ЗОЛОТАЯ РЫБКА
РАССКАЗ
...Живот до носа, но “до родов ещё месяц”, — сказала врач. Ах, как жаль, что долгожданное чудо не родилось неделю назад, когда у жены был день рождения. Таня об этом мечтала: дни рождения мама с дочкой вместе бы справляли. Ещё месяц, целый месяц!.. Бедная, как она носит тяжесть такую — беремя, вот откуда слово беременная! Ходит, как утка, не знает ночью, как лечь поудобней. Тимур жалел жену. Всех беременных женщин он теперь жалел, а уж свою-то родную, такую близкую, растрёпанную по утрам, с припухшими со сна губами и глазами... Никогда раньше он не сочувствовал Тане так, как сейчас. Прямо так бы и спрятал её от всего мира для б’ольшей сохранности. Однажды выходили из автобуса, он Тане руку подал, а какой-то хмырь её толкнул, так он чуть не ударил парня того.
Жалеть-то Тимур её жалел, но сам продолжал жить, как раньше. Разве у мужчин что-то меняется? Ни в работе, ни в увлечениях — ничего! И когда закончился разлив и среди друзей пошли разговоры о рыбалке, в ближайший выходной он решил ехать.
— Хоть рыбкой тебя побалую, — сказал жене, обнимая её за плечи и целуя в светлые волосы.
А она вдруг:
— Возьми меня на рыбалку... возьми меня ... — и смотрит умоляющими глазами. И усталость в глазах, и в них тоже — тяжесть-беремя.
Тимур задумчиво на неё поглядел. Грустно ему стало. Ах, жалко Таню. Половину тяжести надо бы мужу. Но природа распределила по-своему: почему-то всё ей, женщине, на её слабые плечи.
До родов месяц. “Возьму, — решил муж, — что она в городе пыль глотает, погода вон как раззадорилась, жарит за двадцать, это утро, а днём и до тридцати поднимется! Вода спала, рыба будет брать бешено. Отвлечётся, селявок половит, удочку для неё возьму”.
— А, поехали!
Сыто, словно огромный кот, урчал мотор теплохода. Сидели на палубе “Москвы”, пьянея от воздуха. Берега — сплошная природа, ни одного городского объекта, да и деревень не видно. Взгляд отдыхает от коробок. Пассажиров немного. Это осенью горожане рванут за грибами в Белый Бор. А сейчас — несколько мужчин с удочками и спиннингами, две женщины в Трёхозерку — там посёлок вроде дачного. И один чёрно-белый пёс, притулившийся к коленям пожилой тётушки. Рыбаки поглядывали на пару неодобрительно, больше Тимура сверлили глазами: что он, жену в кусты везёт рожать? По Тане скользнут взглядом и тут же его отводят, неудобно — больно большой живот, может, и двойня там. А Тане всё равно. Была бы она одна — стеснялась бы взглядов — никак не могла к ним привыкнуть, — а с мужем — да пусть смотрят. Таня мужа за руку взяла. Так и сидели, держась за руки, как влюблённые. Они и есть влюблённые, сказано же — любовь вечная, они проверили: уже год вместе.
Местечко, куда они приплыли, называлось Озёл. Примерно в километре от пристани — озеро, а там, на его лесном берегу — деревня. Теплоход заурчал по маршруту дальше, а они направились к озеру. Идти берегом — горы из коряг, вывороченных с корнями деревьев: разлив только-только схлынул. Тимур руку подавал, перетаскивал женушку, да, по существу, двоих уже тянул; она мужественно держалась, не жаловалась. Дошли до протоки, соединяющей озеро и реку. Тут, на бережку, уже поросшем ровненькой травкой и молодым щавелем, остановились. Муж приготовил снасти, достал подкормку в марлевом мешочке, две банки из-под консервов с червями — для себя и жены... Нацепил червяка и подал удилище Татьяне.
— Попадётся акула — зови на помощь! Я рядом, — и показал на соседнее дерево: раскидистая ива полоскала ветки в воде.
И началось!
Окуня Таня поймала через пару секунд. С некоторой брезгливостью сняла с крючка скользкую рыбу... Ойкнула, уколовшись о колючий плавник. Бросила на траву. Нацепила нового червяка. Муж-рыбак научил, хотя ей было противно брать двумя пальцами извивающееся розовое существо и делать ему больно, но куда денешься: рыбку хочется поймать. Снова поклёвка... снова окунь, да такой крупный... но... тут почувствовала, что в её поясницу тоже что-то “клюнуло”, слегка, вот как окунь первую поклёвку делает — еле заметно. Клюнуло и прошло, она внимания особого не обратила, но спросила у Тимура на всякий случай:
— Тимур, сколько времени?
— Без пятнадцати десять.
Через некоторое время снова поклёвка — и на удочку, и в поясницу.
— Тимур, а сейчас?
— Что сейчас? — Тимуру не до жены: уже вошёл в азарт, клёв дикий, такой редко бывает, окуни в очередь выстроились к Тимуровой удочке.
— Времени сколько сейчас?
— Десять.
Через малое время:
— А сейчас?
— Четверть одиннадцатого. Ты чего так часто спрашиваешь, Тань? Проголодалась?
Аппетит жены рос вместе с животом.
— Так. Нет, не хочу есть.
Значит, поясницу “клюёт” пореже, чем на удочку, но зато через равное количество минут. Таней давно проштудирован толстый том “Патологии беременности”, и там наряду с осложнениями в родах изложена информация о правильных. Да сколько раз об этом в женской консультации талдычили! Но ведь врач сказала: “Через месяц”. Таня по своей молодости безоговорочно верила медицине.
Подошёл муж. Взгляд внимательный, но чувствуется, что торопится к удочке.
— С тобой всё в порядке?
— Что-то поясницу тянет.
— Может, вернёмся домой? Полежишь — пройдёт, — Тимур врачам тоже доверял. Сказано — через месяц, значит, так и должно быть.
— Давай я одна поеду, ты рыбачь.
— Да? Ты уверена, что одной надо?
Зачем портить мужу рыбалку? Таня, в отличие от Тимура, понимала, что, может быть, и начинается то вселенское таинство рождения человека, которого все беременные ждут и боятся, но держала эту мысль на втором плане. Скорее всего, это не роды, а просто недомогание. И как же она тогда оправдается перед Тимуром, для которого рыбалка — страсть?
Потянуло... Отпустило.
— Тимур, мне, правда что-то нехорошо, домой надо, полежать. А ты оставайся.
— Да? Точно можно остаться?
— Да, можно, — голос жены нерешительный, но ведь главное — смысл.
Обратный путь по буеракам и заломам. Никак их не обойдёшь... Таня вперевалочку, как утка, шагает вверх, вниз, руки мужа её страхуют... не дай Бог упасть... Тимур бы её на руках нёс, и было такое — носил. Но вот двоих не удержит. Особо опасные коряги он совсем убирает из-под её ног или укладывает так, чтобы удобнее было любимой жёнушке ступить.
Оставшись одна на палубе теплохода, Таня расплакалась. Мало ли что она сказала, муж мог бы с ней не согласиться и поехать бы тоже. Расплакалась от обиды, но можно было и от боли расплакаться — поясницу тянуло уже сильно, наверное, слишком напрягалась, перешагивая через валежины. “Клевало” уже не только в поясницу, но и в живот, боль становится опоясывающей, жгучей. Через какой промежуток времени — Таня теперь не знает, часы остались у Тимура, иначе как он на вечерний теплоход попадёт? Со скамьи напротив сочувственно смотрит на неё мужчина, севший на судно на конечном пункте. А по берегу бежит козлёнком её муж и приветливо машет рукой. Известно, что думает человек напротив про этого козла, он его тоже увидел, обернувшись на берег. А Тане радостно, что Тимур там скачет. Пусть человек знает, что у неё есть муж. Ребёнок не нагулянный. Почему-то она сразу думает, что пассажиру может показаться, что он нагулянный. Мнительность молодой женщины не знает предела.
Красива северная Вычегда. Кудрявые берега, поросшие ивой, сменяются борами. Сосны в беличьих шкурках тянутся к небу, прямые, как корабельные мачты. Нигде в России нет больше сосен с такими весёлыми рыжими стволами. Золотые пляжи растянулись на многие километры, впрочем, пляжей пока мало, основные ещё залиты водой и откроются позже. Но Тане не до красивых пейзажей, она изо всех сил сдерживает боль и слёзы.
Через полтора часа теплоход добрался до города. Таня вышла с дебаркадера на берег и остановилась в раздумье. Что делать? Такси не поймать. Машин с зелёными огоньками в городе раз, два и обчёлся. Ну, до автобуса недалеко, Таня, осторожно ступая, движется к остановке. Боль в пояснице становится такой, что ей приходится останавливаться и пережидать моменты схваток. Вот и “пятёрка”, наконец. Таня входит в переднюю дверь автобуса, и ей тут же уступают место — вскакивает с сиденья какая-то девушка. Медленно автобус ползёт по улицам, черепаха, а не автобус. Девушке нужно скорей на диван. Просто полежать. Ещё через месяц...
Неизвестно, кто является автором закона подлости. Скорее всего, бутерброд, падающий маслом вниз. И сейчас закон в действии: автобус сломался.
На Таниной памяти ничего подобного не было. Автобус их с Тимуром постоянный товарищ. Собственные машины водились только у космонавтов, чемпионов, ну, и у министров, наверное. Автобус исправно возил их по необходимым маршрутам. Случались, конечно, давки, но это что! Подумаешь, бока намяли. А тут... мотор трижды чихнул, железно чертыхнулся, и машина остановилась на взгорке. Двери открылись для желающих выйти, но никто не вышел, все терпеливо ждут, пока водитель устранит неполадки. И Таня ждёт, больше других ждёт.
— Товарищи пассажиры, просьба покинуть салон, — скучно прозвучал в микрофон голос водителя. — Сломались мы, — виновато добавил он.
Дождались! Люди посыпались из передней и задней дверей. А Таня осталась. Она не могла выйти, ей казалось, что идти она уже не сможет.
Она снова заплакала. В салон заглянул водитель, протирая руки замасленной тряпкой. Был он невысокий, на лоб нахлобучена кепка. Увидел Таню и закричал: “А ты что...” — и осёкся. Сидела в уголочке у окна девчонка, одинокая, несчастная и беременная. Сильно беременная. Что тут ещё скажешь? можно ругнуться про себя, испугаться можно: “Ну, а родит тут, в салоне?” Пошёл водитель договариваться с железным конём. И уговорил-таки, покопавшись снова в моторе. Автобус запыхтел, зачихал, дёрнулся на подъёме и покатил вверх по улице. Аккурат до Таниной остановки, не останавливаясь на других. Водитель про остановку заранее спросил в микрофон.
Полчаса назад Тане казалось, что она не сможет идти. Но сильна человеческая воля! Вышла, стараясь держаться прямо, — живот гордо вперёд. Всё у неё нормально. Стояла на остановке, держась за столбик, на котором указывались автобусные маршруты, как за друга.
Нет безвыходных ситуаций? А вот и есть. Что делать? “Скорую” не вызвать — телефона ни в кармане, как сейчас у всякого, ни телефона-автомата рядом. Просить кого-то о помощи? Чтобы довели до дома? Чтобы вызвали ту же “скорую”? Так ведь стыдно! У всех свои дела, что же она кого-то будет грузить своими проблемами! Она должна быть сильной! Но... она слабая... И пришлось ей, слабой, ковылять самой, превозмогая очередную пытку. Она уже давно сообразила, что это схватки у неё, элементарные схватки, в роддом надо. Но сначала необходимо добраться до дома — там документы и какая-то бумажка из женской консультации, с которой нужно появиться в роддоме. О ней так часто в консультации предупреждали, что Таня поняла: без этой бумажки в роддом хода нет.
Марш-бросок до общежития университета, где у них была комнатка. Начальство местного университета давало журналистам комнаты в студенческой общаге. А Тимур был журналистом, работал в газете. До пятого этажа Таня подтягивала себя за перила. Хватала их впереди себя обеими руками и подтягивала живот свой нескладный. Вот эта бумажка — на столе, на видном месте, в сумку её, туда же тапки и халат. А вот и диван, недавно купленный вместо двух студенческих кроватей с железными сетками. Ещё и в очереди за ним постояли месяца два, записывались заранее. Не потому, что им нужен был особенно модный, а потому, что никаких не было. Полежать всё-таки надо немножко. А вдруг пройдёт? Ведь по врачебным прогнозам... Таня осторожно прилегла набок. “Эй, кто там есть, тебе ещё месяц жить в невесомости”, — Таня усмехнулась. Да, в невесомости! Она же чувствует, как плавает дитё — в своё удовольствие, сверху вниз переворачиваясь. Космос! Человек в космосе, пуповина — как трал. Не нужно было на рыбалку... Полазала по буреломам, как медведица, такая же неуклюжая, вот и поплохело. “Прости, малыш. Тебе, наверное, тоже плохо, совсем ты притих. Или это перед выходом в белый свет затишье? Но ведь всего восемь месяцев тебе, во-семь!”
В той же “Патологии беременных” Таня прочла, что семимесячные дети выживают неплохо, а восьмимесячным почему-то меньше везёт... Вообще книги эти вроде “Патологии…” нужно держать от беременных подальше, потому что все патологии они примеряют на себя. Тимур вовремя отобрал у Тани толстенный сине-зелёный том в коленкоровой обложке, но многое она успела прочесть и запомнить. Про выживаемость восьмимесячных тоже. И теперь переживала, ей хотелось уговорить дитё подождать до положенных сорока недель. Но похоже, уговорить не удастся. Вызвать “Скорую помощь” несложно — спуститься на первый этаж и попросить вахтёра. Ох, как не хочется делать это одной, без Тимура...
К своему статусу беременности Таня относилась сложно. Некоторые гордятся временным своим положением, носят живот, как знамя. Таня не из таких. Она словно винила себя за то, что стала некрасивой, неуклюжей, эти пятна на лице, этот токсикоз. Идиоты, которых много на просторах России, тоже сыграли роль. Однажды в автобусе парень, подпирающий головой автобусную крышу, громко, на весь салон, заржал: “Что, зафутболили тебе?” Она в краску. Нет бы гордо ответить: “А тебя что, не мать родила?” Эта фраза вертелась на языке, но ответить парню девушка не посмела. Так и прожевала обиду, да так все восемь месяцев и ходила виноватой за то, что такая... ненарядная. И разве ж знала, почему? Помнила только, что в детстве отец как-то нехорошо на беременных смотрел. Один раз на такую тётеньку пальцем показал и сказал маме: “Баржа меньше размером, глянь!” Таня потом от всех беременных взгляд отводила. Стеснялась смотреть. Папины слова вспоминались.
И вот она — в подобном положении... А как без этого? Детей пока не научились в пробирках выводить. Да и хорошо, что не научились. Ребёнка они с Тимуром очень хотели. Правда, не ожидали, что это скоро случится...
... Месяца четыре назад пришла телеграмма от брата Тимура, тоже журналиста. Он недавно устроился в областную газету казахского города. Александр приглашал супругов в недалёкий от Байконура город, сулил быстрое получение квартиры. Это перевесило все плюсы и минуты. Родится дитё — уже будет квартира. И поехали в Джезказган. Недалеко отсюда запускали в космос ракеты. Поначалу Таня с Тимуром с любопытством наблюдали, как они, набирая высоту, теряли ступени, потом привыкли. Падают в степь ступени, загибаясь подобно вянущим цветам в вазе, оставляя надолго оранжевые хвосты в чёрном небе, да и ладно. Встречать Новый год отправились к подруге Александра. У Саши была коллекция подруг, одна за другой, к счастью, а не все сразу. Последняя работала в торговле. Когда гости пришли к ней, то увидели на столе горы продуктов, которых не видели раньше никогда и нигде. В магазинах свободно продавались недоступный по цене сервелат, маслины в банке и мясо сайгака. Вот и весь набор. Маслины супружеской паре не понравились, мясо сайгака — незнакомо, да и готовить его в общежитии условий нет. Иногда привозили порошковое молоко, Таня пила его, кривясь, только для того, чтобы ребенок в ней правильно развивался. На Севере, на её родине, молоко продавали хорошее. Питались они в столовых, вечером ходили в ресторан. Таня переживала ужасный токсикоз. Почти ничего не могла есть, а особенно мясо, и вот потому, что именно мясо не нравилось её дитю, она догадывалась, что у неё девчонка.
...В гостях Танины глаза сразу наткнулись на большую эмалированную миску, стоящую посреди стола. Она выделялась своей смелостью, граничащей с наглостью, — стояла посреди фарфора и хрусталя. Реабилитировало её только то, что она была полна чёрной икры. Да, чёрной икры. Все и попробовали, и поели, но миска всё равно оставалась сказочно полной. Когда все пошли танцевать, Таня осталась одна. Она не танцевала — боялась навредить своей капризной в еде девочке. И вдруг её токсикоз улетучился. Дочке чёрная икра очень понравилась. Они ели, ели и ели... А потом пошли всей компанией кататься с ледяной горки. Спуск длинный, как Млечный Путь. Садились на картонку, Таня впереди мужа, он надёжно обнимал их с дочкой, и мчались. Долго. Под звёздами. Таня чувствовала на животе крепкие руки мужа и уже почти что отца... Это было прекрасно. А потом они отправились в степь. Снегу было мало, шагалось легко. Они шли от города, шли, шли, ну, до Байконура не дошли, конечно, всё же далековато. Таня огляделась и увидела, что степь необычайно красива. Холмы со всех сторон. Эти земные изгибы напомнили ей пустыню, в которой Маленький Принц встретился с Лётчиком. И ещё она поняла, как легко здесь потеряться. Всё же одинаковое, куда ни глянь — север, юг, запад, восток... Хорошо, что виднелись огни Джезказгана.
Вот такой у неё был самый лучший Новый год... Год рождения её дитя.
А через три месяца супругам пришлось вернуться из Джезказгана с его небесными ступенями в родной город. Тане плохо стало в степном городе с резко-континентальном климатом. Врачи посоветовали вернуться в климат привычный...
...Боль стихала совсем ненадолго. Когда надежда на “простое недомогание” умерла, Таня встала, взяла сумку с чудодейственной бумажкой и халатом и закрыла за собой дверь. На вахте она вызовет “скорую” и подождёт машину. Так она решила и... прошла мимо вахтёрши, которая о чём-то оживлённо разговаривала с незнакомой студенткой. Таня снова очутилась на улице.
К счастью, рядом с общежитием располагался детский сад, где работала воспитателем Настя, Танина сестра, родной человек, которого можно и “нагрузить” собой!
Настя удивилась, увидев Таню. А потом вообще пришла в ужас: сестра попросила проводить её до роддома.
— Зачем провожать? Вызовем “скорую”!
— Нет, — нахмурилась Таня. — Мой срок через месяц... Вдруг ничего не будет. А роддом близко. Пошли. А то я одна пойду.
...Ну, а как не сможет она родить, потому что срок не пришёл? Будут недовольны, что она всех потревожила. Сплошь и рядом такое! Взять хотя бы милицию. Люди жалуются, что их угрожают убить. “Ну, не убили же ещё?” — милиция даёт пугливым от ворот поворот. А потом, бывает, и убивают людей...
В детском саду пахло творожной запеканкой, теплом и уютом. Был тихий час. Воспитательница соседней группы пообещала присмотреть за спящей Настиной малышнёй, и сёстры потащились по пыльной дороге. Тротуаров на улице с тусклым названием Гаражная ещё не придумали. И почему Тане расстояние казалось близким? До городского роддома, как до Луны. Встала на обочине, обхватив руками живот.
— Не могу.
Настя подняла руку, останавливая машину.
— Вам до роддома? — молоденький водитель газика тревожно смотрит на Таню.
— Нет-нет, мне просто в больничный городок, — отвечает без пяти минут мама, отводя глаза в сторону. Стыдно ей, что она беременная, некрасивая, что вот-вот родит. Ой, стыдно.
Водитель остановил машину там, где велели. К счастью, до роддома отсюда было метров двести. Доползли...
Тане смерили температуру. Тридцать девять с половиной. Довела себя, перегрелась, переволновалась, устала! И приключений хватило на её молодую глупую голову!
Когда Тимур с богатым окунёвым уловом вернулся в город, у него уже была дочь.
Во все глаза смотрела Таня на голенького человечка, оставленного врачами под синей лампой. Пальчики на руках человечка слабо шевелились. Когда Таня увидела эти малюсенькие, такие живые, такие настоящие пальчики, ей стало спокойно. Она положила на живот руку. Пусто. Лёгкость необыкновенная. Сейчас она сама в невесомости. Нирвана. И можно наконец-то поспать...
Спасибо, доченька, что не появилась на берегу озера в кустах ив... на железной палубе теплохода... в забитом людьми автобусе... в пыли на улице Гаражной... в газике, испугав молодого водителя… А там, где нужно: в зале городского роддома.
Спасибо тебе, моя золотая рыбонька! Дотерпела!
ЕЛЕНА ГАБОВА НАШ СОВРЕМЕННИК № 8 2024
Направление
Проза
Автор публикации
ЕЛЕНА ГАБОВА
Описание
ГАБОВА (СТОЛПОВСКАЯ) Елена родилась в Сыктывкаре. Лауреат международных литературных премий имени В. Крапивина, А. Толстого, Всероссийской премии им. П. Бажова (2010), Российской премии им. А. Грина (2016), премии Правительства Республики Коми в области литературы имени И. Куратова. Финалист национальной детской премии “Заветная мечта” (2008). Автор более 40 книг для детей и юношества. Две книги опубликованы в Японии в издательстве “Гаккен”. Рассказы и повести переводились на немецкий, английский, японский, норвежский языки. Публиковалась в журналах “Кукумбер”, “Костёр”, “Пионер”, “Юность”, “Слово”, “Наш современник”, “Таллинн”, журналах Японии. Народный писатель Республики Коми. Живёт в Сыктывкаре.
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос