ПОСЛЕДНИЙ РУССКИЙ ФИЛОСОФ
Впервые мне довелось увидеть Александра Ивановича Казинцева в Ленинграде на встрече с редакцией “Нашего современника” во Дворце железнодорожников. Было это в 1989 году... Это сейчас есть “Русское радио” и водка “Русский стандарт”, да и вообще много чего сейчас стало “русским” по названию, а не по сути, а тогда слово “русский” было не то чтобы запретным, но как-то не особенно употреблялось. То есть все мы и наши достижения были советские и потом уже латышские, узбекские, татарские... До русских как-то не доходило. А авторы “Нашего современника” — особенно в публицистических работах, — наоборот, пустили в ход русскую тему, тем более в то время была очень актуальная проблема поворота сибирских рек в Среднюю Азию. Среди выступавших помню Фаттея Шипунова, Михаила Антонова, Карема Раша... Обстановка была накалена до предела, зал гудел, требовал равноправия русского народа и создания русской (российской) компартии в составе КПСС... СМИ наутро окрестили эту встречу фашистским и антисемитским шабашем, хотя до сионистов дело не дошло. Но это был определённый прорыв — слово “русский” зазвучало наравне с “узбекским”, “украинским”, “татарским”, то есть почти легализовалось. Казинцев отличался от выступающих не только молодостью, но и каким-то внутренним спокойствием и достоинством, что на фоне ярой митинговой публицистичности и напора иных моих кумиров делало его заметной фигурой. В нём были уверенность и спокойствие. Я в те времена учился на заочном отделении в Литературном институте в семинаре у прекрасного поэта Александра Межирова. Он, кстати, нередко приглашал нас к себе домой. Мы пили водку у него на кухне, читали стихи и слушали мэтра... Поэт был уверен, что самый главный вопрос в мире будет национальный... Так оно и вышло.
Я помаленьку варился в литературной среде, часто бывал в Москве и иногда — с оказией — передавал рукописи в редакцию журнала от моих писателей-коллег, лично в руки Александру Ивановичу. Кого я только не встретил в редакционных стенах... Всю русскую литературу. Почему-то запомнился мне Эдуард Лимонов — он был в чём-то клетчатом и жёлтом, а я сидел и слушал их беседы, “из чаши их бессмертье пил”. Могу уверенно сказать, что Казинцев был и остаётся кумиром моей литературной молодости. Именно он олицетворял для меня и “Наш современник”, и русское духовное возрождение. Повторюсь: ни в нём, ни в его работах не ощущалось политического внешнего напора, или, точнее сказать, надрыва, а была какая-то внутренняя энергетика, а сам он отличался “лица необщим выраженьем”. После распада СССР мы разлетелись кто куда: кто во власть, кто в бизнес, кто в тюрьму, кто в затвор, кто в могилу... Ни с кем из литературного мира я не общался, нигде не печатался, а в 2001-м и вовсе уехал из Питера в далёкий заснеженный Ханты-Мансийск. Думал: тут уж культурное затишье. А оказалось всё совсем наоборот. Губернатором Югры тогда был Александр Васильевич Филиппенко — выдающийся человек. Я таковыми считаю людей, не только успешно решающих текущие задачи, но и мыслящих на перспективу — 20–30 лет вперёд. Он и сам был высокообразованным начитанным человеком. При его руководстве в Югре был культурный бум. Фестивали, концерты, выставки, семинары, конкурсы... Кто тут только не побывал! И Гергиев, и Михалков, и Пьер Ришар, и Кшиштов Занусси, и Сергей Соловьёв, и Табаков, и Евтушенко, и Станислав Куняев... Словом, культурное столпотворение. Здесь же, в Ханты-Мансийске, я познакомился с поэтом Андреем Шацковым — референтом министра культуры России, — и там же возобновилось моё знакомство с приехавшим на какое-то мероприятие Александром Ивановичем. Многое было сделано тогда. Был и выездной пленум Союза писателей России. Было великолепное интервью Казинцева с губернатором Филиппенко, были совместные издания, а самое главное — наши встречи и в Югре, и в Питере, и в Москве... Как будто вчера мы встречались на юбилее Казинцева в Доме писателей в Москве. Наш общий друг Александр Смирнов пригласил замечательного артиста Леонида Серебренникова в качестве музыкального подарка... Прозвучали русские романсы, и Казинцев с сожалением вспомнил: а ведь мы когда-то были по разные стороны баррикад... Интересное было время. Теперь и баррикад нет. Но появилось племя людей, у которых ничего нет, кроме ДОЛЖНОСТИ, — ни образования, ни профессиональных навыков, ни житейской мудрости, ни знаний, ни культуры, ни совести, ни чести. Беда пришла, откуда и не ждали. Но Казинцев это предчувствовал и предвидел. В фундаментальной работе “Возвращение масс” можно найти объяснение тому, что происходит сейчас. И тому, что ждёт нас завтра. Из кумиров моей молодости Александр Иванович превратился в самого почитаемого мною мыслителя. Могу с уверенностью сказать, что Казинцев — самый русский и самый глубокий философ современности. Есть авторы, превосходно и безупречно знающие историю. Они заваливают нас фактами и статистикой. Есть пламенные публицисты, реально оценивающие события сегодняшнего дня. Есть удачливые предсказатели. Но мало кому удаётся органически соединить три стихии — прошлого, настоящего и будущего в единое пространство Бытия и осмыслить с молитвой Русский Космос.
Последняя наша встреча состоялась 18 ноября 2020 года в Питере, куда он приехал с супругой Ниной по сложившейся доброй традиции как член жюри и оргкомитета премии имени Бориса Корнилова. А 19 ноября он уже отписался мне из Москвы: “Дорогой Д. А.! Спасибо за три волшебных дня в Петербурге. Неделя прошла, а мы всё не расстаёмся с ним. Смотрим карту, путеводители, фотографии, вспоминая наши хождения по городу. Мы бродили по Питеру днём и ночью, особенно запомнилось сидение в сквере Русского музея. Пустая площадь, драматически изогнутые старые деревья и — дворец. Увидели бы где-нибудь в Вене — и восторгались бы всю жизнь. А своё — привычно. Но тут, ночью, всё смотрелось по-другому, и мы насладились классической красотой. Кстати, сегодня услышал по “Евроньюс”, что какой-то знаменитый зарубежный солист назвал Петербург одним из самых красивых городов, живущих по законам красоты. Не помешала даже сумрачная погода. А в последний день, когда мы пошли во Владимирский собор, развиднелось, хлынуло солнце, и в голубом небе сияли золотые купола. В предыдущем письме я звал Вас в Белозерск на открытие музея “Нашего современника”. По Вашему молчанию догадался, что Вы приехать не сможете. Ничего страшенного. Ещё раз спасибо. Ваш А. Казинцев. Нина Алексеевна шлёт Вам поклон...”
Утром 7 декабря мне позвонили из Москвы и сообщили, что Александр Казинцев умер. В это невозможно было поверить, ведь виделись буквально вчера в Петербурге, на вручении премии имени Корнилова... На вечернем банкете мы оказались за одним столом: Максим Замшев, Юрий Козлов и я. Александр Иванович подошёл попрощаться — уходил пораньше, — улыбаясь, как обычно, приветливо, солнечно, немного загадочно, с присущим ему чувством внутреннего такта:
— Извините, что прерываю вашу беседу... Разрешите попрощаться...
Оказалось — навсегда...
В январе 2020-го меня наградили премией журнала “Наш современник”. Не скрою: очень приятно. Неожиданно (хотя и давно общались) позвонил Казинцев.
— Дорогой Димитрий Александрович! Поздравляю! Ждём на церемонию вручения... А у меня, к сожалению, в эти дни дела. Да ещё непереносимые... Да ещё за рубежом... Никак не успеть. А очень хотелось в Москву, повстречаться со старыми друзьями и замечательными людьми... Но — увы...
В следующий раз встретились в Овстуге, в тютчевской усадьбе, 6 августа. Ох, уж этот август в дворянских усадьбах: в парках — тишина, покой, фундаментальная умиротворённость, лёгкая печаль и ощущение тревоги... Александр Иванович стал лауреатом конкурса “Мыслящий тростник”. И пообщались мы с Казинцевым вдоволь... Гуляли по парку, смотрели на жёлтое здание усадьбы, на голубое небо, на белых тютчевских лебедей, а вокруг шумела тяжёлая спелая листва. Откуда было знать, что это наша последняя обстоятельная беседа... Казинцев был классическим русским собеседником, в моём понимании. Он практически никогда не спорил и не возражал. Всегда внимательно, доброжелательно, сосредоточенно слушал. Улыбался, кивал, казалось, одобрительно. А потом начинал говорить издалека, и вот уже незаметно, но вполне основательно выстраивал стройную, основательную логическую конструкцию, на “полке” которой аккуратно выстраивались, как книги, все противоречивые реальности, только что обозначенные мною. Август. Дворянская усадьба. Широколиственные аллеи. Тютчев. Казалось, всё впереди. Да так оно, собственно, и было... Говорили мы в этот день бесконечно и очнулись уже на перроне Брянского вокзала, где сердечно и простились, потому как ехали в разных вагонах... Обычно в июле-августе я через моего друга Андрея Шацкова передавал подборку своих стихов в “Наш современник”. Казинцев что-то отбирал для публикации, а тут вдруг позвонил. 24.08 я получил от него письмо:
“Дорогой Д. А.! С удовольствием прочитал Ваши стихи. Составил подборку (дальше шёл перечень стихов). Сдаю в сентябрьский номер”. Я тут же поблагодарил его. 26.08 он ответил: “Рад послужить талантливому и симпатичному человеку”. — “Пользуясь случаем, похвастаюсь, в Литгазете вышла подборка моих стихов”. 10.09. он поздравил меня с днём рождения: “Ваша подборка в Литгазете хороша. P.S.: В нынешнюю холодину приятно вспомнить тёплые дни в Овстуге”.
Александр Иванович Казинцев — явление в русской культуре, в русской общественной мысли. Философ, историк, литературовед, литературный критик, педагог, поэт — и всё это не фрагментарно, пунктирно, а органично и едино. Он был удивительно цельным человеком. Ещё раз повторюсь: прошлое, настоящее и будущее для него не были абстрактными категориями, а были живыми субстанциями, перетекающими из одной в другую. Казинцев осознавал и чувствовал целостность русского космоса — от великих исторических событий до переживаний конкретного человека, от незримой всёсокрушающей энергии масс до движения речных вод, шелеста листвы, цветения сирени и шёпота снегопада — всё органично соединялось в нём, в его понимании единого движения русской души, предопределения русского пути... Такого единого понимания событийности русского мира ни у кого нынче нет, да и, похоже, уже никогда не будет. Все мы — разрознены, разведены, атомизированы, да к тому же ещё агрессивны и невежественны... Казинцев же как мыслитель был многогранен и, одновременно, органичен во всём. Все его многогранности складывались и уживались в его мыслительном пространстве. Его ничто не раздражало, не смущало, не мешало восприятию сущности бытия. В своей фундаментальной работе “Возвращение масс” он от публицистики новостного ряда естественно, незаметно переходит к масштабным философско-историческим обобщениям, тщательно обрисовывая контуры общественного политического обустройства будущего мира... Нравилось ему это будущее или нет — другой вопрос. Но как исследователь Казинцев никогда не трактовал события и факты в пользу какой-то своей придуманной теории; он как исследователь органично встраивался в существующую действительность, объясняя процессы и явления, происходящие в ней, искренне веря, что это понимание происходящего даст возможность что-то изменить к лучшему в будущем. Для русских людей и для человечества в целом.
Без серьёзного проникновения в исторический материал невозможно понимание процессов сегодняшнего дня. И тем более невозможно заглянуть в день завтрашний. “Человек хочет знать результат, не утруждая себя пониманием того, как, за счёт чего результат достигнут... Подавай итог, остальное неважно”, — пишет Казинцев в своей фундаментальной работе “Возвращение масс”. Может, от этого все наши общие итоги были неутешительны для каждого из нас. Трагедией нашего времени стало отсутствие думающих людей. Казинцев с горечью отметил, что на книгу “Возвращение масс” он получил только шесть письменных отзывов. Если учесть, что один — мой, то всего пять (!!!). На всю страну, которая недавно была самой читающей в мире! А ведь завтрашний день будет безраздельно принадлежать тем, кто идёт за нами. Будущее страны — в их руках (и головах). Будут ли они вместе с Казинцевым (Достоевским, Пушкиным и т. д.) под музыку Чайковского осмысливать русский путь, покажет завтрашний день. Но, как говорил Некрасов, “...жить в эту пору прекрасную / Уж не придётся ни мне, ни тебе”…