НЕСКОЛЬКО СЛОВ О “МАЛЕНЬКОМ МИРЕ” МОЛОДОЙ ПОЭЗИИ
...Поскольку в наши дни
Понятье “молодой поэт”
Ругательству сродни.
Н.Глазков
Не так давно моё внимание привлекла дискуссия о молодой поэзии в журнале “Пролиткульт” (№ 22, 2024), а в ней — среди других содержательных выступлений — высказывание Е.Абдуллаева: “Рано или поздно молодой автор перестанет быть молодым. И столкнётся с необходимостью довольно тяжёлого творческого выживания, без “Лицеев”, “Липок” и прочих уютных вещей...”
Высказывание это представляется мне принципиальным, задевающим болевой нерв нынешней ситуации с “молодыми” — и в то же время как будто не до конца продуманным и проговорённым. Получается, что всё это (“уютные вещи”) — хорошо, вот только потом без этого будет трудно, хотя, прибавляет Абдуллаев, “для тех, кто по-настоящему талантлив, это помехой не будет”. Возникает вопрос: почему нужна эта оговорка? А если нужна (а она нужна!), то почему для всех остальных отсутствие настоящей поэтической одарённости не было помехой в деле прохождения во все эти “уютные” структуры? На мой взгляд, именно засилье всех этих “красивых уютов” от литературы в виде бесконечных семинаров (читай тусовок), конкурсов и премий (читай междусобойчиков) и т.д. и т.п. и приводит к вопросу, вынесенному в заголовок дискуссии: “Молодая поэзия: факт или миф?”
Дело в том, что пока молодой поэт ощущает себя именно #молодым_поэтом, не делая изначальную заявку на “тяжёлое творческое выживание” (главное в котором — обрести, отыскать и застолбить в литературе своё, пусть скромное, место), он легко соглашается на всю ту систему тусовочной опеки, которая навязывается ему извне в виде перечисленных и неназванных “уютных вещей”. Чем дольше длится эта идиллия — тем всё больше слова “молодой” и “поэт” сливаются, сбиваются в одно, образуя в итоге какое-то отдельное слово-диагноз, за которым нет ни молодости, ни поэзии.
Наивно рассчитывать на то, что с наступлением определённого возраста сочинителя это странное слово расколется само собой на две половинки: первая половинка — прилагательное “молодой” — отпадёт за ненадобностью и останется одно лишь “сверхъестественное, таинственнейшее слово поэт” (Г.Горбовский). На деле всё происходит не так, совсем не так. #Молодые_поэты, достигнув зрелого возраста, как правило, остаются так же далеки от зрелости поэтической, как и в ранние годы. Не оттого ли многие из них и после сорока пишут, что они-де — верные слушатели таких-то семинаров и счастливые полуфиналисты таких-то премий. Пишущих так ничуть не смущает, что за плечами у них — не только лермонтовский, но зачастую и пушкинский возраст. С другой стороны, не раз доводилоcь видеть, как те или иные авторы делятся на своих страницах в соцсетях счастливой новостью: “Ну наконец-то! С третьей (пятой/десятой) попытки попал(а) в лонг-лист “Лицея”! Ура!”
Можно ли столь несерьёзно, а лучше сказать — неуважительно относиться к тому, что делаешь? Поэзия чужда гордыни, тем паче какого бы то ни было высокомерия и снобизма, но здоровой гордости в нашем деле никто не отменял. Я не думаю, однако, что все те авторы, которые так радуются прохождению в лонг-лист какого-нибудь “Лицея”, вовсе лишены чувства собственного достоинства. Здесь, скорее, другое: литературная премия, конкурс и т.д. воспринимаются ими не как выявление чемпионов на гамбургском поединке (и тут они правы!), но как возможность себя показать и отхватить кусочек от пирога литпроцесса. А для такого дела не жаль и пробиваться — пускай долго, раз за разом, лишь бы был результат. Спрашивается: какое отношение имеет ко всему этому поэзия, то самое служенье муз, которое, как известно, “не терпит суеты”? А никакого! Стихотворное творчество всего лишь приспособлено здесь к тому, чтобы служить посредником между авторскими амбициями и литпроцессовскими благами. Можно, в конце концов, и отставить стихи — перейти на прозу (примеров молодых поэтов, в одночасье ставших прозаиками, в последнее время особенно много).
Глядишь, наблюдаешь, удивляешься — и невольно приходят на ум Ильф и Петров. Помните: “Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами...”
О чём всё это говорит? О том, что синдром “молодого поэта” опасен, что “красивые уюты”, которыми со всех сторон окружают молодых стихотворцев, расхолаживают, ориентируя их на “маленький мир” литпроцесса — в ущерб и в обход большому миру поэзии. На том, что “наработано” в условных “Липках” и “Лицеях”, далеко не уедешь. С трамплина, который предлагают все эти уютные структуры, в самом деле можно запрыгнуть в литпроцесс — впрочем, без всякой гарантии сколько-нибудь долговечного места даже в нём. Что уж говорить о месте в поэзии... Так и разговора нет! Мосты преемственности сожжены, молодые поэты, как правило, не имеют понятия об истории родной поэзии, а если и имеют, то лишь в том её жалком апокрифическом изводе, который принят у нас с 1990-х: Серебряный век — Бродский — постмодернизм. Всякое эпигонство возникает именно на почве читательского эклектизма, бессистемности знания, часто подменённого идеологической “необходимостью”. С этим напрямую связано и катастрофическое понижение общей стиховой культуры. Внимательное чтение поэзии, погружённость в контекст большой поэтической традиции (включающей в себя всё) подменяются тусовочными обсуждениями и попытками встроиться в тот или иной эстетический мейнстрим соответственно.
Всё это в совокупности вопиет об инфантилизме того явления, которое мы сегодня именуем “молодой поэзией”. Маленький мир, маленькие люди, маленькие идеи... Большими бывают тут только амбиции, которые тем смешнее выглядят на общем “маленьком” фоне*. Но всё это маленькое выращивается в больших и уютных теплицах современного литпроцесса.
...Уроки самостояния в поэзии нужно искать именно в поэзии, т.е. в ином, параллельном, большом мире больших людей — больших поэтов. Одно из важнейших — программных — стихотворений Бориса Слуцкого начинается строчкой: “Меня не обгонят — я не гонюсь”. В эту строчку стоит вдуматься. Грубо говоря, обогнать тебя можно лишь в том случае, если сам ты гонишься и, таким образом, даёшь себя обогнать. Слуцкий с его обострённым фонетическим чутьём исходит, как и всегда, из звукового родства слов-соседей в строке — неожиданно извлекая семантическую подоснову этого соседства. И выходит, что обгоняемый и обгоняющий равно гонятся за чем-то. Но какое дело до всего этого поэту? Правильно, никакого. Своеобразным откликом на строки Слуцкого звучат стихи А.Кушнера, написанные уже в нашем веке:
Мне мериться ни с кем
При жизни не пристало.
Я не напялю шлем
Из кожи и металла,
Не гонщик я, — зачем?
Не пленник пьедестала.
В позиции гоняющихся находятся сейчас едва ли не все молодые поэты. Это одно из неизбежных правил большой игры в “молодую поэзию”, предложенной его величеством литпроцессом.
Понимание порочности всех этих игр перед лицом творчества, претендующего на слово “поэзия”, приходит не сразу. Чтобы не ходить далеко, приведу пример из собственной практики. Однажды я по наивности решил поучаствовать в некоем русско-английском литературном конкурсе, стопроцентном шоу, как и большинство такого рода мероприятий (чего я тогда, конечно, просто не ощущал). По условиям конкурса к собственным стихам следовало добавить стихотворение с предложенной устроителями строкой из Пушкина (какое опошление! То, на что достигший зрелости поэт может решиться со священным трепетом, предлагается ему провернуть в два счёта для участия в какой-то окололитературной суете!). Повторюсь, ничего из того, что я сейчас формулирую, тогда я не понимал, написать стишок — согласился, хотя впоследствии мне даже не хватило средств для поездки на финал шоу. Всё это смешно вспоминать, но главное, что неслучайно отложилось в памяти: это ещё тогда, поверх непонимания, где-то в глубине души живущее ощущение, что всё не так, всё это — какие-то бирюльки, несерьёзная игра. Нашло выход это ощущение в сам’ой иронической интонации, в которой написалось “конкурсное” стихотворение. Вот как оно начиналось: “Я в конкурсе участвовать решил. / В мои года такое не зазорно...” Было мне тогда 18 лет, и двигали мной, как можно видеть, начатки мышления “молодого поэта”. Но подсознательно (о чём говорят приведённые строчки) я уже чувствовал, что это — путь, ведущий в сторону от поэзии, от творчества, что-то хотя и прельщающее, но неверное и неловкое, оправдываемое разве что ссылкой на “года”.
К счастью, я скоро понял, что годы — ни юные, ни преклонные — ничего не оправдывают. Потом уже довелось прочесть знаменательные строки Леонида Мартынова:
И каждый, кто своей рукою
Коснулся острого пера,
Чтоб больше не иметь покоя,
Тот должен знать — она стара,
Та истина, что в самом деле,
Будь моложав ты или сед,
Ты старше Байрона и Шелли,
Вергилия и Руставели,
Ты старше, если ты — поэт!
В сущности, понятие “молодой поэт” столь же абсурдно, сколь и понятие “старый поэт”. О какой анкетной молодости/старости тут может идти речь? “Она стара”, эта истина, все мы говорим об этом, но... “Как доходит до славы — мы слабы” (И.Елагин). Не за ней ли гонятся равно те, кто обгоняет, и те, кого обгоняют? А уж соблазн “славы ранней” велик, пожалуй, как никакой другой. Вот и получается, что у нас очень, даже слишком много всевозможных молодых семинаристов, дипломантов, полуфиналистов, финалистов, лауреатов — и очень мало поэтов, поэтов, которых, несмотря на их молодой возраст, не хочется, да и невозможно записывать в “маленький мир” нынешней “молодой поэзии” (“факт или миф?”)
Здесь можно было бы вспомнить и Пастернака: “Позорно, ничего не знача, / Быть притчей на устах у всех”. Но такой дурно пахнущей славы, по счастью, никто из нынешних молодых пиитов и не имеет. Важней другое: за всеми приведёнными мной цитатами встаёт громада пушкинского сонета — “Поэту”. Не могу не выписать хоть несколько строк из него:
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечёт тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
Они в самом тебе...
Разумеется, примерять на себя пушкинское послание, адресованное всем нам, — значит соизмеряться с Пушкиным, что никому из нас не под силу. Но помнить, что ты, “коснувшийся острого пера”, являешься адресатом Пушкина, иными словами — входишь в поле ответственности великой русской поэзии, — помнить об этом обязаны все мы. В свете приведённых цитат не то что меркнут, но как-то вовсе сходят на нет “красивые уюты” литпарников, речь о которых шла выше. И хочется задать вопрос — в пространство, называемое нами “литературным”: неужели и впрямь постоянная суета и мельтешение, регулярные мелькания и гонки, наконец, взаимное опыление по петушино-кукушкиной линии есть залог современного творчества?
Этот вопрос я адресовал прежде всего самому себе — только-только начинавшему печататься. И сегодня в меру сил, шаг за шагом, всем, что делаю, стараюсь отвечать на него. Отвечать отрицательно. Но как трудно иногда бывает сказать “нет”...
* Удивляет энтузиазм, с которым О. Балла пишет в той же дискуссии об изданиях, “которые делают молодые амбициозные литераторы и читать которые именно поэтому (подчёркнуто мной. — К. Ш.) очень интересно”. Амбиций и нахальства одних может хватить для того, чтобы заинтересовать других — менее нахальных, но втайне не менее амбициозных. Но как объяснить интерес по признаку амбициозности, декларируемый профессионалом?
КОНСТАНТИН ШАКАРЯН НАШ СОВРЕМЕННИК № 3 2025
Направление
Критика
Автор публикации
КОНСТАНТИН ШАКАРЯН
Описание
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос