ДЕНИС ПОПОВ НАШ СОВЕРЕМЕННИК № 4 2025

МОЙ ДОМ — ПРОДУВНАЯ МИШЕНЬ

*   *   *
Мне приятно молчания благо,
Ну а доброе слово — вдвойне.
Не с того ли порою бродяга
Улыбается мне, как родне.

Не с того ли я для диалога
Сам от Бога другого не жду,
Что и там, где ни капли святого,
Я в сочувствии вижу нужду.

Нет других нас в такие моменты
Друг для друга и нет у небес,
Хоть у брошенной в банку монеты
Ни на грамм не меняется вес.

Ничего, что не сказано прежде,
И в стихах я сказать не смогу,
Но и всякой лишенный надежды
К нищим духом в любви не солгу.

*   *   *
— Что ты несёшь, Ёжик?
— Море.
— Зачем тебе море?
— Скоро зима, а я всё один да один...
м/ф “Осенние корабли”

Пусть расклад мой Бог перетасует,
Жизнь, как воду, держу на весу.
Если спросят меня: что несу я?
Я отвечу, что — море несу!

Человек в одиночестве зябок,
А особенно — зябок зимой.
Лягу спать, и оно с боку на бок,
А проснусь — море рядом со мной.

Пусть на обуви, что в коридоре,
Грязь осенняя, не отскоблишь! —
Засыпаю.
Шевелится море.
Просыпаюсь, а море мне: Шшш-ш!..

*   *   *
Скрипит на ветру малохольный
Мой дом — продувная мишень.
И прессу читать нынче больно,
Как будто гвоздём по душе.

Привычное преодоленье
Стихийности русской судьбы,
Где не выбирают рожденье,
Зато выбирают гробы.

И веру, и даже за веру
Неловко безверья в разгар...
Как ветер заходится нервно!
Как пуст в будний день тротуар!


АНТИУТОПИЧНОЕ

В сероте осенней, в маяте,
Напишу “Ура!” — на всякий случай!
Не слыхал давно ура в Ухте,
Да и по стране с ура не лучше.

Напишу “Ура!”, чтоб не забыть.
Пусть считают аббревиатурой.
Кто-то да поймёт, что “я здесь был...”
П’од ручку с вертлявой жизнью-дурой.

Может быть, когда они придут,
Дни Ура, меня уже схоронят.
Я бы прокричал, но не поймут
Те, кто не застали время ’ОНО.


*   *   *

Как тлеют сопки в сентябре!
Как мох алеет!
А жизнь, что спит в моём ребре,
Меня жалеет.

Скольженье уток над водой
И туч скольженье.
Не оставляй меня с собой,
Оставь жаленье.

Не оставляй меня воде,
Не то утопну.
И сквознячок в моём “нигде”
Дверями хлопнет.

Как тянет океан на дно
В пучину вхожих!
Как много ягод подо мной,
На кровь похожих.

*   *   *

Из принципа “Не грезит счастьем тот,
кто счастлив” о любви не стану грезить
однажды, может быть, когда пальто
прожгу своё нечаянно, в подъезде
залипнув с папироскою в руке,
к тебе далёкой мысленно прижавшись.
В трубе кирпичной, словно в мундштуке,
луна алеет, от зари занявшись.
И я курю упавшим угольком
и пуговку — лирическую ноту
верчу в руке и думаю: легко
как может отрываться плоть от плоти!

*   *   *

Мне не стыдно, что жив я, поскольку погибли не все, —
Слава богу! — не все
на Ив’ановом, Б’ыстрицком*, прочем,
в небо серое глядя, в лесной залегли полосе,
как безвестные воины вечных российских обочин.

Кто прошёл 90-е, кто в нулевых не пропал —
Не сорвётся уже, — говорят, — точно дрон-камикадзе.
Не грусти, что на нежность рука моя нынче скупа,
Что вокруг — не посмертье, я тоже поверил не сразу.

Не печалься о прахе, душа моя, все мы — не больше, чем прах.
С нами мёртвые наши и с нами — не все, но — живые.
Пусть не высохнет лето Господне у нас на губах,
Ибо пил бы и пил бы его, просыпаясь впервые.

<* Иваново, Быстрицкое — названия кладбищ в Усть-Цильме и Кирове.>

*   *   *

В прогалах туч заката бледный свет.
Дрожит, как птичья трель, на листьях влага.
Мне сорок пять почти, но я салага,
От жизни ничего не ждущий шкет.

Как данность — жизнь, и словно нет долгов:
Край неба, несмотря на хмарь, прозрачен.
Я не забыл о тех, кем мир оплачен,
Я просто вспомнил — как любить его.

Я просто вспомнил, как среди смертей
Призывно белой может быть бумага.
Когда б не люди рядом, я б заплакал,
Пускай они лишь в памяти моей.

*   *   *

Пустой акации стручок
Похож на крошечную лодку.
И та, чей якорь в берег воткнут,
Пуста, как у реки песок.

Ни глаз моих над водной тьмой,
Ни синевы твоих горошин.
Но тянет вспомнить о хорошем —
О грустном вспомнится само.

У речки, от дождя рябой,
Свисти другой в стручок винтажный.
В одну не входят воду дважды,
Как и в ушедшую любовь.

*   *   *

То ли плач, то ли скрип, то ли скрежет,
то ль всего понемногу — на слух.
Город чайками в мае прорежен:
нет названия чаек числу.

И, летящий по диагонали,
снег естественен в этой среде.
Как за место с ним ни хлопотали
чайки, жмётся и жмётся к воде.

Как опасно они ни сближались,
снег с крылами, со скрежетом плач —
разошлись.
Разошлись и расстались,
как с ветвями саврасовский грач.

*   *   *

То ль не время в небе над отчизной,
То ль Господь трепаться не велит:
Как на самом деле после жизни —
Ни один мертвец не говорит.
Может быть, язык людей усопших
Слух живых расслышать не могёт?
Надоело шум берёз намокших
Подгонять под русский перевод.

Были живы — не о том да бегло.
Редко-редко, чтоб глаза в глаза...
Говорю за них почти полвека,
За себя ни слова не сказав.