через биение пульса. Далее датчики передадут информацию на жёсткий диск, где разработанная профессором программа переведёт поступившие сигналы на язык программирования. Так сформируется исходный код, куда затем поступит вторая волна обработанных сигналов, уже со второй стадии извлечения.
Роберт снова закрыл глаза. Образ Нины в момент их финальной встречи резко проявился перед внутренним взором. Неудивительно — понимание неизбежного расставания прописалось надолго острой болью внутри. Роберт переключился мыслями в их первый год знакомства: там, где у неё ещё был стандартный план на будущее, а у него — надежда на совместное будущее. Тот самый снежный февральский вечер, где их руки впервые соединились вместе, как бы выражая единогласный выбор двигаться дальше вдвоём. Неимоверное ощущение счастья, свобода от того, что неопределённость и сомнения испарились, сила и готовность быть самым сильным, смелым, лучшим для неё. Хрупкая, маленького роста, звонкая и упрямая — такой, раскрывшейся ему после первых застенчивых встреч, она нравилась ему ещё больше. Он любил снимать резинку с её косы, а затем перебирать пальцами волнистые пряди, укрывающие блестящим покрывалом её изящную спину. Память волнами приносила драгоценные сердцу детали, из которых складывалась вся Нина и которые, как выяснилось, он очень любил.
Они познакомились, когда ей было девятнадцать лет, а ему — двадцать. Она перешла на третий курс экономического факультета, он — на четвёртый физико-математического. В актовом зале университета организовали встречу со служащими банка, где в ближайшем будущем третьекурсникам-экономистам предстояло проходить производственную практику. Роберт тогда помогал подключать аппаратуру для выступления. Нина как прилежная ученица сидела в первом ряду, но, судя по взгляду, устремлённому в одну точку, предстоящая производственная практика её не интересовала. Девушка думала о чём-то своём так увлечённо, что не сразу заметила, как встреча закончилась, а болтающие между собой сокурсники начали расползаться по разным выходам из актового зала. Спохватившись, она вскочила, отчего тетрадь упала с её колен, и выскочившая от удара шариковая ручка откатилась прямиком под звуковую колонку. Доставал ручку Роберт. Так завязалось знакомство. “Наши руки соединила ручка!” — смеясь, вспоминала потом Нина.
— Семь минут, — обозначил середину истёкшего времени первой стадии ассистент.
Роберт сосредоточился на своём восприятии Нины. Какой она была для него? В первые пару месяцев их общения — застенчивой, романтичной, смешливой. Затем начались чудачества: она заигрывала с сокурсниками на глазах у Роберта, проверяя его на ревность; назначала сама свидание, а затем сказывалась занятой и отменяла встречу; злилась, если он звонил ей без предупреждения. Ветреная, — пожалуй, такая характеристика ей подошла бы. Однако Роберт знал (или он думал, что знал) причину такого поведения Нины — безотцовщина. Её родители вместе никогда и не жили. Отца Нина видела пару раз в своей жизни, мельком, в детстве ещё. “Алкаш”, — с презрением характеризовала она его. Роберт надеялся доказать Нине, что не все мужчины плохи. Ему, например, она может полностью доверять. Нина улыбалась его словам и ласково говорила: “Какой ты хороший!” Нина искала опору, Роберт пытался ею стать.
В их первый Новый год она остригла себе волосы по плечи. Сама. “Психанула”, — пожала плечами на его удивлённый взгляд. Затем она выбрила виски, сделала себе несколько пепельно-розовых прядей. После очередного эксперимента с волосами сообщила, что хочет бросить обучение в университете и поступить в колледж на специальность “парикмахер-универсал”. Роберт понимал, что в её семье творится что-то неладное. Однако Нина отказывалась говорить об этом. Как и о своих друзьях. Она, кстати, так и не познакомила Роберта со своими друзьями, а на встречные предложения Роберта о знакомстве с его лучшими друзьями, неизменно отвечала отказом, который сопровождала очаровательной улыбкой.
Её улыбка — отдельная магия. До встречи с Ниной Роберт не подозревал, сколь многое может быть сказано лишь улыбкой. И как улыбка способна оцарапать сердце, особенно адресованная не тебе.
Когда она попросила свободы, он отпустил её. Двенадцать месяцев она молчала — они были врозь. Он очень скучал. Именно в тот период заимел привычку проигрывать в голове вымышленные диалоги двух влюблённых героев. Он пытался переосмыслить своё общение с Ниной, найти ошибки, звоночки, выходы, варианты. Роберт не хотел признавать очевидное: она не любила его.
Но, вероятно, Нина успела привязаться к нему, поскольку однажды сама прервала их молчание, позвонив ему на мобильный. Конечно, Роберт узнал её голос! К тому же цифры её телефонного номера прочно отпечатались в его памяти. Да, даже сейчас он с лёгкостью мог назвать все цифры.
— Осталось три минуты, — предупредил ассистент.
Память Роберта вспышкой осветила клубок её несправедливых обвинений в его адрес, месяцы мучительного ожидания её звонка, обоюдною неловкость от недосказанности и незрелости. Роберт мотнул головой, мысленно прогоняя неприятное чувство прочь. Пусть Нина останется в нём яркой, дерзкой, неуловимой, родной, ласковой, беззащитной, тянущейся к нему, как росточек к солнцу. Он вновь почувствовал, как внутри него расцветает надежда на их новую встречу, вспомнил её поцелуи, как при объятиях Нина будто пряталась в его руках. Он помнил жар её горячих ладоней, подтрунивающие шутки в его адрес и одновременное иронизирование над самой собой. Воздушная, нежная, особенная — такой Нина жила в его сердце.
Аппаратура за столом Вадика громко пиликнула, извещая о завершении первой стадии.
— Хорошо, Роберт! — раздался довольный голос профессора. — Попей водички. До запуска второй стадии десять минут.
Роберт последовал рекомендации и приложился к уже знакомому стакану. Руки слегка тряслись от напряжённой мысленной работы. Предстояла вторая стадия извлечения. “Мечтания”, как называл её про себя Роберт. Он миллионы раз представлял, как могли бы сложиться их с Ниной отношения, если бы... Если бы она полюбила его с первого взгляда. Если бы она не исчезала на год. Если бы она ответила на его ночной звонок через два месяца после их финального расставания. Если бы...
Теперь Роберту предстояло сосредоточиться только на одном желанном варианте своего “если бы”. В соответствии с ним будет строиться дальнейшее поведение фантома Нины. Благодаря настоящим усилиям Роберта он получит шанс на исцеление себя в ближайшем будущем. “Шанс, но не гарантию!” — всегда заострял внимание Гетман на обсуждении с Робертом планируемых итогов эксперимента. “Шанс — это лучше, чем ничего”, — серьёзно отвечал ему Роберт.
ВТОРАЯ СТАДИЯ ИЗВЛЕЧЕНИЯ
Погрузившись в свои ощущения и мысли, Роберт не слышал бормотания профессора, которого удивляла такая сила чувств к одной особи женского пола. Гетмана с научной точки зрения интересовало поколение Роберта, которое представляло собой прослойку, застрявшую между нецифровым прошлым и оцифрованным настоящим. У этого поколения была ярко выраженная фантазия, окрашенная в одних случаях инфантилизмом, в других — ярым стремлением к материальному доминированию в обществе себе подобных. Фантазия тех, кто стремился к доминированию, шла на пользу всему нынешнему социуму, фантазия инфантилов уводила своих подопечных в сторону социальной нереализованности.
Роберт — первый подопытный, самостоятельно обнаруживший косвенную причину своей социально-заглохшей жизни и согласившийся её устранить. “Я зациклен! — делился он с профессором своим осознанием. — Словно ушёл в бесконечную рекурсию”. Профессор мог себе представить, что чувствовал Роберт. Сам Василий Олегович прошёл схожий опыт зацикленности в связи с погибшим сыном. Возможно, именно в силу принадлежности к другому поколению людей он смог самостоятельно найти выход из адского круга. Профессор разработал личного ассистента — программу, имитирующую сына: внешность, голос, отношение к отцу, — конечно, такое, каким оно осталось в восприятии самого Гетмана. Так профессор закрывал свои гештальты общения с сыном, воплощал в нём потаённое желание, будто сын идёт по его научным стопам. Профессор со всей психологической точностью осознавал, что ассистент Вадик — это его отказ смириться с потерей сына. Но именно этот отказ позволил Гетману продолжить жизнь, а не существование в колодце боли, которым был каждый его день без программы “Вадик”.
В случае же с Робертом профессор, помимо желания помочь человеку в случае зацикленности чувств, испытывал азарт экспериментатора. Дело в том, что, если его сын умер, то прототип будущего фантома Нины был жив и здоров, более того, живёт в одном городе с подопытным. Василию Олеговичу пригодились бы реально подтверждённые данные о влиянии фантома на жизнь Роберта и Нины. К тому же на основе программы “Вадик” профессор прописал ещё одну, благодаря которой фантом будет иметь полномасштабную 3-D проекцию в реальных размерах прототипа. “Как будто живой человек в тумане”, — пытался описать фантома Роберту Гетман.
— Программа готова ко второй стадии извлечения, — сообщил ассистент.
— Роберт, ты готов? — уточнил профессор.
— Готов, — откликнулся тот.
Вторая стадия извлечения требовала сосредоточения на желаемой линии поведения фантома. Роберт решил, что изменит лишь последствия финального расставания с Ниной, а точнее — сотрёт его. На месте расставания пусть запишется очередная причуда Нины: обидеться и замолчать до утра. А с первыми лучами солнца пусть она придёт в его съёмную комнату и займётся с ним любовью. А потом они решат быть вместе, найти квартиру, съехаться. Каждый день видеть друг друга, радоваться друг другу и знать, что ты ценен, важен, ты — единственный. Пусть бы Нина осталась парикмахером, он бы тоже ушёл на фриланс. Или нет: сначала он бы всё-таки купил им квартиру, а затем уже занялся своим бизнесом. По крайней мере, попробовал бы. Или устроился бы на дистанционную работу в крупную компанию. Отпуска они проводили бы вместе, дикарями или туристами — неважно, лишь бы вдвоём копить воспоминания о времени для двоих. Нина наконец-то познакомит его со своей семьёй и друзьями. Она будет видеть в Роберте героя, восхищаться его успехами, а затем взахлёб рассказывать о своих забавных клиентках. Да, у Нины будет много забавных историй. Роберт обожал, когда она рассказывала курьёзные истории, потому что тогда в её зелёных глазах поселялись маленькие светящиеся огоньки, щёки покрывались лёгким румянцем, а “вампирские” родинки старались убежать наверх, к скуле, но цели они своей достигали лишь тогда, когда история была окончена и Нина начинала заливисто смеяться. Роберту определённо хотелось больше никогда не видеть нахмуренные брови и недовольный взгляд Нины. И, конечно, с ним она больше не будет надолго замолкать, погружаясь в тёмные воды своих загадочных дум. Быть может, они поженятся. Да, определённо он сделает ей предложение, и Нина его примет, тут же с радостью кинется ему на шею. И этот шаг окончательно растворит их болезненное глупое прошлое. Навсегда. И впереди будет только светлое будущее, проистекающее из радостного настоящего.
Профессор наблюдал за Робертом, по лицу которого медленно расползалась довольная улыбка. Морщины на лбу разгладились, кисти рук расслабленно свисали с подлокотников кресла, сердцебиение приходило в норму (по сравнению с первой стадией извлечения).
Профессор на собственном опыте знал, как меняется жизнь, когда ты наконец-то получаешь то, что так долго хотел; когда то, что так долго мучило тебя, растворяется в памяти и становится лишь тяжёлым сновидением. Гетман верил в силу исцеления своей программой и надеялся реализовать её на большом рынке недолюбленного поколения в кратчайшие сроки.
ПОСЛЕ ИЗВЛЕЧЕНИЯ. НА УЛИЦЕ
Коротким кивком Семёныч проводил Роберта в морозный декабрьский вечер. Улица встретила его отрешённой тишиной. За два часа, что он пробыл в Центре, снег перестал, приглушив звуки и начистив пространство добела. Люди успели завершить свой рабочий день, купить по пути домой продукты, поставить машины на ночь во дворах и на придорожных стоянках. В окнах дома напротив Центра у особо жаждущих праздника и волшебства горели гирлянды: белые, жёлтые, разноцветные. У некоторых иллюминация заменяла балконные шторы. Люди ждали Нового года и январских каникул, Роберт — создания фантома Нины.
Гетман наказал позвонить ему через шесть дней, а до истечения этого срока не отвлекать ни под каким предлогом.
Роберт поёжился от кусающего уши мороза. Достал из кармана пуховика шапку, до максимума натянул её на уши. Поднял плечи, спрятал руки в карманы (с удивлением нащупав в одном из них мандарин) и сбежал по ступенькам вниз.
По тротуару тянулись пунктирные линии торопливых следов жителей города. Роберту спешить было некуда. У него впереди шесть долгих дней, сто сорок четыре часа ожидания, восемь тысяч шестьсот сорок секунд напряжения.
Решил не заказывать такси, а пройтись вдоль городской площади до автобусной остановки. С площади, несмотря на поздний час, слышалась работа техники: монтировали ёлку и зимний городок. “Через шесть дней моё персональное новогоднее чудо будет готово”, — с осторожностью, боясь спугнуть накатывающее волнами предчувствие счастья, подумал Роберт.
Автомобили и общественный транспорт раскатывали снег шинами, выбрасывали серые комья на обочины, наполняли пространство хрустом. Поднялся ветер и застелил тротуар позёмкой. Остановка находилась недалеко, но без тёплых носков ступни в ботинках начали мёрзнуть. Французские окна кофейни, расположенной около площади, манили жёлтым светом огонёчков. За ними в окружении деревянных панелей и живых декоративных маленьких ёлочек прятались от декабря две влюблённые парочки и компания из трёх девушек-хохотушек. Через окна кофейни Роберт видел, как девушки поочерёдно запрокидывали головы, сотрясаясь от смеха. Роберту отчаянно захотелось согреться, побыть среди незнакомых молодых людей, празднуя таким образом то, что произошло. Он решительно направился к приветливым огонькам. Одиночество съёмной квартиры было ничем не лучше зимнего холода. После извлечения туда совсем не хотелось возвращаться.
ПОСЛЕ ИЗВЛЕЧЕНИЯ. В КОФЕЙНЕ
Роберту достался маленький круглый столик в уютном уголке на стыке двух окон. Он сел таким образом, чтобы наблюдать панораму праздничной суеты на площади и сверкающий разноцветный поток машин. Голоса и смех посетителей кофейни обволакивали Роберта волнами тепла, ощущением сопричастности. Девушка-официантка заботливо поставила перед ним сэндвич с сёмгой, запечённый дольками картофель, кусочек лимонного кекса и капучино. Сэндвич и картофель умял сразу — последний приём пищи был в десять утра, капучино незамедлительно растворилось внутри. Заказал вторую порцию кофе. Теперь можно всё осмыслить.
Фантом Нины. Совсем скоро он будет готов. По словам Гетмана, эта Нина будет очень похожа на его, живую, однако, обладая свойствами искусственного интеллекта, она разовьётся в нечто другое. В кого? Понравятся ли ему новые плюсы и минусы Нины? Жаль, что негативные воспоминания об исходной Нине не удаляются даже после извлечения: без них, по словам профессора, невозможно насладиться вновь полученным счастьем, невозможно закрыть гештальт. А действительно ли он хочет его закрывать? Роберту вспомнился минувший разговор с таксистом. Старые страдания, новые страдания... Но ведь Роберт имеет право на счастье! На личное счастье. Пусть и с фантомом, а не с живым человеком, пусть и под наблюдением профессора, пусть со знанием, что его Нина — та, прошлая, живая, настоящая — жива и может ещё сама прийти к нему, если с семьёй у неё там не заладится, что ли... А он с фантомом. А он разлюбит живую Нину. Или сойдёт с ума.
Роберт усмехнулся, отхлебнул капучино, отломил вилкой кекс. Разве то, что происходит, не является сумасшествием? Горький вкус напитка и сладко-кислый вкус выпечки оказались идеальными дополнениями друг друга. Только сейчас Роберт обратил внимание, что девушки-хохотушки ушли.
Засобирался сам — после ужина стало клонить в сон. Оставил на столике вместе с оплатой по счёту и чаевыми мандарин. Отправился домой. Сперва на остановку, в автобус единственным пассажиром, затем в темноту съёмной квартиры с белёсыми квадратами света на линолеуме от окон дома напротив. Скинув в коридоре пуховик и мокрые от снега ботинки, прошёл в комнату и бухнулся на диван. Отсчёт шестидневного ожидания начался.
ДНЕВНИК ОЖИДАНИЯ
“25 декабря, 21:13”, — набрал Роберт в вордовском документе открытого ноутбука. Он расположился на кухне. Энергосберегающая лампочка без плафона под потолком светила ровным жёлтым светом, создавая иллюзию уюта. Рядом с ноутом стояли блюдце с крошками от печенья, которое купил в магазине днём, и кружка с остывшим чаем на донышке.
Вести дневник в течение шести дней ожидания велел профессор. Мол, ему очень пригодится описание чувств и переживаний Роберта для будущих исследований “продукта”, как Гетман называл свои фантомы. “Чем занимался в течение дня — тоже записывай: дела хорошо показывают, что внутри человека вертится”, — наставлял профессор, намекая на закрытость Роберта в непосредственном выражении своих чувств.
Что он сегодня делал? Проснулся в десять утра, заглянул в пустой холодильник и первым делом отправился в продуктовый. Закупил на неделю макароны, рис, курицу, пельмени, лук, морковь, чай, кофе, что почти закончился, молоко, печенье к чаю, кефир, майонез и мандарины. Приготовил плов, плотно позавтракал. Прокрутил ленту новостей в социальных сетях и мессенджерах. Поймал себя на крамольной мысли — найти страничку Нины в социальной сети, посмотреть, как она живёт. Сдержался. Проверил электронную почту на предмет писем с работы. Письма были, два за вчерашний день. Навернулась основная база данных. Восстановил из резервной копии. Пришлось повозиться. Благо профессия айтишника позволяет работать дистанционно. Затем дремал, кажется, до шести вечера. Проснулся, выпил кофе, прибрался: сменил постельное бельё и вымыл полы. Будто внутренне подготовился к новой жизни. Поужинал. Налил чаю и сел за дневник.
Весь этот перечень дел Роберт набрал на компьютере легко, а вот после того, как напечатал слово “Чувствовал”, застопорился. Курсор терпеливо мигал. Роберт медленно переводил взгляд с курсора на клавиатуру, затем снова на курсор и обратно. Помнится, первый и последний раз он пробовал выразить свои чувства в стихах к однокласснице в пятнадцать лет. Однако со строчками что-то не задалось, чувства так и остались внутри. А сейчас ему надо проявить чёрными буквами то, что кипело внутри весь день. Условие эксперимента, условие получения им его Нины.
“Разное”, — наконец напечатал он. Понял, что этого слова для профессора будет недостаточно. Трепет! Вот на каком ощущении он поймал себя в первые мгновения пробуждения: радостный трепет вперемежку со сковывающим страхом. Он радовался оттого, что скоро у него появится его — и только его! — Нина. Она будет рядом, настолько близко, насколько захочет он. Но то, что это будет другая Нина, пугало его. Во что — или в кого? — разовьётся эта Нина? Может быть, она, как и её оригинал, тоже отвергнет его? Что тогда? Скольких фантомов он готов сотворить? Станет ли он зависимым от фантомов? “А свободен ли я сейчас?” — промелькнула тут же мысль в голове. И всё-таки фантом — его единственный шанс на нормальную жизнь, а точнее — на жизнь без щемящей сердце боли. Быть может, закрыв гештальт с Ниной, он сможет начать новую жизнь, с другим человеком? Нина! Любоваться, как она хмурится или смеётся… Ах! Как он любил, когда Нина смеялась! Она слегка откидывала голову назад, отчего становился виден изгиб её тонкой шеи.
“Чувствовал одновременно радость и страх”, — набрал на клавиатуре Роберт, откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
“26 декабря, 20:47”, — в дневнике Роберта появилась новая строка. Всё та же кухня и полная кружка чая слева от ноута. Дела Роберта не отличались разнообразием: проснулся, поел, засел за игрушку, посмотрел стрим по ней же, пообедал, ближе к пяти вечера прогулялся вокруг квартала — синие сумерки правили бал: люди ещё не вернулись с работы, поэтому через оконные проёмы домов смело глядела на улицу зимняя ночь. Роберт шёл и плакал.
“С утра был твёрдо настроен на успех, вознамерился ждать финального дня. Вечером, на прогулке, плакал. Чувствовал сожаление, что с настоящей Ниной у нас так ничего и не вышло. И жалость к себе чувствовал, что вот так живу, соглашаясь на фантом. Поужинал. Хочу забыться сном”, — написал Роберт и опустил крышку ноутбука.
“27 декабря, 15:23. Снилась Нина. Не настоящая, а фантом. Но я очень хотел её поцеловать!” — набрал Роберт новую запись. Перечитал. Стёр последнюю фразу. Он представил перед собой лицо профессора. Образ Гетмана удерживал его от желания набрать номер и узнать о возможности явиться в Центр пораньше.
Мысли снова вернулись к тому, что видел во сне. Бугорок ключицы между тонкой шеей и декольте, падающим в разрез кожаной чёрной косухи. Мокрые кончики тёмного каре. Пара прядей, заправленных за ухо, выскользнула, бросив каплю на нижнюю часть лица. Капля медленно скатывалась в ложбинку между ключицами. А Нина безотрывно смотрела прямо на него. В её взгляде читалась манящая хитринка, согласие, позволение. Именно по этой хитринке Роберт понял во сне, что перед ним ненастоящая Нина, а Нина-фантом. Ему захотелось овладеть ею, присвоить эту Нину себе. Плевать, что она лишь фантом, воспоминание, образ, программа. К чёрту! “Это моя Нина”, — вожделел Роберт.
И тут же из памяти вынырнули две знакомые родинки, по очереди убегающие и догоняющие друг друга на левой щеке, чуть ниже высокой скулы. Нина, настоящая Нина, смеётся, она слегка пьяна. Или притворяется и намеренно позволяет любоваться собой ему, подперевшему обе свои щеки кулаками. Твёрдые “щёки-наждачки”, как их называла Нина. Ей нравилась его лёгкая небритость. Нравилось знать, что он готовился к их встрече: растил щетину. Нине нравилось владеть, манипулировать. Он знал это, знал! Но неизменно садился перед нею на колени и клал свою голову в её руки, собранные колыбелью для него, ладошками вверх. И такими эти ладошки были горячими! Его щека и ухо горели, и он плавился в этом огне, слушая, словно в морской раковине, как внутри у него бурлит море любви.
“28 декабря, 22:53. Весь день пытался собраться с мыслями. До сих пор не могу оформить их во что-то конкретное. Всё размыто и в голове, и в сердце.
Что я чувствую, профессор? Легче начать с того, что я думаю.
Думаю о том, хорошо это или плохо: сделать себе фантом? Трусость это или смелость и прогрессивный взгляд на мир, на управление своей жизнью? Я болен Ниной, настоящей Ниной. Я умираю без неё. Моя жизнь замерла, события густеют, превращаясь в болотную жижу. Но, как любой живой организм, я хочу жить. И потому согласился на эту таблетку — фантом Нины. Я не имею в виду, что вы так же слабы, как и я, создав фантом сына. Я несу чушь, но пусть она будет здесь. Мешанина мыслей. Трясина, отвратная, источающая зловоние, как в лучших кошмарных снах.
Я хочу жить! Фантом Нины сделает меня счастливее. Я перестану гнаться за ней, перестану стоять на месте, ожидая её возвращения, перестану ждать от неё звонка, СМСки на телефон. Перестану ли?
Нина. Нина. Нина, Нина, Нина!.. Везде она. Словно смерть.
Словно она уже стала фантомом. Моим личным фантомом, и ждёт своего проявления.
У вас было так же, профессор? Ваш сын уже был фантомом, прежде чем вы проявили его? Несравнимые категории, простите меня. Простите.
Но если так, то я не дублирую настоящую Нину, а проявляю ту Нину, которая существует во мне. Проявляю слепок её, воссозданный из моего восприятия. Да, всё так. Быть может, вся эта история изначально имела своим финалом создание моей Нины. Тогда всё правильно. Всё правильно. И настоящая Нина здесь ни при чём. Настоящей Нины никогда и не было рядом со мной. Была всегда лишь моя фантазия о Нине. Со мной всегда был фантом Нины! Всегда! А я бредил настоящей Ниной. Настоящее — что это? Как его отличить... от чего?!
Кажется, я поехал кукухой, профессор. Весь день сегодня такой.
Что я чувствую?
Волнение. Да, волнение”.
“29 декабря, 16:27. Забился в квартиру, я в панике. Можно поработать, даже нужно, но не могу, не могу. Осталось два дня, и я услышу ваш голос, профессор. И вы мне скажете: “Фантом готов. Приезжай” И когда я представляю это, мне нечем дышать. Я будто лечу и падаю одновременно. Потом мне представляется Нина-фантом. Наши взгляды снова встречаются. Как тогда, в самый первый раз, когда она повернула голову. И я вижу интерес в её взгляде. Не осуждение, презрение или власть, а интерес. И в этот момент я будто растворяюсь, погружаюсь в успокаивающие воды и тут же оказываюсь без воздуха вновь — под водой, под давлением собственной памяти о том, каким стал её взгляд в конце, в наш последний день.
Мне нечем дышать профессор. Я хочу и не хочу этой встречи. Я боюсь снова испытать боль. Я хочу снова почувствовать радость. Залипнуть мошкой в любви, в первых прикосновениях, в первом бесконечном поцелуе её губ. Но ведь я не смогу поцеловать её! Она же будет голограммой! Наночастицами, волнами или чем там ещё?! И только воспоминания. Только воспоминания”.
“30 декабря, 22:40. Завтра Новый год. Завтра моя новая жизнь. Плохо спал ночью. Когда комната наполнилась красным светом от зимнего солнца, поднялся с постели. Сделал кофе. Долго смотрел на спящую улицу. Суббота. Кофе остыл, вылил в раковину. Новый делать не стал. Оделся, вышел в мороз. Прошёлся до набережной, замёрз основательно и только тогда вернулся в квартиру.
Я сделаю это, профессор. Пусть у меня будет своя Нина-фантом. Я ничего не теряю. У меня нет ничего, кроме страданий.
Вы говорили мне, что страдания, связанные с прошлым, не убираются у человека ни до, ни после создания фантома. Вы понятно объяснили мне, почему: если убрать страдания до извлечения воспоминаний, то фантом окажется далёким от настоящего образца; если убрать после — не смогу всецело насладиться полученным счастьем. Всем известно, что после потери вновь обретённое счастье чувствуется острее. Всем, но не мне. Я хочу убедиться в этом сам.
Я хочу иметь кое-что ещё, помимо страданий: личное счастье. Я имею право на своё личное счастье. Пусть даже в виде фантома”.
Роберт откинулся на спинку стула. Перечитал последний абзац. Закрыл ноут, встал из-за стола и побрёл в комнату. Там он бухнулся на диван и крепко заснул.
СНОВИДЕНИЕ РОБЕРТА, ЧАСТЬ 3
Тот самый перекрёсток. Машины остановились, и светофор переключился на зелёный.
“Пойдём! Ну!” — горячая ладонь нетерпеливо дёрнула его правую руку вперёд. Роберт удивился контрасту: маленькая белая ладонь обхватила его большую, в перчатке тёмно-серого флиса. Мгновенное узнавание. “Нина!” — промелькнула восторженная мысль в голове Роберта.
“Возьмёмся за руки?” — услышал он с левой стороны. Повороты головы были по-прежнему ему недоступны, но руки свои Роберт видел хорошо. К тыльной стороне его левой ладони, безвольно свисающей вдоль тела, тянулась мизинчиком изящная миниатюрная кисть женской руки, вернее поддёргивающееся сине-серое изображение руки. А если быть ещё более точным — голографическое изображение.
“Фантом Нины”, — определил внутренний голос Роберта. По телу разлилось напряжение.
“Ну, пойдём! Пойдём!” — настаивала Нина справа. “Возьмёмся за руки?” — одновременно просила Нина-фантом. Роберт не мог отвести взгляд от полупрозрачного изображения фантомной руки, мизинец которой уже давно проник в его руку, но не вызывал никаких ощущений. Приближалась очередь безымянного пальца. Нина-фантом медленно, но верно сливалась с Робертом. А он не мог пошевелиться. Лишь чувствовал, как в правой руке ладонь настоящей Нины становится всё горячее и горячее, подёргивания — всё нетерпеливее: “Пойдём!” Ладонь фантома наполовину влилась в руку Роберта. “Пойдём!” — “Возьмёмся?” — “Пойдём!” — “Возьмёмся?” — “Пойдём!” — “Возь...”
СЕДЬМОЙ ДЕНЬ
Роберт рывком сел, вытаскивая своё сознание из неприятного сновидения.
Зазвонил телефон. На экране высветилось: “Профессор”. Спешно провёл рукой по лицу, пытаясь окончательно проснуться, и принял вызов:
— Алло?! Алло! Василий Олегович?
— Доброе утро, Роберт. Фантом готов, приезжай в Центр... И захвати дневник!
— Понял. Сейчас могу?
— Да, жду.
И профессор нажал отбой.
Собирался впопыхах. Руки тряслись, правая нога запуталась в штанине. Натянул тёмную водолазку. Ринулся в ванную. Ополоснул холодной водой лицо. Глянул на себя в зеркало. Неудовлетворённый внешним видом, чертыхаясь, начал стягивать водолазку через голову. Мотнул головой, чертыхнулся в который раз и, отбросив гиблую идею с переодеванием, заглянул на кухню. Там он хлебнул воды из-под крана — на кофе не было времени. Снял ноут с подзарядки и заказал такси.
Через четыре минуты Роберт сел в машину, прижимая левой рукой к расстёгнутому пуховику ноут. В правой руке он держал мобильник. Небрежно натянутая шапка теперь сползала вверх на середину ушей.
— С наступающим! — приветствовал пассажира водитель.
Роберт кивнул:
— И вас.
Дрожь внутри него не прекращалась ни на мгновение.
Завидев жёлтый пуховик за стеклом пластиковой двери, Семёныч поспешил навстречу.
— Доброго утречка, — кивнул вахтёр, пропуская Роберта в Центр, и запер за вошедшим дверь. Прошаркал на пост и набрал комбинацию цифр на пульте управления перед собой. Из динамика, расположенного внутри вахтёрской будки, послышался голос профессора: “Прибыл?”
— Прибыл, Василий Олегович, — ответил Семёныч. Профессор нажал отбой. — Ждём-с, — сказал вахтёр Роберту.
“Ждём-с...” — эхом повторил про себя Роберт, чувствуя тяжёлые удары своего сердца. Он ждал этого момента шесть дней, и вот он почти свершился. Но Роберт вряд ли к нему готов.
В противоположной от привычного Роберту маршруту стене образовался освещённый проём, откуда в холл Центра шагнул Гетман. В первое мгновение Роберт его не признал, затем понял, в чём дело: профессор сбрил усы. В остальном же образ директора Центра остался неизменным: тонкие круглые линзы очков без оправы, чуть ли не накрахмаленный белый халат поверх тёмной рубашки без галстука.
— Приветствую! — профессор обменялся с Робертом быстрым рукопожатием. — Дневник принёс?
— Вот, — Роберт чуть выставил вперёд руку с ноутбуком.
— Ага... Ага... — задумчиво закивал удовлетворённый ответом профессор. — Готов? — спросил он, пропуская жестом Роберта в светлый проём.
— Кажется, — неуверенно ответил тот и вошёл в кабину.
— Обсудим, — кивнул профессор, нажимая кнопку закрытия двери.
Роберт не почувствовал какого-либо движения, однако через несколько секунд они вышли на этаже подземного уровня. Роберт понял это, увидев табличку с номером “—7”. Минус перед цифрой говорил о том, что этаж расположен ниже уровня земли. В данном случае на семь уровней ниже уровня земли.
— Секретный секрет, — с улыбкой заметил профессор, заметив удивление Роберта. И добавил: — Этаж “Сотворённых”.
— “Сотворённых”? — не понял Роберт.
— Не одним твоим проектом занимаюсь, — директор Центра дёрнул плечом.
Роберт кивнул и уже ни слова не говоря проследовал за профессором по глянцевому, молочного цвета коридору с множеством кабинетов по левой стороне к точке назначения.
Когда профессор остановился перед одной из дверей, Роберт придержал его за локоть:
— Василий Олегович, сейчас?
— Конечно, нет, — усмехнулся Гетман. — Надо понять, насколько ты готов, — и, уже шагая в помещение (дверь отъехала в сторону и скрылась внутри стены), закричал: — Вадик, включай заглушку!
ПОДГОТОВКА К ЗАВЕРШАЮЩЕМУ ШАГУ
Помещение, в которое вошёл Роберт, напоминало, скорее, уютную гостиную в стиле минимализма, нежели кабинет научного сотрудника. Светящиеся мягким белым светом стены, пол и потолок размывали границы восприятия глубины и высоты пространства. Немногочисленная мебель — круг циновки на полу, в центре которого расположился невысокий журнальный столик, ножки и деревянная поверхность которого блестели отполированным деревом светлого орехового оттенка, да четыре плетёных деревянных кресла с белыми хлопчатобумажными подушками — состояла сплошь из природных материалов. На столике стояли стаканы и графин с водой, а также внушительного размера моноблок с проецируемым из него Вадиком.
— Включил! — отрапортовал ассистент. Роберту проекция Вадика за все встречи с ним помнилась одной и той же: худосочный паренёк со взъерошенными тёмными волосами в серой футболке.
“Либо вид фантома неизменен, либо так проявлен консерватизм самого профессора”, — промелькнула у Роберта мысль.
— Располагайся, Роберт, — Гетман пригласил его на одно из кресел. — Поболтаем, посмотрим дневник.
Роберт поставил ноут на столик, снял пуховик, стянул со взмокшей то ли от волнения, то ли от быстрой ходьбы головы шапку, засунул её в рукав пуховика и, нарочито медленно сложив своё имущество в одно из кресел, уселся в ближайшее, напротив профессора. Тот уже распахнул ноутбук и повернул его к ассистенту.
— Вадик, дай картинку дневника, — скомандовал он.
Через пару секунд по одной из стен помещения пополз по направлению к потолку текст дневника Роберта.
Одно дело, когда твои личные записи читают и анализируют без твоего ведома, и совсем другое, когда делают это при тебе. Роберт заёрзал в кресле. Будущее “Личное счастье” ставилось им теперь под сомнение.
— Понятно, — заключил через некоторое время Гетман, ознакомившись с текстом дневника.
По лицу профессора Роберт не мог понять, какие эмоции вызвали у профессора его записи: остался ли Гетман удовлетворён ими или разочаровался? А главное — в чём Роберт отчаянно не хотел признаваться самому себе — что говорят профессору эти записи о готовности Роберта к встрече с фантомом?
— Можешь свернуть, — Гетман дал распоряжение ассистенту. “Дневник ожидания” исчез со стены.
— Я готов? — спросил у профессора Роберт, не в силах больше терпеть это затянувшееся неведение.
Василий Олегович откинулся на спинку кресла, соединил перед собой кисти рук в замок, замер на мгновение, затем поднёс руки к лицу и почесал “конструкцией” над верхней губой, — видать, новые усы пробивали себе дорогу наружу. После вернулся в прежнее положение, прикрыл глаза и с минуту молчал.
Всё это время Роберт напряжённо ждал на краешке своего кресла, ёрзал, бросал взгляды на Вадика, копошащегося в моноблоке.
— Хорошо, — наконец проговорил профессор, будто согласившись с чем-то внутри себя, и занял деловую позицию. — Обговорим финальные приготовления. — Гетман слегка надавил на боковину журнального столика со своей стороны. Боковина выехала; оказалось, что дизайнерским решением наличие ящика в журнальном столике было определено именно таким образом. Профессор достал из ящика увесистую пачку бумаги и пояснил: — Твой договор-инструкция к фантому на бумажном носителе. Первую часть ты подписал в электронном варианте — всё, что касалось извлечения и создания, — поэтому на первой части договора твоя подпись имеется. А вот вторая часть изложена специально на бумажном носителе. Согласно исследованиям, текст на бумажном носителе задействует более глубокие мозговые центры и... Впрочем, — профессор прервал себя, — нет смысла забивать твою голову научными премудростями. После подписания на бумажном носителе договор будет оцифрован. Ты помнишь, мы с тобой проговаривали вторую часть договора при подписании первой?
Роберт кивнул, поскольку во рту у него от волнения пересохло, и сказать даже простое “да” он не мог: не хотел выдать свои чувства.
Профессор протянул пачку бумаги Роберту:
— В целом она не изменилась, но, прежде чем подписать, всё же пробегись по ней глазами ещё раз.
Роберт снова кивнул, принимая пачку из рук профессора.
— Я лишь замечу, что если ты чувствуешь сомнения в своей готовности к встрече с фантомом, в том, чтобы терпеть последствия этой встречи, в связи с изменением своего решения уже по факту, то... — Василий Олегович на пару мгновений поджал губы, словно не хотел заканчивать начатую речь. — В общем, ты можешь отказаться до подписания второй части.
Да, Роберт помнил об этой оговорке, об этой привилегии, несмотря на все затраченные ресурсы со стороны Центра.
— Тебе надо подумать, — констатировал профессор. — Моего внимания требует ещё ряд вопросов в соседних кабинетах, поэтому на некоторое время оставлю тебя. Как будешь готов, скажи Вадику, он вызовет меня.
Гетман кивнул и вышел из помещения. Вадик, не обращая никакого внимания на Роберта, продолжал что-то исследовать в глубинах моноблока.
Роберт налил себе стакан воды, выпил и откинулся на спинку кресла, как недавно это проделал профессор. Ему нужно было время для принятия окончательного решения.
ПУНКТ ДОГОВОРА И РЕШЕНИЕ РОБЕРТА
Итак, Роберту нужно принять окончательное решение.
Допустим, он согласится довести эксперимент до конца, встретится с Ниной-фантомом, заберёт программу домой и попробует построить счастье под пристальным наблюдением Гетмана, Вадика, иных сотрудников Центра.
Или же, несмотря на решимость довести начатое до конца, он, увидев фантома за стеклом лаборатории, всё-таки не сдюжит. Во второй части договора такой случай предусмотрен: фантом останется в лаборатории, его уничтожат. Сможет ли Роберт простить себе это знание или к страданиям по настоящей Нине добавятся переживания за Нину-фантома? У фантома же будет его сознание! Она будет почти живой, способной развиться в нечто самостоятельное.
Роберт передёрнул плечами.
А что, если всё оборвётся на стадии встречи? Что, если, встретившись с Ниной-фантомом лицом к лицу, он почувствует неприязнь, сомнение, нежелание продолжать участвовать в этом? Этот вариант также прописан в договоре. В конце концов, не зря сам Гетман состоял в авторском коллективе его составителей. Гетман — знаток психологии. Как только человек вступит в контакт с фантомом, произойдет мгновенная нейрохимическая связь. Поэтому отказ от продолжения эксперимента на данном этапе будет равносилен убийству самого себя. Чтобы человек выжил и не сошёл с ума, из его сознания будут удалены все воспоминания и об исходнике, и о фантоме. А это повлечёт полную деформацию личности человека. Безусловно, сотрудники Центра найдут специалистов, которые помогут ему в адаптации к новому, вычищенному сознанию. За дальнейшие последствия Центр ответственности не несёт. Для Центра Роберт перестанет существовать.
В виду колоссальных вложений Центра в не доведённый до конца эксперимент, Роберт более никогда не будет признан годным. Поэтому предоставленный шанс является единственным. Дать заднюю после отказа не получится.
При отказе от продолжения эксперимента до контакта с Ниной-фантомом риск только в том, чтобы остаться со старыми страданиями, по сути, принять текущую реальность, в которой нет настоящей Нины и шансов на её появление в будущем Роберта тоже нет.
Отказаться от продолжения эксперимента после контакта с Ниной-фантомом означает утратить себя, превратиться в другого человека. Зачем этот риск?
Роберт усмехнулся, он знал ответ: перманентная боль нереализованной жизни именно с Ниной давным-давно уничтожила его как личность. Без Нины нет Роберта.
Он очень старался, но так и не смог вспомнить, каким он был без Нины. Роберт обнаружил, что помнит себя только во взаимосвязи с ней. В его голове оголилась болезненная нить вопросов: “Существовал ли я когда-нибудь? Существую ли я сейчас? И кто этот я? Где сейчас? Сейчас — это когда?”
ЗАВЕРШАЮЩИЙ ШАГ
Кажется, Роберт задремал. Приветствие Вадика: “Рад вас видеть, профессор!” — заставило тело Роберта дёрнуться и ощутить всю “прелесть” страдания от неудобно запрокинутой головы на время сна.
— Взаимно, Вадик, — ответствовал Гетман. — Перегруз? — обратился он Роберту.
Роберт утвердительно кивнул, попутно наливая воду в стакан. Хотелось пить.
Василий Олегович устало опустился на прежнее кресло. Приподнял очки, потёр переносицу, тряхнул головой и требовательно спросил:
— Ну?
Роберт опустил взгляд на бумаги в своих руках, потряс ими, будто взвешивая, и возвратил на журнальный столик.
— Не смогу, — сказал тихо, но твёрдо.
— Заводить на удаление, профессор? — спросил ассистент.
Роберт сразу понял, что речь о Нине-фантоме, напрягся. “Удаление” — вот каким определением они пользуются, когда образец не нужен.
— Погоди, — остановил Вадика Василий Олегович и ещё более пристально посмотрел в лицо Роберта. Что видел в его глазах гений психологии, Роберт не знал. Сам он не мог ничего считать с лица профессора. Прошло ещё несколько минут в напряжении. Наконец Гетман легко откинулся на спинку кресло, шумно выдохнул, улыбнулся: — Не смей испытывать чувство вины, — наставительно сказал он, — отказ предусмотрен договором. Центр учитывает риски, всё в порядке.
Роберт осознал, что ему нужны были именно эти слова профессора. Облегчённо вздохнул, попробовал улыбнуться, но просто поджал губы, не понимая толком, что в такой ситуации будет уместным.
Профессор поднялся с места, протянул руку для прощания:
— Собирай вещички и проваливай, мне пора искать другого подопытного, — беззлобно произнёс он.
Роберт поднялся и поблагодарил профессора, пожимая ему руку.
— Лифт там, — кивнул Гетман за спину Роберта.
Роберт обернулся, за его спиной светлел проём знакомой кабины. С пуховиком и ноутом в руках он шагнул в лифт, дверь которого закрылась прежде, чем он успел обернуться и попрощаться с профессором.
Лифт доставил Роберта прямиком в холл Центра. Семёныч уже открывал двери, выполняя распоряжение проводить гостя. Вызывать такси Роберт не стал, понял, что открытые двери — ясный намёк покинуть Центр как можно скорее. Поместив ноут на выступ вахтенной будки, спешно вытащил шапку из рукава пуховика, водрузил её на голову, набросил пуховик и, не застёгиваясь, поспешил наружу.
— С наступающим! — проговорил Семёныч вслед.
— И вас с наступающим, — ответил Роберт и вышел в праздничный вечер.
ДОПУСК К ВЗАИМОДЕЙСТВИЮ
Когда двери лифта закрылись, снова превратив полотно стены в единое целое, ассистент вывел туда видео трансляции. В кадре виднелась часть затемнённого помещения с множеством пустующих мягких кресел, амфитеатром уходящих куда-то вверх. На первых трёх рядах расположились шесть существ, использующих человеческую оболочку начала двадцать первого века — то есть именно ту, к которой привык профессор. Создавалось впечатление, будто Комиссия находилась в зале кинотеатра и смотрела кино о проводимом профессором эксперименте.
Гетман знал, что беседующая с ним форма разума просто применяет образы, доступные его пониманию, из вежливости. Но он не был уверен, что следящее за трансляцией командование, поручившее ему выполнение данного эксперимента и разрешившее прямое общение с Комиссией, воспринимает существ в тех же образах, что и он. “Белов, вероятно, видит соединение химических элементов, и всё”, — с усмешкой подумал Василий Олегович.
Прозвучал сигнал к началу разговора.
Профессор подтянулся, приготовившись услышать вердикт:
— Наши поздравления, Василий Олегович, — чуть медленнее, чем привычно человеческому уху, проговорило центральное существо (межпространственная “подушка” растягивала преобразование иноземных звуков в русский язык — сказывались расстояния Второй многослойности). — Вы доказали наличие интересующей нас алогичной рудиментарности чувственного спектра по объектам, зафиксированным появлением в континууме в период завершения последнего столетия двадцатого века привычного вашему пониманию временного охвата.
Говорившее существо сделало паузу, то ли подчёркивая важность момента, то ли всё ещё сомневаясь в принятом решении.
— Допуск к взаимодействию разрешён, — наконец проговорило оно. — Дальнейшие инструкции переданы фантому.
Экран погас, возвещая об окончании сеанса связи не только с Комиссией, но и с командованием.
— Вывести инструкции, профессор? — тут же предложил Вадик.
Гетман отрицательно покачал головой, опустился в кресло, снова собрав руки в замок под подбородком. Какой ему толк смотреть инструкции, если работу по базе исходников могут поручить другой структуре. Он выполнил поставленную ему задачу и теперь мог позволить себе отдохнуть.
Профессор неимоверно устал. Не от работы, нет! Работа отвлекала его от непрекращающегося внутреннего спора с самим собой. Этот спор однажды расколол его надвое и никак не позволял срастись в единое целое. Одна часть его личности пыталась отринуть прошлое и начать жизнь с чистого листа, а другая саднила, болела, ныла и выла монотонно, без передышки день за днём, год за годом, кажется, — вечность.
Профессор не осуждал Роберта, он в какой-то мере понимал его, возможно, даже лучше, чем сам подопытный понимал себя.
Гетман завидовал Роберту. Завидовал той болезненной частью себя, которая навсегда зацементировала профессора в его собственном сладком аду.
Парень не вернётся, но итоги эксперимента могут пригодиться при работе с базой исходников.
— Архивируй Нину, — наконец произнёс Василий Олегович.
— Выполнено, профессор, — отозвался через мгновение ассистент.
— Сегодня Новый год, давай праздновать.
— Принято, профессор. Запускаю “Дар”.
Ассистент приглушил в помещении свет и вывел на экран полный цикл записи жизни своего исходника — Гетмана Вадима Васильевича.
Профессор откинулся на спинку кресла. Сначала он, улыбаясь одними глазами, молчал, а затем губы его непроизвольно зашевелились вместе с губами говорящего на экране сына.
Факт останется фактом: он уже сделал фантома и сделает ещё. Человечество ещё долго не избавится от пережитка, обозначенного одним, совершенно не объединяющим словом “любовь”.
Прежде чем в результате воздействия исходный код человечества изменится, пройдёт не один миллиард лет. Как бывало прежде и будет потом.
А сейчас профессор снова и снова переживал сына. Во всех смыслах “переживал”. Алогично. Необъяснимо. Неуправляемо.
АНТОНИНА ЯХИНА НАШ СОВРЕМЕННИК № 2 2025
Направление
Проза
Автор публикации
АНТОНИНА ЯХИНА
Описание
ЯХИНА Антонина родилась в 1988 году в городе Благовещенске Амурской области. Окончила юридический факультет НОУ ВПО БФ МосАП при Правительстве г. Москвы. Специалист по связям с общественностью МБУК “Муниципальная информационная библиотечная система”. Член Молодёжного Амурского литературного объединения. В 2022 году выступила в роли куратора Дальневосточной литературной резиденции АСПИР. Основатель Мастерской для юных писателей “Волшебники историй”. Тексты опубликованы в журналах “Север”, “Пролиткульт”, “Российский колокол”, сборниках и альманахах. Лауреат конкурсов “Северная звезда” (2022), “Ода городу” (2022), “Человеки и коты” (2023). Участник Мастерской АСПИР во Владивостоке (2023), Форума молодых писателей России (2023). Живёт в Благовещенске.
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос