ЗАПАДНАЯ РУСЬ
От Ивана Великого до войны за Донбасс
Победа над Ахматом на Угре, ликвидация Тверского княжества, покорение Казани и присоединение Вятки позволили Ивану III приступить к самой масштабной задаче своего правления — решению “литовского вопроса”.
Требовались неизмеримые хладнокровие и целеустремлённость, чтобы вывести рыхлое и относительно небольшое Великое княжество Московское, каким оно было в самом начале правления Ивана Васильевича, к высотам, на которых стало возможным столкновение с сильнейшей державой Восточной Европы на равных.
С XIII столетия к западу от русских земель и княжеств, объединённых сначала под властью тверских князей, а потом — московских, выросла Литовская Русь. Это были города и области, подчинявшиеся великим князьям литовским, но не знавшие зависимости от ордынцев: Киев, Чернигов, Любеч, Полоцк, Витебск, Гомель, Торопец, Мстиславль, Смоленск, Вязьма, Брянск, Владимир-Волынский, Новгород-Северский, Стародуб-Северский, Мценск, Любутск и так далее. По обе стороны “литовского рубежа” жили единоплеменники и единоверцы.
В XIV — середине XV столетия Великое княжество Литовское занимало огромную территорию и являлось одним из самых могущественных государств Европы.
В первой половине XV столетия это держава-мастодонт. У неё к тому же репутация военно-политического тяжеловеса: литвины воевали много, чаще удачно и, бывало, даже татарам наносили ощутимые удары. Для Восточной Европы ВКЛ — своего рода чемпион по боям без правил в супертяжёлом весе. Иначе говоря, мало кто всерьёз отважится вступить с ним в борьбу.
Однако при всей мощи княжества оно имело крайне уязвимую политическую природу. Литовские государи порой оказывались слабее собственных подданных: богатых и самовластных магнатов (богатейших аристократов), князей, шляхты (дворян). Кроме того, если северо-западные земли княжества тяготели к католицизму, то восточные и южные (как раз Литовская Русь) хранили верность Православию. В конце XIV века великий князь литовский Ягайло одновременно занял польский престол и принял католичество.
В течение нескольких последующих десятилетий предпринимались настойчивые попытки обратить население Литовской Руси в католицизм. С 1413 года Великое княжество Литовское и Польша состояли в так называемой Городельской унии: у них был один государь, но Литва получала широкую автономию. По законам того времени русское православное дворянство имело меньше прав и привилегий, чем шляхта, принявшая католичество. Это не раз приводило к восстаниям. В 1430-х годах по территории Великого княжества Литовского прокатилась страшная гражданская война, кровь лилась рекой... Смоленск, помня старинную независимость свою, время от времени отделялся от Литвы.
В 1449 году Москва и Литва заключили мирный договор. В нём чётко определялась восточная граница земель, на которые распространяется власть великих князей литовских. Дальше этой границы Литве не суждено было продвинуться никогда. Наступательная энергия державы, в течение полутора веков наводившей ужас на монархов Восточной Европы, исчерпалась. Теперь ей с трудом хватало сил, чтобы обеспечить безопасность собственных границ.
Можайск играл тогда роль западного форпоста Москвы против Литвы.
Через полвека Московское государство сделалось намного сильнее. К Москве тяготели православные князья и города Литвы. К тому же неумение литовских государей оборонять южные рубежи от набегов татар заставляло их подданных во множестве склоняться мыслями к переходу под власть великих князей московских. По подсчётам современных историков, три из пяти набегов крымских татар на земли Литовской Руси оказывались успешными.
От натиска татар страдали, прежде всего, Подолия, Волынь, Киевская земля. Реже, но всё же многократно подвергались опустошительным нападениям земли Белой Руси. В начале XVI века набеги крымцев в ряде случаев достигали и северных белорусских городов, притом разорения татары производили чудовищные. В 1505-1506 годах сначала сам крымский хан Менгли-Гирей, а потом “царевичи” Махмет-Гирей с Бати-Гиреем и Бурносом “великую шкоду сделали”. В частности, спалили минский посад и отправили “загоны” по всей Северной Белоруссии. Осаждены были Новогрудок, Слуцк; Полоцкая, Витебская и Друцкая земли преданы огню и мечу. Разорив громадную территорию, татары безнаказанно вернулись восвояси. За один только поход в мае 1506 года перекопские татары увели 100 тыс. пленников. Вообще, 1505-1506 годы — время настоящей большой трагедии для Белой Руси. В 1509 году огромное войско вновь вторглось вглубь территории Великого княжества Литовского, и отдельные отряды доходили даже до Вильно. Это лишь наиболее крупные события. Но хроника титанической борьбы на юге Литовской Руси пестрит бесконечными схватками с татарскими отрядами и целыми армиями. Москва давала более стабильную защиту. Здесь привыкли отражать Орду, когда нельзя было с нею договориться.
К большой войне между Москвой и Литвой требовался только повод. Литовско-польские монархи с тревогой смотрели на подчинение Москве Новгорода Великого и Твери, где в последние десятилетия литовское влияние было весьма сильным. В свою очередь Иван III не видел оснований оставлять под властью западного соседа старинные русские земли и претендовал на возврат всей Литовской Руси. Чувствуя его силу, русские князья, подданные польско-литовского государя Казимира IV, начали один за другим переходить с семьями и войсками на сторону Москвы.
На границах московских и литовских владений в 1486 году начинается необъявленная война: набеги, ответные набеги, малые столкновения, почти что большие сражения, борьба нервов... Многие полагали, что эта приграничная война будет тлеть ещё долго. Но Иван III, внимательно следивший за её ходом и как бы прощупывавший, какова обороноспособность противника, высчитал удобный момент для нанесения решающего удара.
Очень важная дата — 1489 год. Падение Вятки, ликвидация “восточного фронта”. Отныне Иван III мог вести дела на западе значительно увереннее. До того он не просто вёл многолетнюю “разведку боем” как державный аналитик, он ещё и держал на востоке достаточно сил, чтобы не рисковать провалом в войне на два фронта. А потом, решив проблему на том направлении, получил драгоценную возможность больше не отвлекаться на него.
Открытые масштабные боевые действия начались в 1492 году, когда умер Казимир IV: государственный аппарат Великого княжества Литовского оказался в какой-то степени заторможен безвластием, а также борьбой аристократических группировок у трона. Отличный момент!
Итак, 1492 год. С него началась долгая эра московско-литовских войн. Жесточайшая борьба Москвы и Литвы — один из главных политических процессов в истории всей Восточной Европы. Уже и Великое княжество Литовское влилось в Речь Посполитую (Польско-литовское государство), уже и Московское государство превратилось в Российскую империю, а борьба всё продолжалась, и ожесточение не стихало.
Отголоски этого вооружённого противостояния звучали даже в XX веке, и... пятнадцать лет назад автор настоящей статьи, добравшись до этого места в изложении московско-литовского противоборства, написал: “Нет гарантий, что в XXI столетии оно не возобновится”. Что ж, сейчас, в 2024 году, можно сказать с полной уверенностью: оно возобновилось и породило новую полномасштабную войну... Именно так! Произошёл слом или, если угодно, резкая смена вектора для многих магистральных международных процессов того времени. Иван III преодолел генеральную тенденцию — уступок Руси — и ввёл мощь Москвы на карту европейской геополитики как сильный фактор влияния.
Вернёмся из современности к истокам, то есть ко временам, когда Иван III впервые поставил точку в литовском “натиске на восток” и повернул колесо экспансии в противоположную сторону.
Отпадение ряда приграничных князей к Москве (князья Воротынские, Белёвские, Одоевские и Мезецкий), а также стремительные удары русских воевод, направляемых волей Ивана III, оказались неожиданным сюрпризом для литвинов. Они просто были не в состоянии всерьёз обороняться.
Воеводы великого князя осуществили разорительные рейды к Мценску и Любутску. Взяли Хлепень. Союзники Ивана III из числа верховских князей, пополнив свои силы московскими отрядами, захватили Серпейск, Опаков, Залидов и Мезецк, а также иные, меньшие городки.
Князь Даниил Васильевич Щеня, драгоценная “кадровая находка” Ивана III, зимой 1492/1493 года взял Вязьму. Более того, как сообщают документы того времени, воевода пленил и отвёз в Москву тамошних князей и панов. Те перешли к Ивану III на службу, дав крестное целование и получив от него в пожалование собственные земли.
Лишь один из вяземских князей, а именно Михаил Дмитриевич, попал в заточение и умер в кандалах. Очевидно, он не хотел смириться с властью Москвы и оказал сопротивление. Ему, в отличие от остальных, было за что драться: князь носил почётный титул “королевского слуги”, являлся богатым, притом привилегированным землевладельцем, считался в политических раскладах Великого княжества Литовского крупной фигурой. Михаил Дмитриевич попытался дать отпор с небольшим отрядом — кто был под руками, — ожидая помощи из глубины Великого княжества Литовского. Но помощь не пришла, а прочие вязьмичи, в том числе и остальные члены княжеского рода, не испытали желания всерьёз биться с московским войском, неожиданно появившимся у стен города. Быстрота и решительность действий московского полководца решили всё дело.
Вязьма — даже по сравнению со всеми прочими успехами этой войны — самое серьёзное и крупное приобретение. К тому же громкий, славный успех.
Первая московско-литовская война окончилась оглушительным поражением Литвы. Множество городов было занято московскими воеводами, притом в ряде случаев население само открывало им ворота, не оказывая ни малейшего сопротивления. По условиям “вечного мира” 1494 года Иван III получил Вязьму, Серенск, Хлепень, половину Мезецка, а также владения князей Воротынских, Одоевских, Белёвских, Перемышльских, а его дочь, княжна Елена Ивановна, вышла замуж на нового великого князя литовского Александра Ягеллона.
Однако родственные связи, протянувшиеся между Москвой и Вильно (столицей Литвы), не предотвратили новой войны. Её преддверие, то есть первое столкновение двух великих держав, содержало в себе признаки надвигающейся на Литву военно-политической катастрофы.
А чем война, закончившаяся миром 1494 года, была для Москвы и, в частности, для великого князя московского? Удачным политическим проектом, но, в сущности, всего лишь пробой сил. Великий князь московский задействовал, думается, ещё не все силы и возможности. Он присматривался к системе обороны противника: вот здесь она дала сбой, вон там она ещё цела, и её придётся взламывать (то, что западнее реки Угры). С огромным интересом взирал московский правитель на “мягкое подбрюшье” Великого княжества Литовского, а именно на земли верховских князей, перешедших пока под главенство Москвы лишь частично, но в сумме представлявших собой наиболее податливый элемент государственного устройства Литовской Руси. Коммуникации противника на восточном рубеже оказывались растянутыми. Это очень важно: в целом ряде случаев центральная власть неприятельской державы просто не успевала вовремя среагировать и отправить крупный воинский контингент для контрудара. В противном случае пришлось бы заниматься массированным штурмом крупных населённых пунктов. Вязьма сдалась относительно легко, прочие места также в основном не сумели защититься всерьёз либо вообще не собирались защищаться. Большинство местных князей поглядывало в сторону Москвы с доброжелательностью, следовательно, их дружины при верном подходе могли обернуть мечи не против Москвы, а против Вильно. Нужны правильная организация и правильные переговорщики, чтобы подготовить почву для новых успехов на литовском направлении, но уж точно, что тут есть хорошая перспектива. Государство-мастодонт получило оплеуху, но сочло её, вероятно, случайностью. Там готовились к новой войне. Так следует показать, что это вовсе не случайность, а начало новой политической эпохи.
В целом — хороший расклад для нового, более масштабного наступления на запад. К тому же пока ни один из главнейших городов древней “Империи Рюриковичей”, существовавшей в домонгольскую эпоху, у противника не отобран. Смоленск, Полоцк, Чернигов, Новгород-Северский, Торопец — всё за ним. Эти издревле славные города-призы ожидают твёрдой руки Москвы.
Первая яркая победа Ивана III в борьбе с Великим княжеством Литовским вскоре получила блистательное продолжение. “Вечный мир” продлился пять лет...
В 1499 году на территории Литовской Руси начался очередной конфликт между православными и католиками, связанный предположительно с передачей католическому духовенству православных храмов и очередной попыткой окатоличивания русского населения. Несколько русских князей перешли на сторону Московской державы. В их числе — два удельных князя, контролировавших ключевые, стратегически важные города у “литовского рубежа”: князь Семён Иванович Можайский и князь Василий Иванович Шемячич. Очевидно, перемена их позиции по отношению к Вильно стала результатом серьёзной дипломатической работы и усилий, направляемых Иваном III: столь значительный политический поворот случайностью быть не может. Прежде это были противники Москвы: Семён Иванович возглавлял войско, активно боровшееся за верховские городки в прошлую московско-литовскую войну. А теперь они отдали Москве под власть свои владения: Чернигов, Стародуб-Северский, Гомель, Любеч, Рыльск и Новгород-Северский. С их же помощью Иван III забрал у Литвы Путивль.
Два этих князя, в сущности, владели землями, которые можно приравнять к небольшим западноевропейским королевствам. Политическая переориентация обоих — фантастический успех великого князя московского.
В литовском доме как будто обрушилась стена. В обороне восточных рубежей появилась чудовищная брешь в несколько сотен километров. Закрыть её было просто нечем. Великий князь московский склонен был использовать до последней возможности и эту брешь, и военные ресурсы новых своих полуподданных-полусоюзников. Причина перехода князей на сторону Москвы лежит как в политической, так и в религиозной плоскостях. Великий князь литовский Александр предпринял действия, приведшие в итоге к самым плачевным для него последствиям. До конца XV века нерушимость Православия на русских землях Великого княжества Литовского была чем-то само собой разумеющимся. Александр сделал попытку принудительного введения унии среди всего православного населения, а также оказал давление на свою жену Елену Ивановну, дабы она оставила Православие. В частности, в Полоцке между 1497-м и 1500 годами был основан бернардинский костёл, и ему передана была земля, которой до этого владела православная церковь Святого Петра. По причине “нужи о греческом законе” в 1500 году и произошёл переход на сторону Ивана III сразу нескольких сильнейших князей, ранее служивших Александру Литовскому.
Противник сделал свои ходы очень не вовремя и был моментально наказан...
Ещё, ещё и ещё раз! Следует повторить и подчеркнуть: религиозно-политический конфликт был серьёзнейшей причиной очередной московско-литовской войны. Православие являлось мощным козырем великих князей московских в борьбе за влияние на территории Литовской Руси. Авторитет московского государя был бы подорван, не прими он энергичных мер по защите Православия. Да и, по большому счёту, правда стояла на стороне тех, кого настойчиво толкали к смене веры.
Наступил зыбкий момент. С одной стороны, Великое княжество Литовское — всё ещё мастодонт. С другой стороны, стальной московский кулак уже летит колоссу под рёбра, и сила первых ударов решит, сколь широкий горизонт реконкисты открывается перед юной Россией.
Вот удары нанесены. Страшные удары! Рёбра Литвы ломаются...
Великая московско-литовская война 1500–1503 годов кардинальным образом изменила карту Восточной Европы.
Кампания 1500 года началась целым рядом успехов русского воинства. Псковский наместник и служилец Ивана III князь Александр Владимирович Ростовский сумел взять Торопец и пленить тамошнего литовского наместника князя Семёна Соколинского; это произошло 9 августа 1500 года. Поход рассматривался современниками как крупное военное предприятие, он даже попал на страницы позднего новгородского летописания, крайне скудного известиями обо всём, что происходило за пределами Новгородчины. Помимо взятия Торопца, рать князя Ростовского разорила окрестности Полоцка и Витебска, увела с собой множество пленников. Город Торопец — крупный административный центр, обладавший сильной (хоть и деревянной) крепостью. Удар в этом месте должен был весьма болезненно сказаться на общем положении Великого княжества Литовского.
Воевода Юрий Захарьич Кошкин отбил у литовцев Дорогобуж. Отсюда московские рати могли угрожать Смоленску — одной из величайших драгоценностей в державном наряде великих князей литовских. Его литвины трудно подчиняли, затем большой кровью удерживали... Потеря города означала бы откат литовской экспансии на рубежи столетней давности.
Поэтому на защиту смоленского направления были выведены лучшие силы Литовского государства.
Им навстречу рука Ивана III двинула московские резервы во главе с тем же Д.В.Щеней, который взял Вязьму 8 лет назад. Ю.З.Кошкин оказался в подчинении у князя. Он посмел высказать недовольство этим в письме к Ивану III, однако из Москвы пришёл строгий приказ: покориться! Очевидно, Московский государь более доверял опытнейшему Даниилу Васильевичу, а потому именно в его руки сознательно вручил судьбу грядущей баталии. Иван III умел разбираться в людях, он прекрасно чувствовал чужой талант и вовремя делал на него ставку. Это кадровое чутьё редко подводило государя...
Две армии, столкнувшись, вступили в битву, исход которой решал очень многое в этой войне.
Летописи по-разному освещают сражение. Согласно одним, битва состояла из двух боёв, отделённых друг от друга переходом войск Острожского через реку. Согласно другим, у баталии был всего один “раунд”.
Источники, созданные в Великом княжестве Литовском, представляют ход дела следующим образом: великий гетман литовский князь Константин Иванович Острожский и с ним литовская знать (“маршалк и дворовый наместник Мерецкой и Оникштейский пан Григорий Станиславович Остикович, подчаший и наместник Бельский пан Миколай Миколаевич Радзивилл, маршалк пан Ян Петрович, маршалк наместник Новогрудский и Слонимский пан Литовар Хрептович”) явились к Смоленску. Там ими была получена весть, что воевода великого князя Московского Юрий “Захарьинич” (то есть Юрий Захарьич Кошкин) стоит на реке Ведроши с очень малыми силами. Князь Константин добавил к своему воинству всю мощь Смоленского воеводства и, вооружившись и снарядившись, пошёл к Дорогобужу. По дороге у Жельни (Ельни? Сельни?) литвины взяли языка из московского войска, именем Германа, когда-то служившего одному из литовско-русских магнатов, а потом перебежавшего на службу к Москве. Герман сообщил, что Юрий Захарьич долго стоял под Дорогобужем с “малыми людьми”. Но третьего дня к нему подошли на помощь большие воеводы: князь Данила Васильевич Щеня и князь Иван Михайлович Перемышльский со многими иными воеводами и значительным воинством. Далее язык говорил, что Литве “не гораздо биться с Москвой”, поскольку московское войско сильно превосходит гетманскую армию в численности. Но литовцы не поверили ему и приказали повесить, а сами пошли вперёд. Придя к деревне Лопатино и не дойдя до деревни Ведроши две мили, они достоверно узнали, что москвичи, крепко вооружившись, ждут их, стоя на реке Ведроши. Князь Константин “и иные паны, и все люди с ними”, как сообщает источник, “положась на помощь Божью, решили биться”, несмотря на то что уступали русским полкам в численности. Бог весть, как назвать это: отвагой, безрассудством или лукавством побеждённых, постфактум упорно подчёркивающих (неведомо, правдиво или нет?) превосходство победившего врага в силах.
Впрочем, вернёмся к истории Ведрошской баталии. От Лопатина к Ведроши Острожский и его люди прошли лесом “в злую грозу, с большими трудностями”, вышли на поле и столкнулись с москвичами. Начался бой. Москвичи повернули и перешли речку Ведрошь к своему Большому полку, и там ополчились. Литва же, как только подошла к речке, быстро её форсировала и начала биться. Москвичи, по мысли их неприятеля, ошибаясь в оценке его численности, полагали, что из лесу на них выходит множество людей. Опасаясь подхода крупных резервов противника, они бьются с осторожностью, скованно. Острожский со своими военачальниками видит в них это колебание и надеется, опрокинув, погнать армию Ивана III. Ему кажется: вот-вот Москва побежит... Потом, когда литва “...вся вышла на поле, увидели и поняли москвичи, что литвы немного. Ведь литовского войска было не больше 3500 конников и пешцы, а Москва выставила 40.000 хорошо вооружённых и снаряжённых конников, да с ними ещё пешцы”. Что касается собственной численности, то тут литвины вряд ли ошибаются, они ведь имеют о ней чёткое представление, а вот численность русской армии для них — предмет, служащий оттачиванию воображения... Увидев храбрость невеликого литовского войска, москвичи сначала удивились, а потом единодушно и крепко пошли в наступление. “Литва же, сразившись, ощутив, что её мало, а москвичей много, не смогла дальше стоять, побежала. Москвичи же гнали их, многих убили, а иных взяли в плен. Тогда пленён был гетман князь Константин Острожский, пан Григорий Станиславович Остикович, пан Литовар Хрептович и иные многие паны. Ян же Петрович пропал без вести, а других многих убили или же пленили. Москва же, возвратившись с побоища, всех панов направила к великому князю в Москву”.
Авторы летописей, составленных на землях Литовской Руси, с ужасом перечисляют, сколько городов и замков сдалось под натиском московских ратей и союзников Москвы среди местных князей: “Того ж лета князь Московский забрал вси замки Сиверские и всю Сиверь, у головах замки Бранеск, Стародуб, Новогород Сиверский, Трубечевск, Чернигов, Путивль и иных по Сиверы замков шестьдесят”1.
Летописи, возникшие на землях России, рассказывают иное. Официальная московская летопись, составлявшаяся при великокняжеском дворе, передаёт ход сражения без затей: сошлись две рати в кровавой сече, одна одолела, а другая побежала. Затем — подсчёт знатных пленников и прославление победителей.
Вот обширная выдержка оттуда: “Тое же весны послал князь великий <Иван Васильевич> воеводу и боярина своего Юрья Захарьича с многими... людьми к Дорогобужу; Юрья шед, Дорогобуж взял. Слышав же то, князь великий Александр Литовский и собра силу многу и посла на Юрья Захарьича воевод своих, многих панов и гетманов с многими людьми; и князь великий Иван Васильевич всеа Русии послал к Юрью на помощь воеводу боярина своего князя Данила Васильевича Щеня с Тверскою силою. И снидошася воеводы великого князя... с литовскими воеводами на Миткове поле на речке на Ведроши, месяца июля 14, во вторник, на память святого апостола Акилы. И бысть промежи ими бой велик и сеча зла; и милостию Божиею и Пречистыа его Матере одолеша воеводы великого князя... литовских воевод многих побиша силы великого князя Александровы, а иных многих живых поимаша воевод, панов и гетманов и панских детей, князя Константина Острожскаго и пана Григорья Остиковича и пана Литавора моршалку и иных многых, послаша их в Москву к великому князю. А з бою пригонил к великому князю Михайло Ондреев сын Плещеев, июля 17, в пяток, и сказал великому князю воевод его здравие и Божию помощь над литовскою силою. И бысть тогда радость велика на Москве”2.
Именно в таком виде известие о победе на Ведроши разошлось из официального летописания по великому множеству летописных памятников. Такова, можно сказать, официальная версия, и в ней нет ничего лишнего. Православная рать сошлась с врагами в бою и одолела их; враги понесли тяжкие потери; в столице православной державы — радость; прочее — ненужные, с точки зрения проинструктированного “сверху” летописца, подробности.
Что же получается? Цветистая версия побеждённых и сухая, крепко “отжатая” руками власти версия победителей. История лишается полнокровности, из неё уходят краски, столь необходимые для глубинного её понимания и для сопереживания предкам.
Однако северные русские летописи, составители которых, как видно, имели независимые источники информации о битве, приводят те самые “ненужные” для верхов, а для историка столь драгоценные детали, которые вчистую отсутствуют в “выглаженной” официальной версии.
Нюансы подобного рода приходится собирать по крупицам из разных памятников.
Итак, действия воеводы Юрия Захарьича Кошкина и князя Даниила Щени — часть громадной наступательной операции, и дистанция между различными её участками составляет сотни километров. Ещё одно войско возглавляет брат Юрия, Яков Кошкин, и оно занимает Брянск. Из Новгорода Великого тогда же наступает Андрей Фёдорович Челяднин, а из Пскова движется вперёд и берёт Торопец князь Александр Владимирович Ростовский. Поддержку им оказывают вассальные татары казанские. Иными словами, наступление ведётся такими силами, чтобы литовцы в принципе не могли организовать оборону повсюду и везде. Скоро, помимо Дорогобужа, Брянска и Торопца, пали Почеп, Радогощ, Любеч, Попова гора, Пропойск, Дроков, Мглин, “Чечереск” и Путивль.
То, что по крохам приходится собирать из разных летописей, щедро предоставляет имперский дипломат барон Сигизмунд Герберштейн в своих “Записках о Московии”. По его словам, Иван III выставил в поле три больших отряда: “Первый отряд направляет он к югу, против Северской области, второй — на запад, против Торопца и Белы (Белой. — Д.В.), третий помещает он посредине, против Дорогобужа и Смоленска. Кроме того, он сохраняет ещё в запасе часть войска, чтобы она могла, скорее всего, подать помощь тому отряду, против которого замечено будет боевое движение литовцев... (это и есть армия князя Д.В.Щени. — Д.В.) Когда оба войска подошли к некоей реке Ведроши (Vuedrasch), то литовцы, бывшие под предводительством Константина Острожского, окружённого огромным количеством вельмож и знати, разузнали от некоторых пленных про число врагов, а также и их вождей, и возымели от этого крепкую надежду разбить врага”3.
Видимо, располагая сведениями, полученными от пленников, один из московских летописцев уточняет состав сил гетмана Острожского: “...великого князя <литовского> двор из Вильны и из Подолиа, и из Волынские земли, а из Смоленска воевода Ян Станислав, а с ним многиа воеводы, и вси смоляне лучшие люди”4. Иными словами, князю Щене противостоит огромная сборная сила, соединившая ресурс многих областей и наиболее боеспособную часть литовского воинства — двор самого великого князя.
Другой летописец, северный, помогает понять, какими силами командовали русские воеводы. По его словам, князь Щеня, помимо “тверской силы” и присоединённого к армии отдельного небольшого корпуса Юрия Захарьича Кошкина, располагал ещё и государевым двором Ивана III: “вси князи служебнии и бояре, и дети боярския, и много силы с ними”5. Судя по воинским документам (“разрядам”), Государев полк или, иначе, Государев двор Ивана III в сражении не участвовал. Однако весьма вероятно, что великий князь послал Даниилу Васильевичу на подмогу часть своего двора, вошедшую в состав Большого полка.
Это значит, что лучшим соединениям Великого княжества Литовского оказались противопоставлены не случайные провинциальные ополчения, а лучшие соединения Московского государства. Иначе говоря, у речки Ведроши столкнулись главные силы двух великих держав.
Но и это ещё не всё: списки военачальников Ивана III, дошедшие до наших дней, позволяют увидеть весь масштаб сил, бывших под командованием князя Щени. Помимо перечисленных выше контингентов, ему подчинялись также удельные князья со своими войсками: Семён Иванович Стародубский, Василий Иванович Шемячич, Иосиф Андреевич Дорогобужский, а также Иван Михайлович Воротынский с отрядом татар.
Иван III долго готовился к решающей битве. Он как стратег сделал всё, чтобы в этот день у его воевод хватило сил для победы. Собственно, и воеводы к генеральному сражению были подобраны из числа лучших военачальников.
Не говоря о самом князе Данииле Васильевиче, одарённом и признанном войсками полководце, подарившем России Вятку и Вязьму, на должности полковых воевод попали: опытнейшие князь Фёдор Васильевич Оболенский-Телепень и Яков Захарьич Кошкин; брат последнего Юрий, недавно взявший Дорогобуж, а также наработавший тактические навыки во многих походах князь Михаил Фёдорович Телятевский-Микулинский. Этот костяк командования обеспечивал грамотное руководство полками, энергию и решительность в действиях.
Тот же северный летописец, совершенно независимый относительно официального великокняжеского летописания, рассказывает подробности, близкие “литовской” версии: “И сретошася обои полки... на Тросне и стояша много дни, и последи литва перелезли по мосту за Тросну. И ступишася обои полки на бою, и бишась по шести часов обои полцы, имащеся за руки, сечахуся”. Следовательно, всё-таки была пауза, когда два воинства стояли на разных берегах реки, и была атака литовцев, с безрассудной отвагой перешедших реку себе на горе. Сражение приобрело вид ужасающей бойни. Кровь текла “по удолиям”, как река, и конь трупов перескочить не мог. “А литва побеже, и мало их утече за Тростну за реку, занеже великого князя сила пешая зашли за мост посекли на Тростне. И много в реце истопе...” Иными словами, часть бойцов князя Щени зашла литовцам в тыл и разрушила мост, по которому они переправились через реку, что привело к большим потерям в полках отступающего противника. Пленных Иван III разослал “по городам в заточение”. Самого князя Константина Острожского “...оковав, посла в заточение на Вологду. И велел его ненуждно6 держати, и поити, и кормити довольно, а иным воеводам и князем и паном кормили по полуденьге за день, а князю Констянтину Острожскому кормили по 4 алтына на день. А своим князем и воеводам воздал князь велики честь и дары, и жалованья”.
И, похоже, стояние на двух берегах реки, а возможно, и “первый раунд”, предшествовавший решающей схватке, действительно имели место.
Упоминавшийся уже имперский дипломат Сигизмунд Герберштейн, источник не очень надёжный (поскольку сведения барон собирал почти что через два десятилетия после событий на Ведроши), но и не бросовый, независимо от летописей свидетельствует о чём-то подобном: “Так как речка мешала столкновению, то с той и другой стороны стали искать переправы или брода. Раньше всего переправились на противоположный берег несколько московитов и вызвали на бой литовцев; те без всякой боязни оказывают сопротивление, преследуют их, обращают в бегство и прогоняют за речку; вслед за тем оба войска вступают в столкновение, и с той и другой стороны завязывается ожесточенное сражение. Во время этого сражения, ведшегося с обеих сторон с одинаковым воодушевлением и силою, помещённое в засаде войско, про грядущую помощь которого знали весьма немногие из русских, ударяет с боку в средину врагов. Поражённые страхом литовцы разбегаются; полководец войска вместе с большинством знатных лиц попадает в плен; прочие, сильно перепуганные, оставляют врагу лагерь”7.
Итак, ход боевых действий можно реконструировать следующим образом.
1. Юрий Захарьич Кошкин с небольшим полевым соединением берёт Дорогобуж.
2. Великий князь Литовский направляет против него гетмана Острожского с большими силами. Острожский пополняет свою армию полком смолян и движется в сторону Дорогобужа.
3. Кошкин узнаёт о приближении гетмана и вызывает подмогу. Князь Щеня является незамедлительно, с крупными силами. Полевое соединение Кошкина входит в состав армии Щени.
4. Острожский, остановившись у Ельни и собирая данные, колеблется: ему ранее сообщали, что отряд Кошкина намного слабее его воинства, но захваченный язык говорит, что теперь противник гетмана уже не Кошкин, а Щеня “в силе тяжкой”; языку то ли не верят, то ли верят отчасти и полагаются на собственную удаль; гетман двигается дальше; у деревни Лопатино Острожский получает точные данные, что его ждут московские полки, изготовившиеся к бою; он продолжает наступление и проходит на протяжении нескольких часов через неудобную для марша лесистую местность, утомляя свои войска.
5. На опушке леса у берега речки Ведрошь происходит первый бой. Передовой отряд князя Щени завязывает сражение и после упорной схватки отступает на другой берег, под защиту основных сил, увлекая за собой литвинов. Эту работу мог выполнить Сторожевой полк под командой того же Ю.З.Кошкина либо Передовой полк, возглавляемый князьями М.Ф.Телятевским, П.В.Оболенским-Нагим и В.Б.Турениным. Очевидно, Даниил Васильевич применил здесь древнюю хитрость из тактического арсенала татар: заманить неприятеля в ловушку, “подставив” ему малую часть своих сил и наполнив врага уверенностью в собственном превосходстве. В конце концов, та воинская наука, которую Москва получила в боях с Ордой, а позднее — с её осколками, дала ценный опыт и для “западного фронта”...
6. Усталые отряды гетмана Острожского дерзко устремляются вперёд, переходят речку Ведрошь и вступают в бой с главными силами Москвы. Сражение носит ожесточённый характер, идёт долго, обе стороны несут тяжёлые потери. Армия литвинов по своим боевым качествам — вовсе не боярское ополчение Новгородской вечевой республики, в 1471-м сломленное Холмским, как сухой тростник. Это куда более серьёзный противник.
7. По приказу Щени один отряд из его войска разрушает за спиной у литвинов мост, а другой наносит врагу удар во фланг или тыл из засады. Важный момент, стоит его подчеркнуть: там, где Константин Иванович Острожский бешено бросается в бой, Даниил Васильевич Щеня с холодной головой маневрирует, продумывает и успешно реализует тактические комбинации. В сущности, российский полководец обыгрывает литовского на доске тактических шахмат. Его талант ложится в основу победы точно так же, как стратегический гений Ивана III, стойкость и дисциплина рядовых воинов, воинское искусство младших воевод.
8. Гетманские полки окружены и сдаются. Кто может — бежит, однако многие беглецы находят смерть в водах речки. “Лагерь”, то есть, очевидно, обоз Острожского, достаётся победителям как трофей. Большинство военачальников армии великого князя Литовского, включая и командующего, оказываются в плену. Разгром полный.
9. Поражение на Ведроши приводит, во-первых, к деморализации неприятеля и, во-вторых, надолго лишает его возможности оказывать мощное организованное сопротивление России. В результате всё новые и новые города и “замки” открывают ворота перед воеводами Ивана III.
Фактически кампания 1500 года оборачивается для Великого княжества Литовского военной катастрофой, растянувшейся на полгода. Война ещё будет продолжаться несколько лет, мирное соглашение стороны заключат лишь в 1503 году. И великого князя Литовского на пути к миру ещё ждут новые поражения. Но основу для победы в этой войне составили успехи именно 1500 года: после них ошеломлённый противник уже не сумел оправиться. А юной России мир принёс колоссальное приращение земель на западе и юго-западе. Десятки городов, когда-то входивших в состав домонгольской “Империи Рюриковичей”, вернулись в состав единого Русского государства, ныне возглавляемого Москвой8.
В сущности, победа России на Ведроши повернула вспять литовское “стремление на восток” и мощно повлияла на всю политическую историю Восточной Европы.
Чтобы завершить рассказ о российском триумфе на Ведроши, осталось обговорить некоторые важные частности.
Численность гетманского воинства можно определить, хотя и очень приблизительно. Почти вся командная верхушка армии Острожского оказалась в плену, кто-то погиб (тот же маршалк Ян Петрович, которого в литовских источниках с лукавым простодушием числили в “пропавших без вести”); остались на свободе лишь Николай Николаевич Радзивилл да смоленский воевода Ян Станислав. Видимо, та же участь постигла и гетманское полевое соединение в целом: большинство погибли или же оказались в плену. Одна из новгородских летописей сообщает, что в сражении полегли больше пяти тысяч литовцев: “...изымаша на бою князя Костянтина Острожского, Григорья Остикова, Литовара, Николая Юрьева сына Глебовича, Николая Юрьева сына Зиновьева, князя Тюве Татарина, и всех поиманных более пятисот человек”. Вологодско-Пермская летопись противоречит этому известию, сообщая, что Литва потеряла убитыми больше тридцати тысяч бойцов, но это уже плод чистой фантазии9. Типографская летопись добавляет к числу знатных пленников неких “Друцких князей и Мосальских князей”10. Итак, при потере большинства командиров, очевидно, потеряно и большинство рядовых воинов. Исходя из этого, можно предположить, что Острожский располагал воинством в 6000–9000 бойцов, из которых 3500 составляла кавалерия. Полученные цифры сходятся с подсчётами мобилизационных ресурсов Великого княжества Литовского, сделанными несколько лет назад историком А.Н.Лобиным. Конечно, следует оговориться, что подсчёты эти носят весьма приблизительный характер.
Численность же армии князя Щени — величина в принципе не определяемая. Один из летописных источников сообщает, что в кампании 1500 года (не только у Даниила Васильевича под рукой, а вообще в поле) находилось 60 тысяч воинов, но сколько здесь правды, сказать трудно. Вероятно, летописец многократно преувеличил мобилизационные возможности России. Князь Даниил Щеня, скорее всего, мог выставить для боя контингент численностью между 7000 и 12000 человек.
Иными словами, Д.В.Щеня имел, возможно, некоторое превосходство над литовцами, но далеко не столь значительное, как они пытались уверить.
Можно предполагать, что армия князя Щени также понесла серьёзные потери в битве, поскольку в своём победном донесении он запросил у Ивана III подмоги. И великий князь Московский послал ему дополнительное войско во главе с воеводой Дмитрием Васильевичем Шеиным и князем Семёном Романовичем Ярославским. Значит, пришлось возмещать солидную потерю в людях.
Место, где происходило сражение, русские летописцы обозначают по-разному: “у Смоленска”, “на Миткове поле на речке на Ведроши”, “на реке на Полме”, “на реке Тросне”, и, наконец, выдержка из документа: “<воеводы> ходили к Рословлю и к Ельне, и бой им был на Ведрошке”.
Ведрошская битва — величайший среди полевых сражений успех русского оружия в борьбе с Литвой. И не только в XV столетии, но и на протяжении громадного хронологического отрезка от Александра Невского, разбившего литовских князей при Зижиче и Усвяте, до князя Пожарского, отбившего корпус Ходкевича от Москвы в 1612 году. Таким образом, с середины XIII века по начало XVII-го самый значительный полевой триумф русско-литовской борьбы — именно победа на Ведроши.
В советское время из-за превратно толкуемого “интернационализма” московско-литовские войны вообще оказались на периферии исследовательской активности, статьи о них редко появлялись на страницах научно-популярной литературы и пребывали на изрядном расстоянии от школьных учебников. Ведрошь... нельзя сказать, чтобы совершенно забыли, нет, и всё же поминали относительно редко. Позднее ситуация если не выправилась, то, во всяком случае, улучшилась. Об успехах русского оружия в наши дни вновь стали говорить. Идут научные дискуссии, пусть то и дело прерываемые каскадами антирусских националистических конвульсий. Сама тема борьбы Московского государства и Великого княжества Литовского попала в фокус общественного внимания. Однако по сию пору то громадное значение, которое имел разгром гетмана Острожского, недооценивается.
В 1501 году войска Ивана III под командованием князя Ростовского вновь разгромили собравшихся было с силами литвинов под Мстиславлем.
Осенью 1501 года войска князей С.И.Можайского и В.И.Шемячича по распоряжению Ивана Васильевича были направлены к Мстиславлю, где стоял сильный литовский заслон. По словам летописи, его возглавляли “князь Михайло Ижеславский... да великого князя Александра Литовского воевода Остафей Дашкович з двором великого князя заставою и с желныри”, а также некий воевода Якуш Костевич.
Два удельных князя, недавно перешедшие на сторону России, явно не располагали достаточными силами, чтобы разгромить литовский корпус под Мстиславлем. За год после поражения у Ведроши литвины вновь накопили воинский ресурс. Как видно, ядро новой армии находилось именно у Мстиславля: город оказался в ту пору на “передовой” — в непосредственной близости от земель, недавно занятых московскими полками; к тому же он с юга прикрывал Смоленск, пока ещё занятый литовцами. Сюда пришёл и двор (или, по крайней мере, часть двора) великого князя Литовского, то есть лучшие боевые формирования. Мстиславль давал литовцам отличную операционную базу для действий против любого наступления воевод Ивана III северо-западнее Стародуба и Брянска.
Поэтому главный элемент в большой пятиполковой армии, предназначенной для разгрома литовской группировки под Мстиславлем, составили московские полки, а не отряды удельных князей. А старшим среди государевых воевод был назначен князь А.В.Ростовский.
В летописном известии о Мстиславльской наступательной операции Александр Владимирович назван “боярином”. Можно предположить, что Иван III пожаловал князю этот высокий чин в награду за взятие Торопца. Обретение боярства — большой скачок в карьере. Но и большая ответственность: надо и впредь проявлять себя на поле брани наилучшим образом...
Под Мстиславлем рать князя А.В.Ростовского и удельных князей нанесла литовцам серьёзное поражение.
Летопись сообщает: “Приидоша воеводы к граду Мстиславлю ноября 4, в четверток, и срете их из града... И снидошася полки... И Божиею милостию одолеша полки великого князя... и многих литвы изсекоша, тысяч семь, а иных многих поимаша и знамена их поимаша, а князь Михайло едва утече в град. И воеводы великого князя, постояв у града, землю чиниша пусту, и возвратишася к Москве с многим пленом”11. В результате битвы московские воины “поимали” некоего вражеского военачальника Федня Скрыпова и пожгли посады Мстиславля, поскольку литовские воеводы “утекли” в город и их некому было оборонять.
Для противника поражение у Мстиславля было вдвойне неприятным, поскольку он не сумел расквитаться за разгром на Ведроше и перехватить инициативу.
Пока великий князь литовский Александр Ягеллончик метался по своей стране, пытаясь наладить оборону, московские воеводы занимали города. В результате Москва поставила под контроль огромную территорию.
В итоге противник вынужден был пойти на перемирие. Литовские власти во главе с Александром Ягеллончиком мечтали о реванше, но не имели достаточно сил, чтобы его осуществить. Иван III желал освоить как следует то, что отвоевал у литвинов, и стремился сократить риск ухудшения международной обстановки. По перемирию 1503 года Великое княжество Литовское отдало Торопец, Чернигов, Путивль, Брянск, Дорогобуж, Мосальск, Мценск, Трубчевск, Новгород-Северский, Гомель, Стародуб-Северский и множество других, не столь значительных городов. Это был самый крупный военный успех за всю жизнь Ивана III, наполненную громкими победами. Новорождённая Россия приобрела земли, превосходившие по площади огромную Новгородчину.
Накопив все ресурсы, какие только можно было использовать в громадной, геополитических масштабов схватке, Иван III уверенно разгромил неприятеля и освободил от чужой власти необозримую территорию. Мало об этом пишут в учебниках по истории, недопустимо мало. Славные победы русского оружия, потрясающие успехи великого князя, гроссмейстера большой политики, либо совершенно не находят отражения в школьных учебниках, либо оказываются изложены в паре строк. Откровенно говоря, и вузовские учебники дают студентам до крайности скудную информацию по этой теме.
Триумфальное завершение московско-литовских войн при Иване III оставило потомкам длительную перспективу то тлеющего, то разгорающегося, а то и пылающего до небес конфликта. Об этом стоит поговорить подробнее. Как минимум по той причине, что названный конфликт не завершился до сих пор, и один Бог ведает, когда он завершится. Сегодня российские бойцы в камуфляже, касках и с автоматами продолжают дело ратников Ивана Великого, выходивших на бой с луками, копьями и саблями.
Итак, прежде всего: граница между Россией и Великим княжеством Литовским (позднее — Речью Посполитой12) стала фронтом. На этом фронте время от времени война затихала... но лишь затем, чтобы вновь возобновиться, когда обе державы почувствуют себя готовыми для нового раунда борьбы. До исчезновения Великого княжества Литовского во второй половине XVIII века не существовало способа решить проблему иначе, как только с помощью вооружённой силы. Веками обе стороны знали: им придётся так или иначе вернуться к проблеме вечного пограничного спора и сражаться насмерть.
Это противостояние в конечном итоге выявило геополитическую истину: фронт между Россией и Великим княжеством Литовским представляет собой цивилизационный разлом. Восточнее него — Русская цивилизация, выстроенная на Православии, западнее — Европейская, в том варианте, который выстроен преимущественно на Католицизме. Примирение невозможно.
В XVI веке Россия и её западный оппонент “сыграли” четыре партии на этом поле, после того как Иван III добился триумфального преимущества.
И стоит всмотреться в политическую карту. Возможно, некоторые реалии нашего времени станут яснее от понимания того, как она изменялась на протяжении столетий. В 1503 году линия разграничения проходит между Черниговом, присоединённым к Москве, и Киевом, пока ещё не присоединённым. Путивль, Новгород-Северский, Гомель, Брянск, хотелось бы повторить, — тоже восточнее границы, они тоже принадлежат России.
Парадоксально, не правда ли? В наши дни государственная граница Российской державы проходит далеко не столь выгодно для нашей страны. Чернигов — с той стороны, да и Гомель тоже.
В 1507-1508 годах проходит новая схватка, скоротечная. Россия теряет в ней Любеч и маленькую Лоеву гору, но под руку великого князя Московского Василия III выезжает сильный союзник — русско-литовский магнат князь Михаил Глинский с семьёй, дружиной и сторонниками.
В 1510–1522 годах Василий III, сын Ивана III, унаследовавший от родителя и главные направления внешней политики, и способы борьбы за успех, в общем, многое, кроме политического таланта, ведёт тяжёлую кровопролитную войну. Берёт Смоленск в трёхлетней борьбе и удерживает его, терпит поражение на Орше, наносит ответное поражение врагу под Опочкой, пытается забрать и Полоцк, но терпит неудачу, наводняет Литовскую Русь войсками, которые подвергли её разорению. Итог: в 1522 году Литва официально уступает России Смоленск с обширными землями, где, в частности, стоят Ельня и Рославль. Крупный успех России в бесконечном противостоянии с литвинами.
Так называемая Стародубская война ведётся без особой интенсивности в детские годы Ивана Грозного (1534–1537). Россия терпит поражение, что называется, “по баллам”. Результаты у этой войны скромные: Москва отдаёт виленским правителям город Гомель, зато на землях противника она строит крепость Себеж, которая входит вместе с окрестностями в состав нашей страны.
Царь Иван IV ведёт войну против Польско-Литовского государства чрезвычайно долго: с 1561-го по 1582 год (с перерывами). Первый этап боевых действий отмечен яркой победой — взятием Полоцка в 1563 году и досадным поражением на реке Уле (Улле). На втором этапе успехи сменяются неудачами. Польский король Стефан Баторий отбивает Полоцк, захватывает ряд других русских крепостей. Его победоносное наступление остановили гарнизон и жители города Пскова. Потерпев у его стен поражение, Стефан Баторий уже не имел сил для новых завоевательных походов. Тем не менее России пришлось в 1582 году по условиям Ям-Запольского мира отдать Речи Посполитой из состава своих, коренных русских территорий город Велиж и недавно отвоёванный Полоцк.
Значительное поражение. Россия ищет возможности реванша, Речь Посполитая мечтает отобрать и то, что когда-то великими усилиями, в боях приобрели Иван III и Василий III. Борьба не кончена, обе стороны прекрасно это понимают.
Великая Смута начала XVII века открывает для западного соседа превосходную возможность половить рыбку в мутной воде многолетнего мятежа, сотрясающего стены русской государственности. Польские и литовские авантюристы участвуют в русской Смуте сначала под знамёнами разного рода самозванцев. Но в 1609 году против Москвы выступает сам король Сигизмунд III. Новая, чрезвычайно долгая, дорого стоившая обоим государствам война продлилась до 1618 года, когда было заключено Деулинское перемирие. Россия истекала кровью от многочисленных ран, нанесённых внешними и внутренними врагами, она едва выжила в Великой Смуте, имела слишком мало сил для борьбы, можно сказать, едва стояла на ногах. Поэтому молодому царю Михаилу Фёдоровичу пришлось отдать полякам невиданно много — ради выживания державы. Ликуя, поляки и литвины получили в свои руки Смоленск с окрестными городками, плюс Дорогобуж, Трубчевск, Чернигов, Серпейск, Белую, Почеп, Невель, Себеж, Красный, Стародуб-Северский и Новгород-Северский. Тяжелее всего ощущалась в России потеря трёх древнерусских княжений, трёх крупных городов: Смоленска, в первую очередь, затем Чернигова и Новгорода-Северского.
“Литовский рубеж” откатился почти что ко временам между первой и второй войнами Ивана III с Литвой. Чудовищные территориальные потери взывали к ответным действиям, и Россия готовилась к ним на протяжении десятилетий.
Первая попытка реванша относится к 1632–1634 годам, то есть ко времени так называемой Смоленской войны. Русская армия, половина которой была снаряжена, вооружена и обучена по европейским образцам, взяла целый ряд городов, осадила Смоленск, но у стен его потерпела тяжёлое поражение. Вместе с тем Речь Посполитая также не имела достаточно сил, чтобы вести долгую войну, ей также досталось на полях сражений. Поэтому Поляновский мир 1634 года зафиксировал своего рода компромисс. России был официально возвращён город Серпейск, а позднее, по дополнительной договорённости, поляки уступили также Трубчевск и Ахтырку. Слабое утешение! Не ради этого страна собирала и вооружала большую армию... Но всё же лучше, чем ничего.
Главную геополитическую задачу — вернуть земли, потерянные по Деулинскому перемирию 1618 года и не возвращенные в 1630-х — 1640-х годах, Россия решила при царе Алексее Михайловиче.
И здесь стоит вновь притормозить. Алексей Михайлович бился с Речью Посполитой 13 лет: с 1654-го по 1667 год. Обе стороны сражались с невиданным упорством и ожесточением, бросали в бой главные силы. Это самая длительная, самая тяжёлая, самая затратная в финансовом смысле и самая кровопролитная война России на “литовском рубеже”. Она отстоит от времён Ивана III на полтора столетия. Но главные направления борьбы — те же, которые наметил именно он.
Иван III осуществил дерзкий геополитический проект, а именно воссоединение земель Древнерусской державы Рюриковичей под стягами Православия и в какой-то мере византийского имперского наследия. И если бы не его победа в московско-литовских войнах, возможно, освобождённая от ордынского ига Русь не стала бы государственным ядром Православного мира, не попыталась бы обрести значение Третьего Рима, а осталась бы просто сильной региональной державой. Так вот в середине XVII века, при первых Романовых, российская военно-политическая элита всё это прекрасно понимает и действует по заветам Ивана Великого, и противостоящая ей элита Польско-Литовского государства также понимает цену ставок, а потому старается удержать Россию в загончике политического захолустья.
Надо видеть, надо понимать: борьба за Литовскую Русь, которую начал Иван III и продолжал Алексей Михайлович, имела не региональное, не общеевропейское, а всемирно-историческое значение. Какая-нибудь узко-западноевропейская Столетняя война или война Алой и Белой Розы, и вовсе локально-британская, очень подробно изложены в русских школьных учебниках, но на современный облик мира гораздо больше влияния оказали московско-литовские войны. Они важнее, они значительнее. Их зачинатель — фигура, имеющая масштаб больше общероссийского.
Ну, а теперь, возвращаясь ко временам Алексея Михайловича, следует вновь взглянуть на карту. К чему стремится Россия, вступая в новую войну? Прежде всего и главное: вернуть всё, что оставалось за Речью Посполитой из плодов Деулинского перемирия. А это очень много, в первую очередь, хотелось бы напомнить, Смоленск, Новгород-Северский, Чернигов.
А в нашей исторической литературе её чаще всего именуют “войной за Украину” или “войной за Малороссию”. Хотя правильнее всего было бы именовать ее Второй Смоленской войной. И взятие Смоленска стало главным её событием.
А как же главный союзник Алексея Михайловича в этой вооружённой борьбе — казачья Гетманщина? Надо смотреть на историческую ситуацию середины XVII века без шор и самообмана. Богдан Хмельницкий и малороссийское казачество рассматривались как важный положительный фактор для достижения целей, которые были названы выше. Уж потом, в ходе войны, борьба за саму Малороссию получила серьёзное значение.
Вторая Смоленская война началась триумфальными победами, которые сменились тяжёлыми поражениями, а затем наступила фаза борьбы на износ. Фактически последние годы этой войны представляют собой соревнование двух государственных систем: кто более стоек, чья мобилизационная машина работает в любых условиях, не исключая тяжелейших, кому победа в этой великой войне нужнее. По большому счёту, речь шла о том, кто кого гибельно измотает.
Не правда ли, ситуация решающего периода Второй Смоленской войны во многом напоминает нынешнюю? Не только территориально. Ещё и тем, что это “игра вдолгую”: кто кого перестоит, кто кого сломит в поединке из десятка раундов...
На исходе войны сам король польский Ян II Казимир вторгся с огромной армией на территорию России и потерпел полное поражение. А казачья Гетманщина несколько раз раскалывалась в разных направлениях. Часть казачества всегда оставалась верной России и Православию. Другие части искали возможности вернуться под стяги Речи Посполитой, лечь под крымского хана, турецкого султана или обрести какую-то невиданную, немыслимую независимость, на которую не хватало сил, и оставалось только о ней мечтать, гробя землю и людей за эти мечтания.
Очень важно: русское население областей, отвоёванных Иваном III, почти ничем не отличалось от русского населения, жившего на коренных землях Московского государства. А вот к середине XVII века на территорию Малороссии уже вовсю проникли иные политические порядки, иные правовые установления, образование, сильно отдававшее католической схоластикой, да и общее влияние Католицизма. Люди изменились. Отсюда — почва для расколов, без конца сотрясавших казачье воинство и проникавших в ту же Северскую землю.
И всё-таки к 1667 году победа России стала ясна. Она имела не тот триумфальный вид, который мог быть дарован скорым разгромом противника в первые год-два войны, но всё же была поистине историческим успехом.
Итак, Алексей Михайлович вернул всё, что Россия отдала Речи Посполитой по Деулинскому перемирию. Иначе говоря, и Смоленск, и Белую, и Дорогобуж, и Чернигов, и Новгород-Северский, и Стародуб-Северский, и прочие, менее значительные города. Запорожская Сечь перешла под двойное управление. Но это далеко не всё: под власть русских государей перешла та часть Малороссии, что лежит восточнее Днепра, — с городами Полтава, Нежин, Кременчуг, Переяслав, Батурин, Переволочна. По духу соглашения, Россия распространяла своё влияние и на те области, которые сейчас составляют многострадальную землю Донбасса. Кроме того, на правом берегу Днепра Россия получила во временное держание Киев. Это временное состояние российской принадлежности Киева сделалось постоянным в 1686 году. Речи Посполитой было заплачено изрядно серебра, кроме того, была составлена договорённость об участии России в борьбе с Крымом и Турцией, плюс за Речью Посполитой признали Себеж, Невель и Велиж (городки со спорным статусом), но Киев с окрестными городками, а заодно и область низовых запорожских казаков удалось удержать за Россией навсегда. Ну, то есть... до безобразий XX века.
Ещё раз взглянем на карту российских границ второй половины XVII века. Сравним её с той, которая отражает, во-первых, современные российские рубежи на юге с присоединёнными в 2022 году субъектами федерации, которые прежде находились под властью Киева, и, во-вторых, линию боевого соприкосновения на первую половину 2024 года. Ох, далеко нашему сегодняшнему Российскому государству до времён Алексея Михайловича! Поразительно далеко! Там ещё... как бы правильно выразиться? Очень многое осталось отвоевать. Исправить. Восстановить.
А сам Киев... звучит парадоксально, но факт: Киев являлся российским приграничным городом — вплоть до времён Екатерины II. Великий, богатый, русский православный город, стоящий в непосредственной близости от западной границы России.
Вот так.
Осталось добавить немногое.
В сущности, императрица Екатерина II, производя во второй половине XVIII столетия разделы Речи Посполитой, также действовала в канве идей, положенных в основу внешней политики Ивана III. Великий князь московский объявил себя Государем Всея Руси, то есть всей огромной коллективной “вотчины” Рюриковичей от Киева до Берестья (Бреста), от Пинска до Переяславля-Южного, от Смоленска до Рязани, кому бы эти русские земли ни принадлежали де-факто и какое бы ни носили название. Иван III начал возвращать то, что ранее попало под власть алчных соседей, а Екатерина II вернула в состав России почти всё13, что ко временам её правления ещё оставалось не возвращённым. Здесь видна своего рода цельность долгоиграющего геополитического проекта, родившегося в 80-х — 90-х годах XV века.
В 1815 году император Александр I включил в Российскую империю обширные польские земли, в том числе Варшаву. Ничего собственно русского. Польша требовалась России лишь с одной целью, а именно: чтобы её территория не могла быть использована иной великой державой как плацдарм для нападения на Россию (такое случилось в 1812 году усилиями Наполеона Бонапарта). Однако, в сущности, и здесь видна своего рода “производная” от планов Ивана III: не только занять всю территорию Древней Руси, “Империи Рюриковичей”, но и защитить её с запада от сильнейших хищников.
Результатом стала наиболее благоприятная за всю историю нашей страны конфигурация её западных границ в период с 1815 года по Первую мировую войну. Апогей русской мощи. А вот позднее, в эпоху Гражданской войны и десятилетий советской власти чёткое и ясное понимание того, каких правил должна Россия придерживаться на западных рубежах и за что она должна держаться, оказалось утрачено. Вместо этого происходило долгое, последовательное раскармливание монстра “Украинской советской социалистической республики” исторически русскими областями. УССР выросла в страну-громадину и... отвалилась от советской державы в годы её распада. А потом её постарались использовать в том же ключе, в каком Наполеон использовал Польшу: как плацдарм для агрессивных действий против России.
Что тут скажешь? Разные могли быть мотивации для действий советской власти, идеологические и политические, разумные и не очень, но одно уж точно нехорошо: в 1503 году Чернигов, Путивль и Новгород-Северский по итогам триумфальной политики Ивана III входили в состав России как её неотъемлемая часть, а сейчас они за пределами нашей страны.
Это проигранные земли.
Это территориальные последствия поражения.
Что ж, относительно недавно началось восстановление прежнего положения вещей. Без военных действий это в принципе невозможно. Для того чтобы увидеть это, достаточно вспомнить долгую историю “передвигания” то к западу, то к востоку, то опять к западу “литовского рубежа”: две войны при Иване III, ещё шесть войн после него, вплоть до Алексея Михайловича, разделы Польши, обретение Варшавы при Александре I... За всё щедро плачено кровью русских воинов. Нет причин думать, что исправление запущенной геополитической ситуации в наши дни могло происходить вне военного контекста.
И следует помнить: здесь проходит цивилизационный разлом. Любая его сдвижка — действие глобального, всемирного значения. А значит, ничего быстрого, лёгкого, простого тут нашу страну не ожидает. Иван III, хотелось бы напомнить, воевал с Литвой более шести лет, а царь Алексей Михайлович — все тринадцать.
Но дело делать надо.
Если говорить откровенно, со всей ясностью, то боевые действия, которые ведутся в Малороссии и Новороссии с 2014 года по сей день, и особенно их вспышка с 2022 года — это историческая необходимость. В сущности, возвращение адекватного взгляда на доску большой политики.
Суть — восстановление нормы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Список Быховца // Полное собрание русских летописей. СПб, 1907. Т.XVII. Западнорусские летописи. Стб. 559-560; Список гр. Рачинского // Полное собрание русских летописей. СПб, 1907. Т.XVII. Западнорусские летописи. Стб. 342; Евреиновская летопись // Полное собрание русских летописей. СПб, 1907. Т.XVII. Западнорусские летописи. Стб. 402.
2 Продолжение летописи по Воскресенскому списку // Полное собрание русских летописей. СПб, 1859. Т.VIII. С. 239-240.
3 Фон Герберштейн С.Записки о Московии. М., 1988. С. 83-84.
4 Ермолинская летопись. Приложение 2-е // Полное собрание русских летописей. СПб, 1910. Т.XXIII. С. 196.
5 Архангелогородский летописец // Полное собрание русских летописей. Л., 1982. Т.XXXVII. Устюжские и Вологодские летописи. С. 99.
6 То есть обеспечивать так, чтобы знатный пленник ни в чём не знал нужды.
7 ФонГерберштейн С.Указ. cоч. С. 84.
8 Смоленск, правда, тогда взять не удалось: видимо, причиной стало неудачное командование 20-летнего сына Ивана III, князя Дмитрия Ивановича по прозвищу Жилка, возглавившего полки в смоленском походе 1502 года. Поход начался летом, усталые полки вернулись к Москве 23 октября. Смоленск штурмовали, обрабатывали его артиллерией, но, как сообщает летопись, “града... не взя, понеже крепок бе”. Войска, осаждавшие Смоленск, сумели всего лишь разорить его окрестности. Однако дорогобужский плацдарм на Смоленской земле сохранился за Россией, и впоследствии он сослужил добрую службу Москве.
9 Новгородская четвёртая летопись // Полное собрание русских летописей. СПб, 1848. Т.IV. Новгородские и псковские летописи. С. 135; Вологодско-Пермская летопись // Полное собрание русских летописей. М.-Л., 1959. Т.XXVI. С. 294.
10 Типографская летопись // Полное собрание русских летописей. Пг., 1921. Т.XXIV. Стб. 214.
11 Летописный свод 1518 года // Полное собрание русских летописей. Т. 28. С. 335; Воскресенская летопись. Продолжение // Полное собрание русских летописей. Т. 8. С. 240-241.
12 Речь Посполитая — польско-литовское государство, в рамках которого две части державы находятся в тесной политической унии. Такая форма государственного устройства была принята в 1569 году.
13 Галиция отошла к Австрии.
ДМИТРИЙ ВОЛОДИХИН НАШ СОВРЕМЕННИК № 10 2024
Направление
Очерк и публицистика
Автор публикации
ДМИТРИЙ ВОЛОДИХИН
Описание
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос