ГЕННАДИЙ МАЙОРОВ НАШ СОВРЕМЕННИК № 7 2024

НЕРАСТРАЧЕННАЯ ГРУСТЬ

РАССКАЗЫ


ВОРОНЫ СЛЕТАЛИСЬ

Свернув с шоссе на исковерканную сельскую дорогу, машина чавкнула, угодив правым колесом в залитую водой ямку, и затихла, жалобно простонав на прощанье.
— Ядрить её в корень, — вяло выругался водитель Василий, привыкший к подобным передрягам, и, скосив глаза на пассажира, добавил: — Всё, Петрович, приехали. Колесо, видать, прокололи. Я же говорил: подвеску надо менять...
— Как не вовремя, — замотал головой Иван Петрович Рябов, редактор московской газеты.
В районе его ждал представитель Минсельхоза, прибывший вручать орден местному передовому механизатору по итогам успешной уборочной кампании. Засуетившись, дёрганым движением Рябов извлёк из кармана телефон, но дозвониться не удалось: абонент оказался недоступен.
Водитель с видом знатока изрёк:
— Бесполезно. Здесь низина — сигнал не берёт.
— Но надо же что-то делать, Василий. Меня люди ждут, — редактор растревожился, заёрзал на сиденье.
— Вот что, — успокоил шофёр, — по карте тут километрах в двух-трёх село должно быть и почта. Вы пока посидите, а я пойду насчёт помощи потолкую. Давайте номер телефона — сообщу о задержке.
Рябов поспешно написал на вырванном из блокнота листке спасительные цифры и напутствовал:
— Ты, Василий, объясни потолковей: так, мол, и так...
— Да уж разберусь, Петрович, мне не впервой, — хмыкнул водитель и торопливо направился в сторону видневшихся на обозримом горизонте домов.
Рябов несколько минут сидел неподвижно. Человек динамичный, он терялся, места себе не находил от вынужденного безделья, а тут...
Откуда-то сверху тёмной тучей налетела стая крикливых ворон. Облюбовав корявые ветви придорожных тополей, скандальные птицы продолжали переругиваться на все лады, действуя на нервы. Рябов вышел из машины, намереваясь ноги размять и прогуляться вдоль дороги. После недавнего заунывного осеннего дождя обочина раскисла, скользила, но рядом заприметилась с виду более устойчивая тропинка. На неё и шагнул редактор. Избавляясь от назойливого вороньего карканья, Рябов безотчётно стал удаляться в сторону. Чавкающая под ногами липучая грязь удивительным образом успокаивала. Спустившись в небольшую ложбинку, он аппетитно вкусил почти забытую в городской неразберихе тишину и запах подопревшей полыни.
— День добрый, мил человек!
Рябов не сразу заметил застывшего поодаль старичка в телогрейке и ломаной шапке. Тот стоял, опёршись на длинную крепкую палку, и оценивающе ухмылялся.
— Здоров, папаша, — машинально ответил редактор, но сбавил шаг: местный старожил мог быть полезен. — Скажите, далеко отсюда Подзавалово?
— Эк, хватил, — покачал головой старичок, — почитай, вёрст двадцать. Пешком не осилить, да ещё по нашей хляби... А вы, простите, по какой надобности туда?
— Там чествуют вашего комбайнёра Фёдора Селиванова, а я из газеты.
— А чего это наш Федька натворил-отчебучил?
— Говорю же, заслужил он хорошей работой всяческие почести. А мы вот на дороге застряли, шофёр мой пошёл в сельсовет за помощью. Опаздываем, значит.
— Ну-ну, — старичок закряхтел, мелкими шажками двинулся навстречу. — Чем же вам подсобить? Ума не приложу...
— Ничего, отец, как-нибудь справимся. Я вот тут погуляю пока.
— Да тут давно никто не гуляет, — хитро прищурился старожил. — Тропинка на кладбище ведёт. Была деревня Макариха, когда-то люди жили вольготно, справно. А потом война, хрущёвские закидоны. Кто уезжал, а старики, знамо дело, дотягивали до погоста. Как-то быстро и незаметно деревуха наша вымерла, иссохла землица, а потом и кладбище зарастать стало. Будто и не плодилась здесь жизнь...
— Постойте, постойте, как, говорите, деревня называлась?
— Макариха, — старичок приблизился, испытующе разглядывая внезапного гостя. — А что, знакомое прозвание?
— Господи, так у меня отец родом из этих мест, правда, как в армию ушёл, так и не вернулся домой. Мы с сестрой уже в Москве родились.
— А как батю звали? — старичок зашамкал беззубым ртом, глаза его от резких порывов ветра заслезились.
— Пётр Макарыч Рябов. А что, вы его знали?
— Петьку, что ли? — натужно засмеявшись, дед хлопнул себя по плечу. — Да мы с ним, почитай, погодки, вместе на войну пацанами сбежали.
У Рябова перехватило дух. Он расстегнул верхнюю пуговицу пальто, ослабил узел шарфа.
— Это ж надо, какая встреча! — Рябов не знал, как совладать с нахлынувшими эмоциями, внутри всё заклокотало и забурлило; за долгую репортёрскую кочевую жизнь он много чего повидал, но и представить себе не мог, что такое возможно.
— А вы давно здесь не были? — старичок посерьёзнел, утомлённо опёршись на палку.
— Всё собирался, даже когда отец жив был, — смутился Рябов. — Он мне много о своей малой родине рассказывал... Да самому всё недосуг было приехать. И вот тебе раз — нежданно-негаданно...
— А я Трофимыч, — почти шёпотом в глубокой задумчивости изрёк старик. — А Федька, значит, Селиванов — мой двоюродный внук.
— Так давайте вместе махнём в Подзавалово, — расчувствовавшись, раскинул руки Рябов; ему хотелось обнять хлипкого неухоженного старичка, прижать к груди, как когда-то отца, который при жизни не очень-то был избалован теплом и лаской.
— Да не, — отмахнулся Трофимыч, — я своё давно отгулял. Вот, один-то и остался со всей деревни. Мой домишко во-он там, на косогоре. А сюда хожу проведать жену-покойницу Анфису. Недалеко от неё и твои предки лежат...
— Как, кто? — Рябов ощутил неприятное жжение в груди: гипертония давала о себе знать.
— Тихо, тихо, сынок, — старичок уже был рядом, невероятно цепкими руками накрепко схватил за лацканы пальто, встряхнул что есть мочи. — Вижу, переживаешь, это хорошо. Совесть, стало быть, от отца передалась... Ничего, что раньше не сподобился. Как говорится, лучше поздно, чем никогда. Хочешь, я тебя проведу на могилку бабушки твоей Марфы Захаровны? Знатная женщина была, первая красавица в округе. И отец твой весь в неё, девки буквально слетались, как на мёд... Ну так что, пойдём?
Рябов оглянулся: не вернулся ли шофёр? Того не видать, кивнул в знак согласия: “Пошли!”
Трофимыч ловко орудовал палкой, не позволяя себе оскальзываться на мокрой траве. Шёл он бойко и уверенно, несмотря на почтенный возраст. По дороге, не оглядываясь, через плечо вёл беседу:
— Я ведь председателем колхоза был в горбачёвскую пору. Но не по мне их дикие порядки, ушёл на пенсию. Ладно, в войну люди надрывались и после Победы вкалывали не покладая рук. За палочки-трудодни, потом — за гроши. Но почему же спустя столько лет после лихолетья мы так и не поднялись, не уберегли землю? Конечно, вам там в столице недосуг крестьянскими бедами горюниться. А что станет, когда мы уйдём? Совсем дорогу забудете к отчему дому, к истокам...
Сквозь пожухлые буйные заросли репейника и борщевика с трудом угадывались верхушки осиротевших деревянных крестов. К большинству могил не подобраться. Лишь в одном месте змеилась узенькая тропка, проложенная Трофимычем. Он резко остановился около почерневшей от осадков и ржавчины оградки, указал заскорузлым пальцем на осевший холмик с остатками надгробия:
— Вот тут твоя бабка лежит. Как видишь, скоро и следа не останется: некому ухаживать. Одна здесь, мужа-то на фронт проводила в сорок втором, твой дед и сгинул без следа подо Ржевом...
Рябов непроизвольно потянулся к холмику, намереваясь смахнуть грязь и увидеть хоть какую-то надпись. Трофимыч остановил:
— Нет там ничего, один только я знаю. Записи были в сельсовете, но за это время столько воды утекло... Хотя ты мужик грамотный, захочешь — раскопаешь что-нибудь в архивах. Но это уже дело твоё. А по мне и то хорошо, что ты случайно здесь оказался. Я как бы тебе эстафету передал. Скоро-то и мне на покой уходить... Вот тут моя Анфиса похоронена. Если вспомнишь, передай Федьке, чтобы приладил меня рядом с ней, всю жизнь не разлей вода были. А не вспомнишь — греха особого нет: кто я тебе?! Да и вообще никто никому ничем не обязан...
Сквозь скрипучий шорох ветра с дороги донеслись автомобильные гудки. Рябов встрепенулся:
— Это мой Василий помощь раздобыл, пора возвращаться.
Уловив печальный взгляд Трофимыча, Рябов неловко пожал ему руку и заговорил, словно извиняясь:
— Нам ехать надо. Давайте я вас подвезу до дома. А может быть, на обратном пути заскочу...
— Не стоит. До моей хаты дороги нет. Да и не увидимся мы боле. Чего уж толковать...
В глазах старика расплёскивалась тоска. Он знал, о чём говорил. И в этом была сермяжная правда жизни. Сокровенные мечты, простые житейские желания всегда пожираются неотвратимостью кутерьмы, которая доминирует в этом мире.
И уже в машине Рябов, поостыв, засомневался, что сможет когда-нибудь сюда вернуться. Хотя на всякий случай сказал Василию:
— Будь добр, запомни это место и вот тот домишко на пригорке, где живёт Трофимыч.
Словно из ниоткуда обрушилась банда оголтелых ворон, закружила над автомобилем чужаков, оглушила руладами пожарных сирен.
Шофёр удивлённо пожал плечами, но всё же смиренно ответил:
— Будет сделано, шеф...



КИСЕЛЬ СО ВЗБИТЫМИ СЛИВКАМИ

Туманилось небо. Воздух насыщался вечерней сыростью. Загущались сумерки, наступало время, как удачно подмечено в народе, “между волком и собакой”: когда день уже закончился, а ночь ещё не приблизилась.
Андрей Соколов бесшумно вошёл в бодрящее море, легко оттолкнулся от каменистого дна и мощными рассекающими движениями тренированных рук устремил своё тело торпедой под волну. Первую сотню метров он преодолел легко, оставив далеко позади ограничительные буйки. В наползающей тёмной дымке стремительно растворялся горизонт. Андрей обернулся: очертания берега замутились, погода закуксилась; опытный пловец кожей ощутил перемену — пора было возвращаться. Про себя с удовлетворением отметил, что он всё ещё в хорошей форме. И тут же вынырнули из подсознания грустные воспоминания о том, как в канун летних Олимпийских игр в Монреале получил нелепую травму на эскалаторе в торговом центре и вместо бассейна оказался на больничной койке с растяжением связок. Неприятный экскурс в прошлое уколол: задубилось дыхание, Андрей пропустил ударную волну и хлебнул изрядную порцию солёной воды... Ну ничего, через год московская Олимпиада, домашняя, уж тут-то я свой шанс не упущу.
Подгребая к берегу, Андрей заметил на узкой тропинке прямо под отвесной скалой едва различимые женские силуэты. Две девушки полностью обнажались, собираясь поплавать нагишом. Он отметил их точёные фигурки, особенно у темноволосой. Блондинка разделась первой, с шумом плюхнулась у берега и завизжала:
— Ой, Наташка, водичка что надо!
— Ты не очень-то резвись, Анюта, — ответила подруга, — и далеко не заплывай, смотри, как быстро темнеет.
Андрей отплыл в сторону, бесшумно, стараясь остаться незамеченным, выбрался на берег и прокрался к камню, под которым оставил свою одежду.
Но бдительная Анюта заметила внезапного визитёра и завопила:
— Ой, смотрите, воры!
— Да вы чего, девчонки, — стушевался парень, — я своё беру.
И демонстративно стал натягивать шорты на мокрые плавки. С гор повеяло прохладой. Где-то на небесах громыхнуло.
— А вы бы не задерживались, — наставительно сказал Андрей, — вот-вот дождь начнётся. И совсем стемнеет. Как выбираться будете?
— И то правда, поздновато мы с тобой, Натали, пришли. Завтра докупаемся, — Анна без стеснения вышла из воды, полагая, что её почти не видно, и стала одеваться.
Подруга слегка замешкалась, и Андрей предусмотрительно отвернулся. Нащупав в своей сумке фонарь, он скомандовал:
— Ну что, собрались? Тогда быстренько выбираемся на дорогу.
Анна подошла, бесцеремонно смерила незнакомца сексапильным взглядом.
— А вы, что же, не боитесь в одиночку плавать ночью?
— Да нет, я привычный. Идите вперёд, я буду вам путь освещать.
Блондинка, демонстративно покачивая бёдрами, двинулась по мелкой гальке, но не удержалась, поскользнулась, ойкнула. Подоспевший кавалер успел удержать её за руку.
— Мерси, молодой человек, — кокетливо заворковала Анна, — может, вы ещё нас и проводите?
Темноволосая ступала чуть сзади, не поднимая головы.
— А вы где живёте? — спросил Андрей.
— В гостинице “Орлёнок”.
— Так мы соседи.
— Вот здорово! — Анна совсем разошлась, провожатый — высокий мускулистый парень — ей явно импонировал. — Раз мы соседи, давайте знакомиться. Меня зовут Анна.
— Я уже слышал. Меня — Андрей. А подруга ваша, наверное, немая?
— Что вы, — засмеялась белокурая, — Наташа у нас просто благовоспитанная.
Вышли на дорогу. Девчонки остановились.
— Устали? — ухмыльнулся Андрей.
— Как вспомню, что нам на горку подниматься, ноги отнимаются, — завздыхала Анна.
— Да не такая уж тут крутая горка. И для тренировки мышц полезно. Ну ладно, отдохните, если...
Андрей не договорил. Откуда-то сверху камнепадом обрушилась музыка, а чуть позже вспыхнула неоновая вывеска: ресторан “Нептун”. Анна тут же отреагировала:
— Вот где надо отдыхать! Кстати, и ужинать пора. А потом — танцы.
Она вопросительно посмотрела на парня, тому ничего не оставалось, как согласиться:
— Да, поужинать не помешает. Надо только переодеться. Что ж, через двадцать минут встречаемся у входа.
В гостиничном номере Андрея в нетерпении ждал сосед — Юрий Громов, работник центрального аппарата ВЛКСМ. Ему на черноморском побережье поручили провести семинар по организации в регионах ярких пропагандистских мероприятий в честь предстоящей Олимпиады. Пригласили комсомольских и профсоюзных работников. Кому, как не им, воодушевлять и направлять народ на благое дело.
— Старик, где ты ходишь? — худощавый Юрий облачился в тёмный заграничный костюм, от него пахло дорогим парфюмом. — Думаешь, легко целый день делами заниматься, а во рту ни маковой росинки...
— А ты куда так вырядился? — удивился Андрей, которого Громов специально пригласил на семинар как живую легенду отечественного плавания.
— Собирайся скорей, — скорчил гримасу комсомольский вожак, — я уже столик в ресторане заказал, хотя сегодня выходной, желающих — пропасть. Давай, давай, а то у меня в горле пересохло.
В отличие от Соколова, равнодушного к спиртному, но имевшего слабость к женскому полу (за что не раз получал замечания от кураторов в штатском, особенно за границей), Юрий, как раз наоборот, любил выпить и покуражиться после работы; дамы всех возрастов его боготворили за весёлость и бесшабашность — в компаниях он был незаменим. Но всегда сохранял дистанцию, признавшись как-то, что “дважды наступал на одни и те же грабли, всё — достаточно”.
— А девчонок можно с собой пригласить? — уже в дверях задал вопрос Андрей.
— О, молодец! Ты где уже успел их подцепить?
— На море. Представляешь, только от берега отплыл, подходят две феи, раздеваются полностью, что нудисты, и прыг в воду... Ну, пришлось их вызволять из плена волн, до дому провожать.
— Хорошо, давай своих девчонок, — Юрий нахмурился, увидев толпу страждущих возле входа в ресторан, и тут же начал энергично работать локтями, пробиваясь к двери. Скороговоркой что-то шепнул на ухо меланхоличному швейцару и обернулся:
— Ну ты где, Андрюха?
— Мы здесь, — вместо него ответила Анна, ловко лавирующая в людском море, за ней едва успевала темноволосая подруга.
На лестнице комсомолец фамильярно представился:
— Я Юрий Викторович из Центрального комитета комсомола.
— Да, мы вас заметили на семинаре, — уверенно ответила Анна. — Хорошо всё организовали, умело.
— А вы, простите, откуда? — Громов, преобразившись, с интересом оценил собеседницу.
— Я Аня из Воронежа, профсоюзный работник. А это Наташа — ваша коллега из Сибири, из обкома комсомола.
Тут только Андрей обратил внимание, что часть лица Натальи скрыта под большой прядью волос. И всё же он успел разглядеть: вся правая половина изуродована то ли шрамами, то ли ожогами. Юрия же это ничуть не смутило. Он легко подхватил девушек под руки и увлёк в зал, по пути рассказывая какую-то смешную историю.
Подошла пышная официантка с крашеными волосами и варварским макияжем, подала меню, собираясь отчалить.
— Подожди, родная, — заторопился Юрий, — пока мы будем изучать ваш ассортимент, принеси сразу бутылочку водки хорошей, желательно охлаждённой...
— Могу только четыреста грамм, — равнодушно ответила официантка.
— Почему четыреста? — глаза Юрия вылезли из орбит.
— Положено по сто грамм на человека, — заученно произнесла кормилица. — Вас же четверо...
— Мы водку не пьём, Юрий Викторович, — серьёзно заметила Анна, — нам что-нибудь полегче.
— Хорошо, — сразу поскучнел комсомолец, — сейчас разберёмся.
Он открыл солидное меню и начал вслух читать:
— “Ресторан “Нептун”. Отведайте наши фирменные блюда. Они приготовлены с большим искусством”. Да, судя по началу, что-то я засомневался. Ладно, читаем дальше: “Фирменные блюда. Напиток “Перинги”. Не пойму точно, как называется, авторучкой написано. “200 грамм, цена 18 копеек”. Ну, это нам неинтересно. Так. “Коктейль “Курортный” — рубль 89 копеек”, этот, видать, с крепостью. “Отбивная “Туапсе” за рубль сорок пять”. На этом всё. Теперь холодные закуски. “Валованы с икрой; сёмга, лососина; шпроты, сардины с лимоном, сельдь натуральная, сельдь с гарниром; осетрина, судак заливные; ассорти рыбное, куры с гарниром, ветчина с гарниром...”
— А что это за “валованы”? — поинтересовалась Анна.
— Во-первых, это пишется через “о”, а не, как у них, через “а”, — многозначительно произнёс искушённый в таких делах Юрий. — А во-вторых, это пикантная закуска французского происхождения. Ничего особенного: небольшого размера выпечка из слоёного теста в форме башенки с несладкой начинкой, обычно из мясного, рыбного или грибного рагу. Но главное, друзья мои, — он неодобрительно зацокал языком, — против всех этих названий нет цены, стало быть, нам их не попробовать. Ладно, хоть почитаем натощак... “Язык заливной, язык с гарниром” — нет цены. “Говядина холод. за 63 копейки” — цена зачёркнута карандашом. “Яйцо под майонезом” — нет цены. “Свинина холод. за 90 копеек — зачёркнуто карандашом. “Салат с крабами” — нет цены. Ага, вот, нашёл. Салат столичный есть, цена 1,23 р. Салат мясной — 0,81 р. Салат из помидор — 0,29 р. Куры холод. — 0,69 р. Сыр — сто граммов за 34 копейки и масло сливочное — 9 копеек за 20 граммов... Нет, так дело не пойдёт, — с Юрия мгновенно слетел весь его аристократический лоск, он вскочил и решительно направился к столику с дежурным администратором.
Девчонки притихли, заёрзали на стульях.
— Да ну его к чёрту со всеми этими изысками, — занервничала Аня, — мы не привереды.
— Юра полмира объездил, по всем статьям подкован, так что голодными не останемся, — Андрей, чтобы скоротать время, взял в руки отложенное меню. — А теперь я почитаю, может, что-нибудь ст’оящее найду... Супы пропускаем. Рыбные блюда тоже, потому что и севрюга, и осетрина, и судак ценой никак не помечены. О, да тут прочерков и в овощных, и в мясных блюдах предостаточно. Тогда посмотрим на сладости, я их жуть как обожаю.
— Вы сладкоежка? — потупив взор, спросила Наташа.
Но тут вернулся радостный Юрий с официанткой, которая несла на подносе запотевший графинчик и какую-то овощную нарезку. Не спрашивая никого и ничего не объясняя, Юрий наполнил себе фужер и смачно выпил. Откинувшись на спинку стула, блаженно закрыл глаза и прошептал:
— О, как хорошо!
Заиграла музыка. Он очнулся, расплылся в добродушной улыбке и увлёк Анну на танцпол, по пути крикнув:
— Сейчас всё принесут! Не скучайте.
— Так вы сладкоежка? — тихо повторила Наташа.
— Организм, видимо, требует. Мы же много калорий расходуем на тренировках.
— А вы каким видом спорта занимаетесь?
— Наташ, что ты мне выкаешь. Мне всего двадцать шесть, мы же, наверное, ровесники. Давай будем попроще.
— Хорошо, — девушка улыбнулась, обнажив белоснежные зубы. “Она ведь была красивой до этого...” — сделал вывод Андрей и поспешил углубиться в изучение меню.
— “Торты, печенье, шоколад”, — монотонно читал, едва шевеля губами, но неожиданно запнулся. — Вот интересное блюдо — “кисель со взбитыми сливками”. Что это такое? Никогда не пробовал.
— О, это очень вкусно, — ожила Наташа. — Сначала перебираем, промываем клюкву, давим ложкой в кастрюле. Заливаем получившееся пюре холодной кипячёной водой, размешиваем, процеживаем. Потом кипятим с сахаром. Добавляем крахмал в кипящий отвар, затем — сок. Охлаждаем в холодильнике. Получается великолепное натуральное мороженое. А в конце взбиваем жирные сливки и выкладываем сверху. Объеденье! Неужели не пробовал?!
“Хорошая, должно быть, девчонка, — подумал Андрей, — как же ей не повезло с внешностью, а ведь какой замечательный характер и фигурка что надо...”
Вернулись танцоры. Сразу двое официантов накрыли на стол. Юрий тут же стал хвастать:
— Они мне объяснили, что тоже готовятся к Олимпиаде, к иностранным гостям, поэтому отрабатывают солидное меню. Но в силу того, что у местной публики спрос пока невелик, ряд блюд оставляют в резерве. Но я заказал и солянку овощную на сковородке, и омлет с ветчиной и колбасой, и осетрину жареную, и бифштекс по-деревенски...
— Юра, наш студенческий бюджет это не выдержит! — Аня шутливо сложила на груди руки и зашмыгала носом.
— Не боись, Анюта, сегодня я угощаю. У нас святое правило: день приезда, день отъезда за счёт организаторов! Так что плакать вам не придётся.
Все засмеялись, довольные. Наполнили бокалы сухим вином, Юрий себе налил водки в фужер и произнёс тост:
— Хорошо сидим, ребята! Главное — на свободе.
Повеселились от души. Вечер удался на славу. Прощаясь, Наташа отвела Андрея в сторону.
— Я ведь совсем не умею плавать. Ты меня научишь?
— Нет проблем! Только я смогу вечером, как сегодня. Так что после семинара приходи на то же самое место.
— Спасибо, — она упорхнула счастливая.

Андрей едва дождался окончания семинарских занятий. Да ещё как назло его выступление поставили последним, а вопросам, казалось, не будет конца. По дороге к морю он разминал обленившиеся ноги и руки, разогревал рваными пробежками и приседаниями. Небосклон стремительно тускнел, предвещая ненастье. Парень юркнул в фиолетовые волны, ощущая мышечную радость и безмятежность во всём теле. На горизонте молодой месяц повторял движения пловца, синхронно выныривая из пучины перед его носом и так же игриво погружаясь в морскую зыбь. Любопытные звёзды, протискиваясь сквозь просветы расползающихся туч, перекрашивали их в шафранный и иссиня-васильковый цвета. Угомонился и вольный ветер, засыпая на затухающих серебристых волнах.
Андрей перешёл на спокойный брасс и, повернув голову к берегу, увидел женскую фигуру. Прижавшись спиной к каменной стенке, Наташа с восхищением следила за упражнениями пловца. Он издали помахал ей рукой и крикнул:
— Раздевайся, сейчас начнём заниматься.
— Как здорово у тебя получается, мне так вовек не научиться, — она шагнула в воду, покачиваясь на неприветливых камушках.
— Всё получится, — Андрей подплыл и сказал: — Ложись на живот, я тебя снизу подхвачу и проведу по мелководью, а ты только медленно, без рывков, отводи от себя воду руками и ногами одновременно. Ну, начали.
Андрей просунул ей руку под живот, страхуя от полного погружения в воду, и его словно шарахнуло электротоком. Упругое трепещущее тело девушки, вздрогнув, отозвалось встречным желанием. Он едва успел сделать несколько шагов, как неведомая сила вытолкнула обоих из воды, сплела в объятиях. Они замерли в сладостной пульсирующей истоме, а потом стали медленно сползать на гладкие камни, притягивающие массажной прохладой. Созвездия искрились на волнах, увлекая в нереальное странствие. Окружающий мир остался за гранью сознания. Они растворились во Вселенной...

Четыре дня пронеслись стремительно. Громов выглядел слегка уставшим, но не теряющим бодрости духа.
— Ну вот, слава Богу, всё закончилось. Сегодня, Андрей, у нас прощальный ужин, день отъезда, так сказать, — Юрий грустно перебирал свой гардероб, наконец, обрадовался, найдя последнюю чистую рубашку. — Собирайся, попрощаемся с “Нептуном”...
— Честно говоря, не хочется никуда идти, — вяло сопротивлялся Андрей, — может, в номере посидим, так сказать, по-домашнему.
— Ещё чего! Нельзя нарушать традицию, — менторским тоном возразил комсомолец. — Давай, давай, живо собирайся. Анна, наверное, уже заждалась... Хорошая девчонка, надо бы ей помочь продвинуться по профсоюзной линии...
Аня ждала у входа в ресторан. Выглядела она великолепно, только вот настроение где-то потеряла. Юрий, не обращая на это никакого внимания, болтал без умолку, хотя его дежурные шуточки сегодня не сдабривались аплодисментами благодарной публики. Андрей то и дело ловил на себе затаённые и настороженные взгляды Анны. Он хотел было задать вопрос об отсутствии подруги, но Юрий опередил:
— Анюта, а что же Наташка не пришла?
— Так она только что улетела. Билетов на завтра не оказалось, пришлось спешно собираться. Передавала всем пламенный привет, — Аня безучастно оглядела богатый стол, на предложение Юрия потанцевать ответила отрицательным кивком головы. Громов не смутился и произнёс:
— Тогда выпьем за то, что хорошо кончается, — и, не дожидаясь сотрапезников, рывком опрокинул рюмку в рот. — А ты, Анюта, когда отчаливаешь?
— Утром. Я на поезде.
— Мы тоже утром в аэропорт. Так что прощаться завтра будем.
Натужно досидев до конца ужина, Андрей ощутил неимоверную усталость. Начинала побаливать голова, веки, ставшие тяжеловесными, стали непроизвольно смыкаться. Он торопливо простился и поплёлся отдыхать. А неугомонный Юрий отправился провожать Анну. По пути встретил знакомых, которые потребовали от организатора семинара “подвести итоги”.

Проснулся Андрей от шума в номере. Из ванной комнаты доносились песенные рулады вперемешку с дикими воплями: Юрий таким образом избавлялся от похмельного синдрома. Заметив открывшего глаза соседа, живчик преобразился.
— Вставай, старик, нас ждут великие дела! — Он раскинул руки, имитируя зарядку, но потом плюнул и покачал головой: — О, как хорошо с утра холодный душ принять... И что-нибудь вовнутрь... Кстати, для тебя есть сюрприз.
— Какой ещё сюрприз? — Андрей пытался побороть прицепившуюся зевоту.
— Я же вчера пока всех семинаристов обошёл — типа узнать, всё ли в порядке, какие просьбы-пожелания имеются — естественно, усугубил, — Юрий заученными движениями принялся собирать свои вещи в огромный чемодан. — В общем, хорошо посидели. А потом я к Аньке зашёл. Да нет, ты не подумай ничего плохого. Она, как и я, тоже не по этому делу... Просто поговорили по душам. Тут она мне и сообщает, что Наталья тебе подарочек сообразила.
Андрей напрягся.
— Вот, в холодильнике стоит. С утра пользительная вещь, я тебе доложу! Она в двух экземплярах подарок приготовила, вот какая умница, знает, что и друга нельзя обойти. Так вот я свою долю скушал. Оттягивает, доложу тебе...
— Да ты не томи, — Андрей откинул одеяло, присел на кровати.
Жестом фокусника Юрий распахнул дверцу холодильника и извлёк бокал с красновато-белым содержимым.
— Ты же ей заказывал кисель со взбитыми сливками?
— С чего ты взял? — Андрей нахмурился, рот его перекосило. — Да и не люблю я всякие кисели...
— Да ты попробуй! — настаивал Юрий. — Это же настоящее мороженое, только ещё вкусней.
— Да не буду я, — отмахнулся Андрей, взял полотенце и направился в ванную.
— Не пропадать же добру, — весело изрёк комсомолец, — а я с удовольствием поправлю здоровье.
Через час спустились в холл с вещами. Анна прогуливалась у входа на ступеньках.
— О, привет, подруга, — подскочил к ней Юрий, чмокнул в щёчку. — Ты мне свои координаты оставь, я из Москвы попробую поработать по твоему вопросу.
— Да не надо, Юрий Викторович, — натужно улыбнулась Аня, — стоит ли утруждаться?
— Анюта, я слов на ветер не бросаю, — начальственно заявил Юрий. — А ты что, уже уезжаешь?
— Да, заказала такси. Жду.
— Я тоже пойду позвоню, — засуетился Громов, — нам-то аж до Адлера надо ехать.
Он побежал к телефону, оставив Андрея охранять вещи. Анна подошла и буквально просверлила пловца колючим взглядом.
— Ничего не хочешь мне сказать?
— О чём ты, Анюта? — озадаченно нахмурил лоб Андрей.
— Попробовал подарок от Наташи?
— Нет, я всё больше компоты, соки употребляю...
— Понятно, — Анна прикусила губу, не зная, как продолжить разговор. Подумав, решительно потянула парня за рукав: — Похоже, ты так ничего и не понял... Знаешь, какой она красавицей была до того, как в детстве случайно не опрокинула на себя кастрюлю с кипящими щами? Я фото видела, Наташка показывала. Всю правую сторону спалила; на теле, ладно, не очень-то заметно, а вот на лице, сам видел, шрамы на всю жизнь остались... Она, конечно же, закомплексовала. Лет в восемнадцать какой-то ухарь, поспорив с друзьями, подкатил к ней, уверяя в светлых чувствах. Попользовался девственным телом, а потом разболтал на всю округу... Представляешь, какой удар по её психике?! И она замкнулась, в себя ушла. Поняла, что замуж ей уже не выйти. Но с годами вырастало изнутри материнское чувство. Решила завести ребёнка, чтобы был красивым, здоровым, сильным... Только вот с кем?.. Тебя увидела, аж затряслась вся. Но как подойти, объяснить, что ей нужно... Я ведь знаю, что у вас произошло там, на берегу. Она этого сильно желала, а тут темнота ей как бы в подмогу... Знаешь, Андрей, я молю Всевышнего, чтобы у неё всё получилось. Она этого заслуживает, замечательная девчонка... И уехала она, не простившись, только потому, чтобы никто не узнал о её тайных желаниях. Видишь, никаких координат не оставила и твоих не попросила... Это я, дура, не утерпела, всё тебе разболтала. Разозлилась, потому что ты её подарка не оценил. А Наташка ведь после первой нашей встречи бегала на рынок, накупила там всякого, уговорила кухню ресторана ей помочь приготовить то, что ты так и не попробовал. Эх вы, мужики...
И она отвернулась, чтобы не расплакаться. Выскочил на порожки Юрий, распорядился:
— Вот наше такси. Грузи, Андрюха, вещи, времени в обрез, по дороге пробки будут...

— Пап, ты открытие Олимпиады в Турине будешь смотреть? — раздался голос дочери из кухни. — Это двадцатые игры, а почему тогда в Москве в восьмидесятом прошли двадцать вторые?
— В Москве были летние игры, а здесь зимние, они свои позже начали проводить, — ответил Андрей, отложил спортивную газету и включил телевизор.
Своим вопросом дочь Оксана просыпала соль на рану, ведь ему так и не удалось выступить на московской Олимпиаде, замучили травмы, пришлось завершить спортивную карьеру. Тренером так и не стал, пошёл работать инструктором в спортклуб. Хорошо, хоть не спился, как многие неудачники, не сломался. Втянулся в жизненную колею простых тружеников, женился на бывшей пловчихе, вот дочь-студентка радует, в семье вроде всё в порядке.
— Ты знаешь, — опять затараторила дочь, — мне Машка-соседка дала классный рецепт сладкого десерта. Ты же у нас сладкоежка, вот я тебя сейчас и побалую в честь Олимпиады. Не суди строго, всё же первый раз готовлю.
Оксана торжественно вошла в комнату с подносом. На нём красовались два стакана с малиновым содержимым и белыми шапками сверху.
— Вот, попробуй, оцени.
Андрей взял чайную ложку, подцепил студенистую мякоть, медленно разжевал.
— Слушай, дочура, это действительно потрясающе, — искренне восхитился отец. — Никогда не ел ничего подобного. А как это блюдо называется?
— Кисель со взбитыми сливками. Правда, здорово?! Я теперь тебе всегда его буду готовить. По случаю...



НЕРАСТРАЧЕННАЯ ГРУСТЬ

Телефонный звонок настырным осипшим урчанием разбудил её. “Междугородный”, — догадалась она. Вставать не хотелось, но противный сигнал не унимался. Пришлось прошлёпать в прихожую. Подняв трубку, она недовольно буркнула:
— Да, я слушаю.
— Муся, привет...
— Кто это?
— Ой, Муся, извини, не посмотрел на часы. У вас, видимо, где-то шесть утра, а у нас уже позавтракали...
— Я рада за вас. Но надо было прежде представиться.
— О, пардон! Извини, я просто не ожидал, что ты ответишь. К тому же не отошёл от новогоднего застолья. Что, не узнаёшь? Это же я, Виктор Щербаков, твой... одноклассник.
У неё перехватило дыхание. Лет двадцать никто не напоминал о себе из школьного былого. Что бы это значило? Виктор догадался, что надо прояснить ситуацию, успокоить.
— Муся, я не надеялся дозвониться. Листал старые блокноты, нашёл твой домашний телефон, думал, что ты его давно отключила, а сотовый не знаю...
— Витя, — придя в себя, спокойно ответила она, — мама всю жизнь пользовалась стационарным телефоном, он до сих пор работает. А сотовый у меня менялся несколько раз...
— Муся, Машенька, я очень рад, что так случилось, что мы тебя нашли...
— Кто это — мы?
— Понимаешь, мы встретили Новый год на Урале у друзей. Вчера за новогодним столом мы собирались с ребятами и договорились организовать встречу одноклассников. Представляешь: двадцать пять лет спустя. Четверть века!
— Да, здорово. А меня вы здесь случайно застали. Я ведь живу в Москве, домой периодически возвращаюсь после смерти матери, надо кое-какие формальности утрясти...
— Прими мои соболезнования... Ты не представляешь, как я рад тебя слышать! Это судьба. Мы же вчетвером вчера условно поделили класс для обзвона, вот ты и попала в мой список.
— И со многими успели связаться?
— Да нет, только начали. В основном искали сотовые номера, а у тебя оказался лишь домашний. Я вначале расстроился, думал, что время утрачено, не найду...
— Считай, повезло.
— Не то слово! Я вот сейчас с тобой говорю, а перед глазами вспыхивают картины нашей юности.
— Чего в них больше: хорошего или плохого?
— Муся, о чём ты говоришь?! Я вспоминаю только самое светлое и радостное.
— Ну и славно. И ни о чём не жалеешь?
— У меня сейчас сердце готово вырваться из груди... Жаль, что у нас тогда ничего не получилось. Но я тебе честно скажу: любил тебя искренно и самозабвенно. До сих пор не понимаю, что нас разлучило. Молодые были, глупые, не умели беречь настоящие чувства.
— Ты, Витя, словно оправдываешься?
— Если б это помогло?! Господи, говорю с тобой, а самого аж трясёт. Тянет в прошлое, хочется поговорить с тобой не по телефону, а воочию, увидеться...
— А не боишься увидеть старую больную тётку, разочароваться?
— Я не верю, что ты изменилась в худшую сторону. По голосу чувствую, что ты в порядке...
Она заглянула в зеркало удовлетворённо: всё так же хороша и моложава. А что внутри? Да, Витя, как первая любовь, разочаровал, оказался предателем. После школы родители определили его в престижный питерский вуз. И он довольно быстро забыл о первой красавице школы. А вот её чувства к нему ещё долго тлели в израненном сердце. Надеялась, что всё вернётся на круги своя? Что любовь возродится, воспламенится и годы спустя? Не вернулась. И личная жизнь не сложилась. Может быть, попадались не те мужчины или её попросту заклинило?
— Муся, алло! Куда пропала?
— Да я здесь, может, что-то с телефоном...
— Ну так что, записывать тебя на встречу выпускников? Я просто в предвкушении...
— А когда планируете?
— В феврале, число позже уточним.
— Ты знаешь, Витя, я, наверное, не смогу. У меня в Москве серьёзная работа в закрытом учреждении, боюсь, не отпустят.
— Тогда отпуск возьми или за свой счёт...
— Я подумаю.
— Подожди, подожди, а давай на выходных встретимся, обсудим.
— Не получится, я уезжаю скоро, ещё надо собраться.
— Жаль, мне бы хотелось с тобой поговорить.
— О чём ещё?
— У тебя голос изменился, сердитый какой-то. Может, я что-то не так делаю?
— Да нет, всё нормально. Передавай привет ребятам при встрече.
— Но ты, Муся, хотя бы телефон сотовый оставь.
— Я его не помню на память, недавно сменила. Да и не рекомендуют нам оставлять контакты, сам понимаешь.
— И что, так и расстанемся... как чужие люди?
— А разве двадцать лет нас сблизили?
— Не понял.
— Ты женат?
— Да, двое детей.
— Ну если ты счастлив, зачем вспоминать прошлое?
— Это же другое...
— Нет, Витя, счастье или есть, или его нет. А чувства или сохранены, или растрачены. А искусственно подменять понятия ни к чему.
— А ты-то сама хоть счастлива?
— В душе я храню много нерастраченных чувств, но пробудить их уже не получится.
— Какой же я кретин!
— Не переживай, всё ещё наладится. Тебе надо просто выспаться после бессонной праздничной ночи. Главное, чтобы кошмары не снились.
— Так когда же мы увидимся?
— На встрече выпускников... Если получится.
В телефонной трубке заурчало, захлюпало, и связь прервалась. Она прошла в ванную комнату, приняла душ. Затем на кухне сварила кофе. Мельком взглянула на немой телефон. Прислушалась к биению сердца. Никаких эмоций. Хорошо, что он позвонил. Зря, видно, столько лет переживала и надеялась. Всё куда-то вмиг улетучилось, испарилось. И ни к чему истончать свою душу. Значит, так и должно быть...
За окном светлело, неспешно кружили снежинки. Ещё не проснувшийся после новогоднего гуляния двор накрывало ослепительно-белым облаком. Так и подмывало нырнуть в эту чарующую белизну, вкусить чистейший аромат природного кислородного коктейля. И просто порадоваться первому дню нового года. Забыв о нерастраченной грусти.