ПО ПАМЯТИ
РАССКАЗ
Получив премию “Нацбест”, Лёха захотел домой. Года два не был. Да и в прошлый раз приезжал на фестиваль, а домой так заскочил, до кучи. А теперь потянуло. В принципе, поездка была бы полезной и для литературных дел: Лёха уже подзабыл местные словечки и весь образ мышления, который в уральской провинции, конечно, от столицы весьма отличается. А редакторы, он заметил, любят как раз “местный колорит”. В общем, поехал.
Самолёты он любил не только за быстроту, но и за красоту, чистоту и приличную публику. Но из областного центра всё равно пришлось тащиться всю ночь на автобусе. “Когда уже сделают в каждом городе по аэропорту, как в Америке”, — вздыхал литератор, глядя на черноту за окном. Там и при свете дня смотреть не на что: стена леса, очень редко прерываемая заправками и кафе. В Лёхином городке автобус останавливался на самой окраине, у вокзала, и шёл дальше на север. На пустой площади, кроме него, вышел ещё один парень, который сразу зашагал в глубину частного сектора. Лёха позвонил в “Яндекс”, но машин не было. После нескольких попыток он обшарил остановку в надежде найти рекламу местного такси, но ничего не обнаружил. Три часа ночи, темнота, и ни души вокруг. Отвык, значит, от провинциальной жизни.
Вдруг с тарахтением подъехала к нему старая “Лада”, и водитель южной национальности крикнул:
— До автовокзала вызывал?
Леха понял, что это такси, и ринулся к нему, готовясь вцепиться в него мёртвой хваткой.
— Не я вызывал, но видишь, никого больше нет?
Таксист и сам уже увидел, что на площади ни души, и согласился довезти до дома. Стоило это смешные сто двадцать рублей.
Живя здесь первые двадцать лет своей жизни, Лёха писал исключительно стихи и не мог понять, зачем кто-то сочиняет рассказы. Ведь рассказ прочитал — и забыл, а стихи вечны, они меняют сердца, заучиваются наизусть и сохраняются в веках! Юный поэт так хотел издать собственную книгу, что однажды в порядке бреда ему пришла мысль, что, если бы кто-то предложил издать его книгу взамен на убийство его любимого кота, он, не раздумывая, прикончил бы питомца. Что поделать, кот и так умрёт, и не останется о нём даже упоминания, а книга — это артефакт, памятник и т. п. Почему Лёха подумал именно про кота? Наверное, потому, что у него больше вообще ничего не было. Но кот умер собственной смертью, книжечка стихов была-таки напечатана местным лито, нашедшим спонсора, и все сто экземпляров раздарены друзьям и знакомым. За стихи в этой книжечке Лёхе было стыдно, он не включал её в свою творческую биографию.
Дома всё ещё стояла ёлка, дожидаясь Старого Нового года. Её тёмный силуэт с выключенной гирляндой навевал тоску. Погасшая новогодняя ёлка напоминает то ли о комнате с покойником, то ли об ужине в маргинальной семье, где жизнь духовная давно закончилась. Лёха включил гирлянду, и весь вечер рассказывал отцу о жизни в столице, в которой тот никогда не бывал и не хотел побывать. Отец в основном молчал, потому что не умел говорить красиво, а по-простому, Лёха заметил это давно, отец с ним как будто робел разговаривать. Он уважал образованность Лёхи, первого в семье закончившего вуз, и внимательно читал все сборники и альманахи с текстами сына. Сын, в свою очередь, отсылал домой каждую ничтожную книжонку по итогам литературных конкурсов, чтобы почувствовать уважение отца и искупить свою вину за бессмысленную жизнь.
Маленькой показалась и запылённая комната, в которой теперь никто не жил, и обшарпанная ванная. Раздевшись, он вдруг увидел шрам на руке. Когда-то, когда столица казалась мифическим городом, которого, может, и вовсе не существует, восторженный Лёха, сидя в этой самой чугунной ванне, сделал себе зарубку на руке в знак того, что непременно будет жить в Москве! Он рассёк кожу лезвием “Спутник” и изумлённо наблюдал, как течёт по мокрой руке акварельно-алая кровь. Потом уж заклеил пластырем и навсегда забыл об овальном шраме, обнаруживая его раз в несколько месяцев и при этом посмеиваясь.
Видеть пока никого не хотелось, хотелось поздороваться с городом. Центральная улица Ленина радовала просторностью и огорчала обилием баннеров и рекламных растяжек. Просторно было и из-за невысоких (пятиэтажных) зданий, и из-за белизны снега. На газонах возвышались снеговые кучи, да и тротуар не был расчищен до асфальта, а лишь притоптан, идёшь — будто по плите пенопласта. Вот на этом отрезке, длиной в целый квартал, дорогу делали в конце девяностых. Сначала по всей длине отсыпали крупным щебнем с отвала металлургического завода. Едва рабочие уходили домой, на дорогу высыпали десятки “неблагополучных” людей. Они собирали в мешки камни с вкраплениями железа — феррохром. Камни блестели на солнце, как золотые, их принимали в пунктах приёма металлолома. Обычно неблагополучные люди ездили на сам отвал и ковырялись там, иной раз прокапывая целые пещеры, и бывали в них засыпанными, иной раз смертельно. Некоторые прогульщики из Лёхиного класса тоже этим промышляли. Там и дети копались — все, кто хотел.
После центра города потянуло на склад. Лёха работал там пару лет до института, всё готовился поступать, и другие грузчики прозвали его профэссором. Из книг Лимонова Лёха знал, что великий писатель тоже работал на складе и тоже имел там прозвище “профессор”, и это льстило Лёхе. Потому что из книг Лимонова Лёха и узнал, что быть писателем — это круто. Доселе он думал, что писатели — это скучные дядьки с пузом и в безрукавке с ромбами.
По ночам Леха с напарником и под присмотром кладовщицы собирали заказы для магазинов — сигареты и шоколадки, — разгружали фуры с товаром и помогали грузиться экспедиторам. Сигареты были из разных стран, некоторые благоухали даже сквозь пачку. Напарники часто менялись из-за пьянства и низкой зарплаты. Получив первую получку, Лёха бросил блок сигарет на стол и ушёл, хлопнув дверью. Но потом вернулся, дурак, и “трубил” до самого поступления. Как-то раз его напарник, сорокалетний Саня, позвонил и сказал, что не сможет выйти на работу, потому что едва он делал шаг за дверь, как за ним начинали гнаться черти. Он извинялся, но говорил, что боится идти. Другой, благообразный дядечка лет пятидесяти, потихоньку напился прямо на работе, спрятал сборочные накладные под первую попавшуюся коробку и лег спать. Утром оказалось, что заявки не собраны, а куда положил накладные, он и сам забыл.
Самым же постоянным напарником, работавшим на складе и до, и после Лёхи, был Стас. Он задолжал фирме денег и не мог уйти. Лёха уважал Стаса за боевое прошлое и медаль, которой не видел. Стас видел загадочные южные страны. “Экономия должна быть экономной!” — повторял Стас, вынимая очередную пачку из ворованного блока сигарет. Но однажды Стас пришёл в офис, который находился в соседнем ангаре, чтобы свататься к оператору Насте. Настя работала до ночи, составляя те самые накладные, по которым потом отгружались сигареты. Сигареты уезжали в магазины и ларьки в ближайших посёлках, некоторые заказывали сигареты не блоками, а по две пачки, например, элитный “Данхилл” или “Кэмел”, потерявший популярность после слухов о том, что в нём нашли ртуть.
Стас купил Насте коньяк и шоколадку, но Настя не хотела отвлекаться от работы, и Стас выпил весь коньяк прямо в офисе, потом случайно опрокинул стеллаж с накладными, лёг на них и обмочился. Бедным девушкам из офиса пришлось перебирать подмоченные документы, а у экспедиторов появился повод для шуток.
Много, много чего было связано со складом, и Лёха не сомневался, что там его помнят и будут рады его приходу. Он немного опасался, что по случаю субботы склад будет закрыт, но если нет, то кладовщицы-то точно окажутся те же, да и водители — они работают годами.
Свернув с Трамвайной в частный сектор, Лёха вспомнил про собаку. Дохлая псина средних размеров много дней валялась на газоне среди прочего мусора, и он уже стал здороваться с ней по пути на работу. Сначала у псины облез хвост, потом круп, потом она встала и убежала по своим собачьим делам. Но сейчас из-за сугробов Лёхе казалось, будто она до сих пор лежит там под снегом, и путник пошёл мягче, чтобы не разбудить её. На работу — что в ночь, что в день — приходилось ходить в темноте, под ярчайшими северными звёздами стихи сочинялись прямо на ходу.
А сколько раз за зиму приходилось убирать снег с крыши! Строители сделали скат очень низким, не оставив места для воздушной подушки, поэтому тепло поднималось из помещения к самому профлисту, и среди зимы снег начинал таять, а вода — течь в помещение. Лёхин склад считался “лёгким”, потому что одни сигареты, но они как раз особо уязвимы для воды, вот и приходилось грузчикам расчищать крышу на глазах удивлённых прохожих. Сияло солнце, но промокали ноги.
Лёха свернул в ворота. На базе было оживлённо: продукты здесь стоили чуть дешевле. Прошёл мимо знакомого здания с выложенным кирпичом годом основания — “1996”, — перешёл заросшую железнодорожную ветку и обомлел. На месте “родного” склада оказался магазин “Светофор”. Лёха опасался чего угодно, только не этого. Магазин был оживлён, и вывеска была яркой, но Лёха ощущал себя стоящим перед пепелищем. Наконец, он собрал себя из частей и пробормотал: “Ну и чёрт с ним, лучшие годы жизни потратил на чёртовы сигареты”. Однако ощущалась растерянность…
Дальше был ангар с офисом, пошёл проведать его и... наткнулся на свой склад. Даже дверь с тех пор не перекрасили, даже лавка стояла на том же месте. Правда, вокруг крыльца торчала полынь, и вообще он оказался закрытым из-за выходного. Лёха рассмеялся и с лёгким сердцем пошёл домой. Почему-то было приятно, что всё на своих местах. Значит, есть постоянство в мире, незыблемость. Припекало солнце, здесь уже в феврале можно сильно загореть лицом, если часто бывать на улице. Захотелось чего-то радостного — то ли мороженого, то ли погладить кота, поподбрасывать его вверх, смеясь.
Увидел павильон “Сеты”. Задумался, но вот надпись полностью показалась из-за столба, и оказалось — “Цветы”. Захотел купить жёлтый тюльпан или гвоздику, на худой конец, розу, чтобы солнечно было и в комнате, которую до сих пор не избавил от пыли. Видно, в Лёхе заговорил поэт. Зашёл, оказалось — тесно. За прилавком стояла Маша.
Это из-за Маши он уехал в столицу. Из-за неё стал бегать, и даже в общих забегах. Из-за неё поднатужился и раздобыл средства на три книги (все свои книги он издавал за чужой счёт). Главное, из-за неё он научился не унывать. “Грустно — иди побегай”, — говорила Маша и сама подавала пример. Никогда не занимаясь никаким спортом, она вдруг стала бегать каждый вечер, доведя пробежку до десяти километров и получая от этого энергию и удовольствие. Не умея рисовать, выучилась у Лёхи, перещеголяла его и стала участвовать в выставках. Когда это всё ей надоело, освоила фортепиано. Но был у неё один минус, по меркам Лёхи: она не хотела никуда уезжать. Даже Нижний Тагил казался ей шумным и суетным, и в конце концов Лёха уехал один. Но семь лет с тех пор важные поступки и отношения сверял с образом Маши. Как бы она поступила? Что бы она сделала на его месте? Одобрила бы его нытьё, праздность?
Есть на свете люди, на которых можно равняться. Например, Шварценеггер или Че Гевара. Но эти персонажи настолько удалены от нашей жизни, что кажутся выдуманными. Может, и не было их никогда. Куда эффективнее пример Кольки-отличника. Или Маши...
На фотографиях в соцсетях Лёха видел, что она стала старше и выглядит уже не так хорошо. Что у неё грустное лицо. Но эти фото не позволяли ей превратиться в мифического персонажа, она продолжала жить в Лёхиной судьбе, хоть и не знала об этом. Пока она есть на свете, Лёхе стыдно спать до двух часов дня или смотреть сериальчики.
Маша обрадовалась. Форменная толстовка шла ей, она по-прежнему была похожа на позитивную героиню американского сериала. И выглядела по-прежнему, а вовсе не так, как на фотографиях. Вышли выпить кофе, и Лёха с удивлением рассматривал её новую одежду, как будто она должна была носить вещи десятилетней давности, — настолько она казалась ему прежней.
И Лёха позвал её замуж...
Дома никого не было, Леха пошёл было в ванную, но свернул и включил ёлочную гирлянду. Стало живее. Что-то живое должно оставаться в мире, ставшем совсем другим. Долго мыл голову, потом снова намыливал её и опять мыл. Потому что не знал, что делать дальше. У Маши оказался муж-тиран, заводчанин, и двое детей. Маша забросила все увлечения и только работала до изнеможения, набирая побольше смен, чтобы поднять сыновей. “Я не тот, человек, которого ты знал. И тем более не тот, которого выдумал. Какие забеги? Это всё было баловство, а есть реальная жизнь, и её надо жить. И никогда я не играла на пианино, куда бы мы его, блин, поставили?”
Выходило так, что нет теперь никакой Маши и не с кем сверять свою жизнь. Конечно, примеров вокруг полно, но это же всё герои из интернета, как они могут вдохновить?! А вокруг — ленивые, слабые, обозлённые люди и несколько прекрасных друзей, но в каждом не хватает чего-то, чтобы хотелось стать им! Что же, теперь только два пути: либо поднять Машу, “павшую в борьбе”, либо самому занять место “человека-солнца”.
И Лёха понял, что путь — один. Нельзя помочь тому, кто не просит, а тем более сопротивляется этому. Значит, придётся самому поднять упавшее знамя. Быть сильным и вдохновлять других. Пора становиться взрослым.
Захотелось закрепить это знание, увековечить решимость “в бронзе”, чтобы не было соблазна повернуть назад. На глаза попалась коробочка лезвий “Спутник”, только написано теперь на американский манер: “Sputnik”. Вынул лезвие, снял с него бумажную обёртку. Шрам на руке стал уже незаметным, отличался только иным преломлением света. Приложил лезвие к мокрой руке. Вспомнил почему-то, как Маша выбривала ему на голове “ирокез”. Отбросил лезвие в раковину.
И засмеялся.
ДМИТРИЙ БОБЫЛЕВ НАШ СОВРЕМЕННИК № 12 2024
Направление
Проза
Автор публикации
ДМИТРИЙ БОБЫЛЕВ
Описание
БОБЫЛЕВ Дмитрий родился в 1987 году в г. Серове. Окончил филологический факультет Нижнетагильской государственной социально-педагогической академии. Живёт в Санкт-Петербурге. Член Санкт-Петербургского союза литераторов. Тексты опубликованы в “Литературной газете”, в журналах “Аврора”, “День и ночь”, “Знамя”, “Наш современник”, “Нева”, “Юность” и др. Автор книг стихов “Флажки на карте” (Екатеринбург, 2017) и “Улица Бобылева” (СПб, 2023); книги прозы “Ксякся” (СПб, 2023). Участник Межрегиональной творческой мастерской АСПИР в Мурманске (2024).
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос