ЛЮДМИЛА ЧУПРОВА НАШ СОВРЕМЕННИК № 2 2025

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ДЕТСТВА

РАССКАЗ

— Анюта, ты Киру Васильевну видела сегодня? Зайдёт она? — спросила Елена Константиновна, войдя в кабинет и положив на секретарский стол толстую папку бумаг.
— Да. Утром с ней разговаривала. Сейчас у неё литература в шестом. На перемене обещала зайти.
— Ну, вот и хорошо. А то, представляешь, вчера гардеробщик мне жаловался: кто-то крючки повыдирал и номерки спрятал.
— Лена Константинна, вы думаете, это Снежкин? — Анюта открыла папку с бумагами.
— А кто же ещё? Даже не сомневаюсь. Если и не сам, то опять кого-то науськал, а сам в тину ушёл. — Елена Константиновна взяла из вазы печенье, откусила и начала жевать. — Ешь печенье, Анют! — она кивнула на вазу и, налив в стакан воды, села за свой стол. — Ничего, я его выведу на чистую воду! Дурной мальчишка! И сестрица туда же!
Прозвенел звонок, и школьный коридор наполнился мальчишками и девчонками разных возрастов. Кира Васильевна вышла из класса и пошла по коридору, оглядываясь по сторонам и отвечая на приветствия детей.
— Кира! Кира! — радостная Варя очутилась перед ней совершенно неожиданно и бросилась на шею.
— Ох, Варюшенька! — Кира Васильевна, улыбнувшись, обняла и поцеловала девочку. — Ты Егора не видела?
— Они с мальчишками на улицу побежали. Позвать?
— Нет, не надо. Ты тоже беги. Догоняй подружек.
Подойдя к кабинету директора, Кира Васильевна сжала руку в кулачок, подняла её и остановилась в задумчивости. Наконец она постучала в дверь.
Елена Константиновна стояла над Анютиным столом и, облокотившись на него, листала папку, выборочно вынимая из неё документы и кладя их перед Анютой.
— Да-да, войдите! — сказала она, не отрываясь от папки.
— Доброе утро, — учительница вошла и закрыла за собой дверь.
— Доброе утро, Кира Васильевна. Проходите. Вы одна? — Елена Константиновна отложила папку и выпрямилась.
— Да.
— Кира Васильевна, моё терпение скоро лопнет! — начала директорша. — Вы знаете, Егор вчера снова сорвал урок. Всем классом они спрятались от Инны Юрьевны, а зачинщиком всего этого был Егор! — Елена Константиновна начала ходить по кабинету, жестикулируя, и голос её постепенно повышался. — На прошлой неделе — я уже вам говорила — он положил скотч на стул Инны Юрьевны. Да вы пройдите, Кира Васильевна. Чего вы в дверях стоите? Садитесь, — она махнула в сторону стула, но Кира Васильевна продолжала стоять. — На уроке рисования он пускал самолёты. А недавно они со Сбитневым водяные бомбочки бросали из окна под ноги нашему дворнику. И Сбитнев ведь именно от Егора научился бомбочкам этим, — Елена Константиновна погрозила указательным пальцем, а голос её стал довольным оттого, что она раскусила мальчика. — Вы меня слушаете, Кира Васильевна?
— Да.
На фоне директорского кабинета с большим деревянным столом, перед которым стояло большое кожаное кресло, на фоне шкафов, заполненных папками, на фоне секретарского стола, заваленного бумагами и канцелярскими товарами, Кира Васильевна казалась маленькой и беззащитной. Она смотрела в окно, иногда переводя взгляд на большую, статную и громкую директрису, которая продолжала:
— Когда они с Ивкиным в столовой булками кидались, я их вызывала. И вы знаете, Ивкину хоть стыдно стало, он голову опустил и покраснел. А ваш? Стоит, знаете ли, и ехидно так улыбается! Безобразие! Слышите вы меня?
— Слышу.
— Какой пример он подаёт младшей сестре! — говорила Елена Константиновна, подходя к столу и беря стакан и графин с водой. — У Вари уже тоже начинается. То хиханьки на уроках, то записочки всякие, и бомбочки уже тоже пошли, — она налила воды и сделала пару глотков. — А на днях вот стул Пал Палыча перед уроком был измазан мелом, и я уверена, что это дело рук вашей Вари! Понимаете?
— Понимаю, — Кира Васильевна слабо кивнула, она действительно понимала, что племянники не всегда ведут себя хорошо.
— Они что, считают, что если в школе работает их тётя, им всё позволено и всё им будет сходить с рук?
Тут раздался звонок стационарного телефона, и Елена Константиновна, прервавшись, посмотрела на поднимающую трубку секретаршу.
— Да, — несколько секунд Анюта слушала говорящего в трубке, а потом посмотрела на Елену Константиновну, которая, скрестив руки и мотнув головой, дала понять, что в данный момент не готова обсуждать какие-то другие вопросы. — Вы знаете, Лена Константинна сейчас занята. Позвоните на следующей перемене. Да. Спасибо. Ага, — Анюта положила трубку.
— Кто там? Что? — строго спросила директриса.
— Трудовик. Он по поводу нового стенда. Хотел с вами название согласовать.
— А что согласовывать-то? — удивилась Елена Константиновна. — Я ему уже сказала, как назвать стенд: “Сердце нашей школы”! Наш Петя тоже всё витает где-то. “Сердце нашей школы”, Анют. Так и запиши у себя, передашь ему.
— Хорошо, я ему сейчас и позвоню.
Елена Константиновна перевела недоумённый взгляд на учительницу и продолжила:
— Так вот, я и спрашиваю, Кира, неужели они считают, что всё им сойдёт с рук только потому, что вы здесь работаете? Нет! Такие номера больше не пройдут! И речь уже может пойти об исключении Егора из школы. Так продолжаться не может! Да что сегодня с вами, Кира Васильевна? Где вы витаете? Вы вообще здесь?
— Да-да, здесь.
— Что будем с ними делать, я спрашиваю?
— Я с ними поговорю. Потом.
— Потом! Я просила зайти вместе с ними, а вы опять их выгораживаете.
— Сейчас перемена. Пусть играют.
— Играют они! — Елена Константиновна села в директорское кресло, с шумом пододвинулась к столу и, посмотрев на Анюту, сказала: — Анют, иди, найди Снежкиных. Приведи их сюда. Срочно!
— Ага! — Анюта выбежала из кабинета.
— Кира, вы хоть раз им объясняли, как надо вести себя в школе? — не унималась Елена Константиновна.
— Объясняла.
— Плохо, значит, объясняли! — Елена Константиновна резко встала, подошла к секретарскому столу, взяла папку и пошла обратно. — Сейчас Аня приведёт их и поговорим все вместе! Расставим, наконец, все точки, чтобы впредь неповадно было и помышлять о таких вещах!
— Елена Константиновна, не ругайте их, пожалуйста, сегодня.
— Что значит “не ругайте сегодня”?
— Вы знаете, — Кира Васильевна, поднеся одну руку к груди, глубоко вздохнула. — Вчера...
— Кира, вы опять за своё? — не дав ей договорить, директорша шумно бросила папку на стол и взяла стакан воды.
— Знаете, вчера...
— Хватит! Я долго закрывала на это глаза! Из-за вас, кстати. Вы хороший учитель. Это бесспорно. Дети вас любят. Но это не значит, что я буду прощать вашим племянникам все их шалости. И вообще, где их родители? Они тоже думают, что, если вы здесь работаете, то можно не приходить? Я просила, чтобы зашёл кто-то и из них.
— Вчера вечером родители Егора и Вари погибли.
Елена Константиновна поперхнулась водой.
— Так, Кира Васильевна, что вы такое говорите? Разве так можно со мной? — говорила она строго. — И вообще...
Директриса резко замолчала, взяла в руку лист бумаги, взглянула на него и положила обратно. Затем она посмотрела на Киру Васильевну и, сбавив тон, продолжила:
— То есть... Что вы сказали? Как?
— Что как?
— Что значит “погибли”? Как погибли? Вы это шутите ведь? — побледневшая Елена Константиновна медленно садилась на стул, не сводя глаз с учительницы.
— Разбились на машине.
— Ой, да что же это… Я ведь не знала. А как? Что же? Что с Егором и с Варей?
— Они пока не знают. Мы им скажем вечером.
— Ой, Кирочка… Ой, горе-то какое! — Елена Константиновна, взяв со стола салфетку, на несколько секунд закрыла лицо. — Как же? Вам что-нибудь нужно? Может, помочь?
— Нет. Я только хочу, чтобы сегодня они ещё побегали и подурачились.
— Да-да, конечно. Но как же… Даже не знаю, — глаза Елены Константиновны были полны слёз.
Дверь открылась, и вошли Анюта, Егор и Варя.
— Здрасьте, — хором сказали дети, остановившись у двери, и уставились на Киру Васильевну, а Анюта села на своё место.
— Проходите, ребятки. Проходите, — Елена Константиновна, смахнув слёзы, вскочила со стула, подбежала к детям и, взяв их за руки, повела к столу, на котором стояла ваза с печеньем. — Садитесь. Анюта, сходи в столовую, принеси пирожков. А я пока чайник поставлю.
Недоумевающая Анюта, вставая из-за стола, спросила:
— Много пирожков принести?
— Да штук двадцать неси. Скажи, что я просила.
— Ага, — Анюта вышла.
— Сейчас чайку попьём, — директриса включила чайник и забегала по кабинету, хлопоча. — Кира Васильевна, да не стойте вы уже. Проходите. Берите стул и садитесь тоже.
Егор и Варя, ничего не понимая, хлопали глазами и смотрели на тётю, усаживающуюся рядом с ними. Директриса поставила на стол чашки и начала наливать в них кипяток:
— Чай только пакетированный у нас. Вот, берите.
Дверь открылась, и вошла Анюта с подносом, на котором красовалась гора свежих пирожков.
— Вот, Анечка. Давай, ставь на стол, — сказала Елена Константиновна.
Поставив поднос на стол, Анюта взяла стул, села и пододвинула к себе чашку. Все принялись пить чай.
— Ох, что же я! У меня же есть очень вкусные конфеты! — директорша вскочила, подбежала к шкафу, достала коробку конфет и, вернувшись, поставила её на стол. — Вот, ешьте. Это мне на прошлой неделе отец Улиткиной принёс.
Раздался звонок, и Егор с Варей хотели встать, но директриса, останавливая их решительным жестом, сказала:
— Сидите. Ешьте. Я скажу Пал Палычу и Полине Николаевне, что задержала вас.
Егор и Варя, переглянувшись, хихикнули и продолжили есть пирожки, с непониманием смотря на тётю. Елена Константиновна улыбнулась:
— А вот мы тебя, Егор, в следующем месяце на доску почёта повесим! Полина Николаевна говорит, у тебя память очень хорошая, ты стихи все наизусть запоминаешь и очень выразительно читаешь! Анечка, запиши.
— Ага, — кивнула жующая и всё ещё недоумевающая Анюта и вскочила со стула.
— Да сиди пока. Пей чай. Потом запишешь. Сейчас запомни.
— Хорошо, — Анюта села обратно.
— И Варюше что-нибудь придумаем, — продолжала директриса. — Поговорю с Пал Палычем, пусть даст роль Дюймовочки. Он как раз готовит спектакль от класса и думает, кого Дюймовочкой сделать.
Раздался стук в дверь, и все разом посмотрели на неё. Дверь открылась, и появилась доска, сверху которой красовалась надпись “Сердце нашей школы”. В центре доски была крупная фотография Елены Константиновны, а по бокам — фотографии учителей, среди которых была и Кира Васильевна. По бокам доску держали сильные мужские руки.
— Елена Константиновна, вот, смотрите, как вышло. Пришёл показать и обговорить ещё раз, куда повесить, — раздался мужской голос, и из-за доски появилась большая голова. — Надеюсь, не помешал?
— Ну, раз уж пришли, Петя, заходите. Ставьте там, — директорша встала и подошла к молодому человеку, прислоняющему доску к стене. — А что, мне нравится. Девочки, вы что думаете?
— Очень хорошо, Лена Константинна! — сказала Анюта, а Кира Васильевна кивнула в знак согласия.
— Ну, Петя, вешайте напротив спортзала на стену. Там как раз место есть.
— Рядом с доской почёта?
— Да-да, туда. Между доской почёта и стенгазетой.
— Добро, — Петя взял доску обратно.
— Угоститесь конфетами, Петь, — предложила Елена Константиновна.
— Спасибо, конфеты не ем. Худею, — мужчина взял доску и вышел.
Елена Константиновна подошла к столу и погладила плечи Егора и Вари. На её глаза снова навернулись слёзы, но она смахнула их незаметно и улыбнулась:
— Ешьте, ешьте. Не стесняйтесь.
Кира Васильевна, грустно улыбаясь, посмотрела на детей, которые продолжали есть пирожки и пить чай:
— Ладно, надо ребятам идти на уроки. Спасибо вам.
— Ну, на уроки так на уроки. Что ж, — Елена Константиновна развела руками и, взяв конфеты, начала распихивать их по карманам детей. — Съедите потом. Конфетки вкусные.
— Спасибо, — хором ответили Егор и Варя.
— На здоровье! Анечка, отведи ребят по классам.
Оставшись одна, женщина несколько секунд стояла посреди большого кабинета и смотрела на дверь. Потом она медленно подошла к своему столу, села, обхватила голову руками и зарыдала.
Стук в дверь привёл её в чувство. Она встала, выпрямилась, надела очки и поправила волосы.
— Да, входите.
Дверь открылась, и вошла Тамара Ефимовна:
— Лена Константинна, там шестой класс опять погром устроил.
— Где?
— В столовой. Я специально ничего не убрала. Пойдёмте, покажу вам.
— А зачем мне показывать?
— Как зачем? Наказать их.
— Будет вам, Тамара Ефимовна. Пошалили, и ладно. Дети же.
— А как же? Вы же сами говорили, что ...
— Тамара Ефимовна, — перебила женщину директорша. — Найдите уборщицу, пусть до обеда всё уберёт. Делов-то.
— Ну, Лена Константинна, как хотите. Я же как лучше хотела. Сами ведь говорили...
— Мало ли что я говорила. Идите.
Тамара Ефимовна недоумевающе посмотрела на директрису и вышла. Елена Константиновна села на стул, опустила голову и закрыла лицо руками.