ВОЗВРАЩЕНИЕ ЧЕЧЕНСКОГО РЫЦАРЯ
ПОВЕСТЬ
ЧАСТЬ 1. БИТВА НА ТЕРЕКЕ
ХАНСКАЯ ГРАМОТА
Получив от Тохтамыша грамоту, Гази и Вадуд спешили передать ханскую волю. В Орде гонцам выдали самых резвых жеребцов, которых не нужно было подгонять. По степи кони летели стрелой, но, как только начался лес, бег замедлился. Среди чащи они шли едва заметной тропинкой, которая всячески петляла. Когда стал слышаться рык Аргуна, всадники, свернув с тропы, устремились к реке. Продираясь сквозь кустарник, достигли русла, спешились, ополоснули руки, умыли лица, напоили коней.
Аргун почитался в качестве божества. Горцы поклонялись деревьям, солнцу, луне, звёздам, и река в этом пантеоне выполняла особую роль. Аргун считался заступником, ограждавшим от врагов и болезней. Опустив руки в воду, гонцы просили, чтобы Аргун пропустил и не чинил по дороге препятствий. Аргун недовольно гремел перекатами, пенился и искрил брызгами, но хорошей дороги пообещал.
Подходила к концу осень. На верхушках деревьев чернели опустевшие гнёзда. Сбросивший листву лес в ожидании холода и ветров казался застывшим. Совсем скоро снег завалит горные тропы и перевалы. Горские селения окажутся отрезаны от внешнего мира. Семьи, коротая зиму, будут греться у очага. Мужчины займутся ремонтом инструментов и снаряжения, женщины — ковроткачеством.
Впрочем, хана подобное не интересует. Если хан отдал приказ — он должен быть исполнен. Вот и спешили гонцы как можно скорей зачитать грамоту Тохтамыша.
Отдохнув и слегка перекусив, они продолжили путь. К вечеру достигли гор, и в первой башне расположились на ночлег. Теперь можно было не спешить. Хозяин, накормив посыльных, на самом верхнем этаже разжёг костёр, подав условный знак, обозначавший сбор старейшин. Вспыхнувшая в ночи весть от башни к башне понеслась по цепочке.
Нашествие монголов заставило горцев уйти с равнины и вернуться в родные теснины. Нарезав косогор ступеньками, они обустроили на склонах террасы. Семьи разрастались, а пахотной земли больше не становилось. Вспыхивали конфликты, часто перераставшие в войны. Степняки в покое тоже не оставляли. Время от времени они предпринимали походы, истребляя мужчин и уводя в плен женщин.
Это продолжалось долго, пока горцы не додумались строить башни, выполнявшие роль семейной крепости. Перед её возведением по горе водили быка. Где он ложился, начинали изучать место. Срезали первый слой грунта, на каменистую поверхность лили молоко. Если оно не уходило в почву, место для строительства считалось пригодным. Башню возводили либо усилиями семьи, либо нанимали мастеров. Каменному сооружению предстояло стать родным домом, по этой причине стройка не должна была длиться дольше беременности. Работу требовалось завершить за девять месяцев. Если дело затягивалось, искали других каменщиков, которые строили в другом месте.
Год от года мастерство строителей совершенствовалось. Стройные и певучие башни казались родинками на теле горы. В случае опасности на первый этаж загоняли домашних животных, на втором делали склад, куда помещались вода и запас продуктов. Люди размещались на третьем и выше. Во врага стреляли из луков, бросали тяжёлые камни. В диком горном краю найти пропитание было сложно. Враг долгой осады позволить себе не мог.
Каждый род возводил башню на своём участке в непосредственной близости от соседа. Горцы разработали целую сеть сигнальных знаков, что позволяло в случае опасности как можно лучше подготовиться либо собраться на совет.
С первыми отблесками рассвета, поблагодарив хозяина, гонцы отправились дальше. Тропа, огибая скалы, нависала над Аргуном, то поднимаясь на самую кручу, то спускаясь к потоку. Она была необычайно узкой. Всадники с трудом разъезжались с торговцами и камнетёсами, перевозившими на осликах товары и грузы. Степные кони, не привыкшие к высотам и теснинам, ржали, мотали головами, не желая слушаться седоков, но, получая удар плёткой, всё равно шли вперёд.
При виде верховых старики спрашивали Гази и Вадуда, не они ли те посланцы, ради которых собирается совет. Получив утвердительный ответ, спешили в Шато.
К вечеру, достигнув Шато, нарочные расположились в доме старейшины. Со всех сторон к главному аулу тянулись люди. Кто-то ехал на коне, кто-то на осле. Самые бедные шли пешком, опираясь на посох.
Вольные, словно орлы, князей и бояр нохчи не знали. Орду подобное не интересовало, Орда наложила дань, которую каждая семья была обязана платить. Серебра и злата у горцев не было, в подобных случаях хан требовал воинов.
Намечалось нечто нехорошее. Старики это чувствовали и в Шато отправились с тяжёлыми мыслями. Утром народ собрался возле святилища. Мужчины в чёрных кафтанах, у пояса перепоясанных ремнями, положив руку на кинжал, старались соблюсти спокойствие.
Когда зачитали указ, по которому предстояло прислать в Орду отряд в тысячу сабель, стали переговариваться. Заколыхались папахи. Ханской воле никто не удивился. Ни радости, ни уныния горцы не проявили.
Период правления Тохты и Узбека в Золотой Орде действительно был золотым. После началась борьба за власть, отразившаяся на подчинённых народах. Каждый новый хан, собирая войско, в обязательном порядке требовал, чтобы горцы его пополнили. По зову хана предстояло явиться со своим конём и во всеоружии. У кузнецов работы было невпроворот. Ковались сабли, мастерились шлемы и кольчуги, которые залезавшим в долги семьям предстояло выкупить. Часто бывало, воин погибал в первом сражении, а семья годами продолжала платить за его снаряжение.
Вот и теперь хан Тохтамыш, который при помощи бухарского эмира Тимура пришёл к власти, с бывшим покровителем повздорил и начал войну.
Чаще всего зимой армия распускалась. Воевать среди снега и пурги было сложно. Понимая, что противник не ожидает удара, в январе одна тысяча триста девяносто первого года Тимур выступил в поход. Золотоордынцы от сражения уклонились, полагая, что Тимур не пройдёт по голой степи, где его воинам нечего будет есть. Надежды не оправдались. Тимур степь преодолел,и близ Волги, на реке Кондучи, в начале лета наголову разбил Тохтамыша. Тот бежал, переправившись через Волгу. Тимур, полагая, что дело сделано, преследовать не стал и просчитался.
Тохтамыш, заручившись союзниками, принялся разорять владения Тимура. Железный Хромец отправил в поход армию. Золотоордынцы боя не приняли, отступили на север и растворились в степях. Разозлённый Тимур решил, что с Тохтамышем необходимо покончить. Весной девяносто четвертого он устроил войскам смотр на берегах Каспия, после чего, полный решимости, выступил на Тохтамыша. Последний, осознав тяжёлое положение, отправил гонцов во все подвластные улусы с требованием прислать воинов.
Впрочем, всех тонкостей и хитросплетений ордынской политики нохчи не знали. Мало кому из них приходилось бывать на равнине. Но, если от хана поступил приказ, они обязаны были его исполнить. Иначе безжалостный хан покарает, подвергнув огню и мечу горские селения.
Оздой возвращался из Шато, переполненный думами. Два подраставших сына ещё не познали супружеской постели. Как он отправит их на войну, если они не родили ему внуков? Оздой пойдёт сам.
В молодые годы ему доводилось участвовать в баталиях, в память о которых сохранились кольчуга, шлем, сабля и шрам на левой щеке. Невысокий, широкоплечий и коренастый, Оздой обладал крепкой силой, мог завалить на бок быка, саблей разрубал полено и в седле держался уверенно.
Обдумывая, что взять в поход, Оздой пустил коня вскачь. Его Абр не боялся ни крутых подъёмов, ни извилистых троп, нависающих над пропастью. В Ушкалое, самом узком месте ущелья, Оздоя остановили стражники. Здесь тропа проходила возле двух башен, встроенных в скальное углубление. В любое время дня и ночи возле башен находились дозорные. Оздой рассказал про совет в Шато, про грамоту хана и отправился дальше.
За Ушкалоем три горных хребта расступались по сторонам, образовывая долину, где люди жили издавна. Закрытая от врагов, она во все времена была надёжным пристанищем. Спешившись, он взял лошадь под уздцы и повёл на другую сторону Аргуна по мостику. Связанные брёвна под копытами коня слегка разъезжались, горный поток ревел, ветер пытался столкнуть вниз, но для горца подобное было делом привычным. Ни первого, ни второго, ни третьего всадник и конь попросту не заметили.
Если земледелием занимались женщины, то в обязанность мужчин входил выпас скота. Почти каждая семья держала коз и баранов. Животных пасли на высокогорье, где главными помощниками пастуха являлись собака и лошадь.
В племенной союз нохчи входило несколько народов, говоривших на одном языке, разделявшемся на диалекты. Малхи, к которым принадлежал Оздой, жили возле неприступных вершин, зимой и летом покрытых снегами. С одной стороны, они были защищены горами надёжней других нохчи. С другой стороны, купцы с товарами доходили до них редко, и потому малхи платили втридорога.
Младший сын, забравшись на башню, долго всматривался в тропу. Когда вдали взметнулось облако пыли, Аслан оповестил об отце. Уже по темноте, поднявшись до родовых стен, Оздой спешился и отдал поводья сыну. Коня следовало расседлать, напоить и накормить. Объяснять что-либо не требовалось. Пока отец не заговорит сам, никто из близких не имел права донимать вопросами. Когда семья собралась в зале, жена подала галушки. Приветствуя хозяина, в камине потрескивал огонь. Скрестив ноги, ели молча, рассевшись на коврах. По окончании трапезы отец объявил, что отправится на войну. Его слова жена и сыновья восприняли как волю свыше. По горским законам, если глава семьи что-либо решил, обсуждение не требовалось.
Родовой дом наследовал младший сын. Создав семью, он должен был ухаживать за родителями. Оздой у отца с матерью оказался единственным ребёнком. Брат и сестра умерли во младенчестве. До старости мало кто доживал. Подобрав Оздою жену, мать и отец ушли в мир иной, не увидев внуков.
Малхи поклонялись Солнцу, Луне, звёздам и деревьям, но только не напрямую, а через умерших предков. Единых аулов было мало. Чаще всего каждая семья селилась отдельно, образовывая хутор. Для усопших строили домик, располагавшийся выше по горе. Внутри устраивались спальные полки. Покойников наряжали в лучшие одежды. Чтобы они ни в чём не нуждались, рядом укладывались кувшины, личные вещи, оружие. Горный воздух высушивал тело. Усопший превращался в мумию, однако в последующем сохранялись лишь кости.
Вход в усыпальницу осуществлялся через небольшую лазейку, пролезть через которую мог только подросток. Зато взрослый всегда мог посмотреть, как покоятся отец, мать и прадед.
Наполненный думами, Оздой долго не мог уснуть и утром, как только солнце осветило горы, отправился к усыпальнице. Прислонив руки ко входу, горец молвил:
— Отец, мать, дед и прадед! Я ухожу в поход. Прошу не за себя, а за жену и детей. Оберегайте их. Не допустите болезней и злого ворога. Обещаю, что не опозорю своего имени и рода.
Дав клятву, горец вытащил кинжал, слегка порезал левую руку и окропил святилище кровью. Где-то рядом, ухнув, вспорхнул в небо филин. Это считалось хорошим знаком. Предки его услышали. На душе стало легче.
Через три дня Гази и Вадуд собранному войску устроили смотр. Почти все ратники явились в Шато на конях. За многими следовали ишаки, перевозившие одежду и запас еды. Среди молодёжи слышались шутки по поводу хромого Тимура. Мужчины среднего возраста проявляли сдержанность. Каждый имел саблю, копьё, лук и колчан со стрелами. Если не было кольчуги и шлема, таким воинам отводилась роль лучников.
Распределив тысячу на сотни и на десятки, Гази принял командование. Из малхов была сформирована сотня со своим знаменем, управлять которой назначили Оздоя. Выходцы из ближайших хуторов старались держаться друг друга. Каждая десятка брала с собой войлочную палатку, запас провианта, лопату, топор, пилу и обязательные бурки, с которыми не страшны ни снег, ни мороз, ни ветер. Помимо лука, копья, сабли и колчана со стрелами, в кожаном мешке, пристёгнутом к поясу, лежали кремень, кресало, подпилок для отточки стрел, шило, иголки и нитки, а также ситечко для процеживания воды. В другом мешочке — страховой провиант на пару дней, состоявший из пиалы, куска овечьего сыра и вяленой конины.
Робкое солнце, выглянув из-за туч, словно решив попрощаться, позолотило горы и долину. Игривый ветерок раскрыл знамёна. Гази поднялся в стременах и махнул правой рукой: вперёд! Нохчи выступили в поход, образовав в ущелье длинную змеистую реку из людей, лошадей, ишаков и повозок.
ЖЕЛЕЗНЫЙ ХРОМЕЦ
Никакие другие города, кроме Самарканда, Тимур не любил. Не доверяя подвластным ханам и эмирам, привыкший к походной жизни, он гораздо спокойней чувствовал себя в шатре, в окружении войска. Здесь никто не мог подобраться с кинжалом либо отравить, подмешав яд в пищу. Рождённый простолюдином, он завидовал тем, кто по крови принадлежал к потомкам Чингисхана. Они могли обосновать право на власть. Тимуру приходилось через побочные ветки своё родство придумывать.
Чтобы узаконить завоевания, он преподносил себя одновременно как восстановителя прав Чингизидов, возвращая власть над территориями Чингисхана, и как “Меч Ислама”, задача которого — борьба с неверными. И первое, и второе получалось не очень. Тохтамыш являлся мусульманином, прямым потомком Чингисхана. Плюс большинство походов Тимур совершал на своих собратьев по вере.
Осознавая шаткость положения и опасаясь шпионов, он окружил себя надёжными людьми, как и он сам, выходцами из Кеша, не единожды доказавшими преданность. Все как один исполинского роста, с круглыми щитами и мощными мечами, телохранители внушали страх одним своим видом и по команде господина готовы были в любой момент срубить неугодную голову.
Пытаясь подражать Чингисхану, Тимур собирал курултай, но прислушивался только к астрологам. Возражений не принимал. Визири и полководцы, если начинали высказывать другое мнение, могли лишиться постов и поплатиться жизнью.
Восседая на троне, эмир смотрел на собравшихся. Сражение ещё не началось, он не считал нужным облачаться в латы, но от подчинённых постоянной готовности требовал. Голову правителя покрывал войлочный колпак с широкими полями, а тело — шёлковый халат с переливающимся орнаментом. На ногах красовались кожаные сапоги с меховыми вставками. Продолговатое лицо дополнялось азиатскими скулами. Густые брови, остроконечная борода и свисающие по обеим сторонам усы придавали столь желанную аристократичность. К своим шестидесяти годам, несмотря на искалеченную руку и ногу, Железный Хромец сохранил силу, стараясь лично участвовать в сражениях, чем вдохновлял войско.
За два года до этого под Ширазом Тимур решил сразиться с шейхом Мансуром. Соперник ему достался бывалый. Пропустив два удара, которые пришлись по шлему, Тимур на ногах устоял, но кто знает, как сложилась бы схватка, не приди на помощь Шахроком. Ловко орудуя мечом, семнадцатилетний сын бросил голову шейха к ногам отца.
Впрочем, то было давно и почивать на лаврах эмир не собирался. К каждому походу тщательно готовился и искренне верил в свою божественную миссию.
Оставив у входа оружие, в просторном шатре собралась знать, военачальники, муллы и звездочёты. Устроившись на коврах, они располагались на ступеньку ниже эмира, чем подчёркивали подвластное положение. Людей было столь много, что они сидели вплотную друг к другу, при этом каждый боялся, пошевелившись, привлечь к себе внимание и даже кашлянуть. Два исполина по обе стороны от трона казались окаменевшими статуями. Лёгкий ветерок нарушал тишину, перебирая шатровое полотнище.
Понимая, что первое слово за ним, повелитель заговорил, с каждой новой фразой повышая тональность:
— Правоверные, братья! Аллах свидетель, мы не хотели войны. На наших мечах и копьях Тохтамыш стал ханом Золотой Орды. Мы помогли ему разбить Урус-хана и закрепиться на троне. И что? Чем неблагодарная собака ответил? Разграблениями Тебриза и осадой Бухары, что дало возможность мятежа в Могулистане и Хорезме. Обман должен быть наказан! Шакал волка боится, но волчат загрызть по-подлому может. Нельзя жить спокойно, когда рядом враг, который ждёт, когда ты оступишься, чтобы нанести удар. Нам нужно разбить Тохтамыша, и я уверен, мы это сделаем. Что скажут звездочёты?
Старый мудрец, облачённый в исламский тюрбан, встал и поклонился эмиру так, что седая борода коснулась ковра.
— Государь! Звёзды благоволят! В следующую седмицу они изменят положение и всё может быть по-другому. Если в ближайшие дни переправимся и атакуем, нас ждёт удача. Медлить нельзя. Так говорят звёзды.
— Да я и сам вижу, что они крепость у бродов ставят. Через семь дней мы на тот берег перейти вообще не сможем. Тут и без звёзд понятно.
Пронзая взглядом собеседника, ему часто удавалось угадать мысли. Острые глаза эмира выхватили одного из тысячников. Выдержав паузу, он произнёс.
— Судэбей, разделяю твою озабоченность. Терек широк, почти везде берега высокие, и перейти его можно только здесь, у брода. Они именно этого и ждут, окопы копают и городок ставят. Поэтому вот что: сегодня в ночь снимаемся и идём вдоль реки. Пусть думают, что мы в другом месте переправиться хотим. Посмотрим, чем ответят. Если за нами пойдут, это будет хорошо. Тогда мы к броду вернёмся и переправимся.
Среди собравшихся послышался одобрительный гомон. Прижав правую руку к сердцу, вассалы почтительно кланялись, всем своим видом демонстрируя, что одобряют решение.
Убедившись, что его поняли, Тимур повеселел и уже спокойным тоном начал спрашивать, не испытывает ли войско каких-либо трудностей? Тепло ли в палатках? Хватает ли еды людям и фуража лошадям?
Подданные отвечали чётко и без запинок. Каждый старался проявить себя, демонстрируя, что именно он самый преданный и самый надёжный воин. Удовлетворившись услышанным, Тимур поспешил завершить совет. Слегка поморщившись от кислого, испил кумыса любимой кобылы, после чего попросил Шахрокома сыграть с ним в шахматы. Он обожал шахматы, особенно перед большими сражениями. Переставляя фигуры, обдумывал стратегию.
Морозная и вьюжистая зима осталась позади. В горах ещё лежал снег, но степь уже желтела прошлогодней травой. Солнце обещало раннюю весну, о которой звонко оповещали птицы. Ночью с гор спустился холодный ветер, но он был не в силах остановить завоевателя. Лагерь, казавшийся бесконечным, пришёл в движение. Тушились костры, шатры собирались и грузились на телеги. Пехотинцы, построившись в колонны, шли по обеим сторонам обоза. Впереди и сзади следовали всадники. За ночь удалось пройти приличное расстояние. На отдых остановились к полудню. Перекусив и передохнув, продолжили движение.
Разведчики доложили: Тохтамыш снялся с лагеря и сопровождает их по другую сторону Терека. Это было хорошим известием. Следующие два дня обещали стать определяющими.
Решив дать людям как можно больше времени на отдых, Тимур поутру выступил позже обычного. Растянувшийся обоз пылил по степи. Лазутчики демонстративно мелькали вдоль реки, создавая видимость, что ищут броды, либо изучают возможность понтонной переправы. К вечеру рельеф местности изменился. Горы оставались по-прежнему далеко, при этом степь стала бугристой. С другого берега их армия целиком уже не просматривалась.
Начав устанавливать лагерь, эмир приказал запалить как можно больше костров. Походные музыканты, женщины и обозная прислуга должны были создавать иллюзию войска. Он же со всей своей конницей и пехотой развернулся в обратном направлении. За ночь удалось покрыть то расстояние, которое они до этого прошли за два дня.
Как всегда, Железный Хромец рассчитал правильно. Выступив в январе, пришёл на Терек в начале апреля, когда питающаяся горными потоками река ещё не столь полноводна. Первые отряды с лёгкостью опрокинули оставленный у бродов гарнизон, после чего множество копыт било реку так, словно она была в чём-то виновата. Издали могло показаться, что в Терек обрушился многовёрстный огромный оползень, поднимающий гул, топот и плеск воды.
К полудню подоспела пехота и тоже перебралась на другой берег. Разведка донесла: Тохтамыш о манёвре узнал, но к бродам не пошёл. Обе стороны стали готовиться к сражению. Таких больших войск никто не помнил со времен Чингисхана, а по части великолепия и снаряжения ни о чём подобном учёные мужи слыхом не слыхивали.
СКОЛЬЗКАЯ ТРАВА
Царственно восседая на своём любимом жеребце, хан Золотой Орды объезжал войска. Его серебряный шлем переливался жар-птицей, отражая лучи полуденного солнца. Игривый ветерок перебирал расшитый золотом плащ, расправляя знамёна в руках свиты. Обещая разорвать и растоптать Тимура, на знамёнах радостно пританцовывали драконы, слоны, леопарды. Когда кавалькада останавливалась возле очередного тумена, батыры приветствовали хана победоносными криками и стуком мечей о щиты. Далее из строя выезжал темник и, пристроившись в конец свиты, следовал на совет. Завтра сражение. Тохтамыш хотел приободрить войско, и через темников донести план битвы.
Перебравшись на другой берег Терека, Тимур обнаружил, что ордынцы ратников собрали на порядок больше, нежели четыре года назад. После быстрых и скоротечных арьергардных боёв многоопытный полководец понял: лёгкой победы не будет. Более того, он чуть было не попал в окружение! Решив действовать от обороны, Тимур выбрал пологую возвышенность, окружённую камышом и кустарником, где принялся возводить городок. В течении суток удалось оградиться окопами, валом, частоколом, телегами и двумя наспех сооружёнными башнями.
Ордынцы встали неподалёку. И те, и другие понимали, генерального сражения не избежать. Оно будет, и именно оно решит исход противостояния.
Готовясь к битве, нохчи в очередной раз оттачивали мечи и сабли. Проверяли подковы у лошадей. Для стрел срез’али ивовые прутья и пристраивали на них наконечники. Никто не балагурил, шуток и смеха не слышалось. На закате ратники встретили своего темника, вернувшегося от Тjхтамыша. Тот пытался выглядеть бодро, но по лицу можно было понять: радостных известий он не привёз. Обступив Гази, сотники и десятники стали ждать наставлений. Пытаясь смотреть в глаза воинам, Гази произнёс:
— Братья! Большая беда пришла на нашу землю! Сын собаки и жабы ненавидит горцев. Ему неважно, кто ты, черкес, нохчи или аварец. После Дербента он напал на Кайтагское уцмийство. Убивая всё и всех, сжёг аулы. Не пощадил даже детей. Из отрубленных голов, чтобы устрашить, выкладывал башни. Тимур — это хорёк, почуявший кровь! Тот тоже, пока всем курам в курятнике горло не перегрызёт, не успокоится, а съест только одну. Не думайте, братья, что теснины и высокие горы спасут ваши семьи. В их армии есть те, кто умеет по скалам лазать. Их в поход специально взяли. Так что завтра под знамёнами Великого хана рубиться будем за свои аулы, за свои семьи!
После сказанного посыпались вопросы. Выслушав земляков, Гази продолжил:
— Выступаем перед рассветом. Наша тысяча по центру стоять будет. Сперва Аглай-хан в атаку пойдёт. Мы ногайцев поддержим и меняться с ними будем. Проверьте уздечки, сёдла и стремена, накормите лошадей и сами сил наберитесь. Кто на постах, пусть караулит. Остальным — спать.
Закутавшись в бурку, Оздой устроился прямо на земле, уступив лежанку у костра молодым. Завтра сражение! Останется ли он жив или сложит голову? Что будет с его сотней и с земляками?
Развернув нагрудный мешочек, Оздой достал кусочек угля. Уезжая на дальние расстояния, горцы брали с собой уголёк домашнего очага, чтобы он напоминал про семью. Ночью подморозило. Холодный ветер пытался задуть костёр, сбросить с коней попоны, сорвать с места шатры. Уголёк в руке успокаивал, придавая сил.
В любом случае поспать не удалось. С появлением луны стан ордынцев пришёл в движение. Ночной ветер доносил разнообразную речь, крики и конское ржание. После полуночи, желая устрашить противника, ордынские музыканты окружили Тимура и принялись громко бить в барабаны и стучать в литавры.
Это дало результат. Вместе со своим отрядом от эмира бежал Кунчи-оглан — тот самый хан, которого эмир намеревался посадить на трон вместо Тохтамыша.
С первыми лучами солнца началась баталия. Развернувшись строем и подхлёстывая коней плёткой, ордынцы пошли в атаку. Сотни тысяч копыт, до грязи вспахивая промёрзшую степь, создавали неимоверный шум. Казалось, что земля столь мощного войска не выдержит и расколется.
У передовых туменов, служивших тараном, кони защищались стальными налобниками и кожаными попонами. Латы татарских всадников состояли из кольчуг и железных пластин. Нохчи подобного не имели и потому шли во втором ряду.
Задолго до рассвета Тимур сформировал оборону. Вместе со своими бахадурами, объезжая отряды, возле каждого спешивался, вставал на колено и говорил пламенную речь, призывая не жалеть врага, не отступать, драться с достоинством. После при свете факелов самолично осматривал латы. Ратники выражали искреннюю преданность и клялись умереть за общее дело. В ответ получали обещания о золоте, богатстве, наградах.
Поставив по центру закованных в панцирь рыцарей, многоопытный полководец разместил сзади лучников. Правый и левый фланг выглядели не менее грозно. В случае непредвиденных обстоятельств имелся резерв из кавалерии и пехоты, с помощью которого Железный Хромец намеревался решить исход дела. Его армия начала сражение согласно задуманному плану. Татарскую конницу осыпали тучи стрел. Попадая в ямы и натыкаясь на колья, раненые лошади метались из стороны в сторону, внося расстройство в ряды атакующих. Первоначальный натиск замедлился. Когда ордынцы достигли первого ряда обороны из телег и частокола, они не смогли его с ходу преодолеть.
Подобно молниям, сверкали мечи и сабли, в небо взмывали стрелы и копья. Со всех сторон слышался лязг железа, глухие удары палиц о щиты, ржание коней и предсмертные крики. Отхлынув, под прикрытием собственных лучников, степняки вновь и вновь повторяли атаки, однако всё было бесполезным, ощетинившийся лагерь казался неприступным.
Отдельные смельчаки из татар и кумыков, желая увлечь за собой, на конях перепрыгивали через телеги, но почти сразу падали, сражённые топорами и копьями. Пробить брешь не получалось.
Тохтамыш это видел. Озлобленный, на своём белом коне он скакал по тылам, обещая казнить каждого, кто проявит трусость и повернёт обратно. Отличившимся сулил горы золота. Найдя возвышенность, хан поднялся в стременах, разглядев, что на левом фланге его туменам удалось зацепиться за городок, бросил туда резервы.
Лавинному натиску ордынцев обороняющиеся противопоставили множество ловушек из ям, окопов и воткнутых в землю кольев. Невысокие лошади степняков ломали ноги и падали на пики, где по их спинам вперёд шла новая волна.
Многоопытные, не единожды приносившие на своих копьях победу, богатыри Тимура дрогнули. Эмир это понял. Отдав команду, он бросил на фланг резервы. Лёгкая кавалерия пришла на помощь, ударив в бок. Тимур намеревался отрезать выдвинувшихся ордынцев от основного войска. Получив поддержку, его закованные в латы ратники перестали отступать, всей силой обрушившись на степняков. Татарская рать заколыхалась и, не сумев удержать фронт, устремились назад.
Видя, как противник на правом фланге назад попятился, Тимур решил ордынцев добить, отправив в бой стратегический резерв. В какой-то момент стало казаться, что победа близка. Однако, преследуя неприятеля, кавалерия потеряла строй и разбрелась по полю. Татары именно этого и ждали, применив коронный приём с отступлением, с помощью которого не единожды выигрывали сражения.
Пробежав с полверсты, они резко развернулись. Из кустов выступили лучники и, обстреляв всадников, остановили атаку. Из-за бугра на резвых конях выскочило подкрепление, после чего лучшие силы Тимура оказались зажаты полукольцом. Лишённые простора, получая грады стрел, они были в ловушке. Ордынцы, находя открытые места у лошадей, старались поразить их стрелами. Обезумев от боли и от запаха крови, жеребцы и кобылы перестали выполнять команды, из конницы сделавшись стадом. Татары арканами и баграми стаскивали вниз всадников. После падения в тяжёлых доспехах, они не имели ни единого шанса против копья и сабли. Татары отрубали головы и бросали их в сторону неприятеля, чем окончательно добились паники в его рядах.
Доблестная кавалерия, спасаясь бегством, превратилась в неуправляемый табун, сокрушивший собственную пехоту.
Тимур старался навести порядок с помощью музыкантов. Походный оркестр играл команду остановиться, однако звуки труб и бой барабанов тонули среди стонов и криков.
К этому моменту от хана поступил приказ, чтобы свежие нохчи сменили ногайцев. Их знаменосцы отодвинулись на фланги, показывая манёвр, после чего вперёд вышли нохчи. Справа и слева в качестве подкрепления выдвинулись кумыки и черкесы. Закрываясь щитами, всей массой строя они устремились на Тимурово войско.
Когда до вражеских позиций оставалось совсем чуть-чуть, в сторону атакующих полетело множество стрел. Гази и знаменосец пали одними из первых. К счастью, многоопытный Вадуд успел подхватить знамя и поднял его над головами.
Следующим залпом оказалось сражено ещё большее количество горцев. Издав предсмертный хрип, Абр рухнул, но Оздой сумел вытащить ноги из стремян. Товарищи помогли встать, после чего, перескочив телегу, сотник первым преодолел линию, с яростью нанося удары вправо и влево. Его сабля была подобна молнии. Когда враг закрывался щитом, Оздой бил по ногам. Противник падал и получал завершающий удар. Видя порыв командира, земляки пришли на помощь. Спешившись, малхи подбадривали друг друга, дружно перепрыгивая через телеги.
Тут стало понятно, что на правом фланге Тимур терпит поражение. Справа начали отступать, передавая панику остальному войску. Тяжёлые ратники центра, отодвинувшись, потеснили лучников, и те перестали стрелять. Центр потерял целостность строя, после чего сражение распалось на фрагменты.
Предоставив окружённых второй волне атакующих, нохчи устремились вперёд. Вдохновлённые Оздоем, они рубили лучников и опрокидывали наспех выстраиваемые линии. Впрочем, то были совсем не линии обороны, а лишь попытка создать оные.
Боги, словно желая охладить страсти, обрушили на землю дождь и порывистый ветер. Холодные капли проникали под одежду, остужая тела. Поле битвы превратилось в болотистую жижу, передвигаться по которой закованным в железо рыцарям стало трудно. Зато необременённые доспехами нохчи, наоборот, получили преимущество.
Уложив с десяток врагов, Оздой страшно устал. Его щит оказался расколот. Сердце бешено колотилось, ноги не слушались. Помятый шлем съехал набок. На глаза сочился пот, перемешанный с дождём и чужой кровью. Вместо щита он подобрал саблю убитого им воина, при этом с первых позиций не отступил. Собрав последние силы, продолжил движение.
Видя, как коренастый ордынец умело рубится, враги расступались. Его пытались подстрелить из лука, но земляки были на страже, опережая противника. Так со своей сотней Оздой достиг большого шатра, где путь ему преградили с десяток воинов. Возглавляемые стариком, они были полны решимости. Раскромсав ногу одному и раскроив предплечье другому, Оздой сцепился со стариком, намереваясь отсечь ему голову. С первого удара удалось выбить щит, но далее дело застопорилось. Оставшись с копьём и мечом, старик дрался столь ловко, что уставшему Оздою пришлось держать оборону. Увернувшись от очередного тычка, горец наклонился, желая отточенным приёмом подсечь ногу. Старик закрылся копьём. От удара древко сломалось и остриё отлетело. Теперь преимущество было на стороне Оздоя. Главное — не делать паузы, по результатам которой у визави появится другое оружие.
С жадностью глотая воздух, Оздой ринулся на врага. Тот, отбиваясь, отступал, но ни одного выпада так и не пропустил. Земляки дрались с другими ратниками, прийти сотнику на помощь никто не смог.
В завязавшемся по центру сражении продвижение замедлилось. Тохтамыш двинул туда резервы. Подкрепление в большей степени сыграло отрицательную роль. Добравшись до ставки, степняки принялись грабить палатки и изучать содержимое в карманах и мешках убитых. Если бы татары этого не делали, они бы запросто опрокинули Тимура, — но увы! — момент оказался упущен!..
Разглядев, что эмир остался на месте и сражается с кем-то из ордынцев, правый фланг остановился. Войска развернулись. На помощь главнокомандующему сумели пробиться телохранители с секирами. Первый ряд встал на колено, второй поставил щиты сверху, образовав непреодолимое заграждение от сабель и стрел. Успех закрепили чагатайцы. Уроженцы Чагатайского улуса, у эмира они считались элитой. После со своим корпусом подоспел Мухаммад, любимый внук Тамерлана.
Смерив противника леденящим взглядом, эмир старался запомнить его как можно лучше, чтобы обязательно отомстить. Ведь он чуть было не погиб от непонятного рыцаря с двумя саблями. Если бы тот не поскользнулся, он мог запросто зарубить покорителя Моголистана и Передней Азии.
Кто был его поединщиком, Оздой понял, когда вокруг старика поднялись знамёна. Телохранителей и ратников прибывало всё больше и больше, отчего горцы откатились назад.
Встав напротив друг друга и восстановив строй, и те, и другие закрылись щитами. Обе стороны израсходовали резервы. Уставшие и промокшие, они с трудом держали оружие. Лекари старались помочь раненым. На убитых внимания не обращали. Возобновилась позиционная война, где главными вновь стали лучники.
На разных участках поля бравые парни выходили из строя, высмеивали противника, вызывая на бой поединщиков. Когда кто-то оказывался повержен, обе стороны при поддержке музыкантов с яростью устремлялись в атаку, после чего сражение разворачивалось с новой силой.
Чаша весов попеременно склонялась в разные стороны. Много раз всё висело на волоске. То одни, то другие с трудом отражали атаки, но отступать никто не думал. Даже когда знаменитый Асман-бахатур сразил вышедшего на бой Яглы Бахрина, срубив ему голову, татары не дрогнули. Намереваясь стать горой, о которую разобьются стрелы, а булат затупится, ордынский рыцарь опутал коня цепями и латами. Тот потерял манёвренность, что и стало определяющим фактором.
После смерти Гази и Вадуда Оздой принял командование. Его тысяча основательно поредела, о конной атаке речь уже не шла, но настрой на победу сохранялся. Дождь к этому моменту закончился. Желая видеть баталию, из-за туч выглянуло солнце. В очередной раз сменив ногайцев, нохчи устремились в атаку. Выставив вперёд наиболее мощных, Оздой намеревался опрокинуть передних, смешать строй, прорваться к палаткам и заколоть эмира.
Все мысли были подчинены только этому. Если убить ненавистного Тимура, сражение будет выиграно — враг не пройдёт дальше, не вступит на родную землю.
Не получилось. Как только приблизились, задний ряд чагатайцев выставил копья. Не ожидая подобного, они всем махом налетели на острые пики. Воздух наполнилось стоном и предсмертными криками. Не имея возможности подобрать убитых и раненых, горцы отступили.
Обе армии полностью израсходовали резервы, при этом дрались со злостью, желая убить как можно больше. Во второй половине выучка Тимура начала сказываться. Для каждой ситуации у его армии была своя заготовка, но всё решило предательство. Один из ханов Орды в очередной раз принялся выяснять отношения с Тохтамышем и, желая отомстить, прямо с переднего края отдал своему тумену приказ к отступлению. Железный Хромец подарком воспользовался: сгруппировав силы, направил удар, разрезав ордынцев. Тех охватила паника, остановить которую не получилось. Татары побежали, увлекая горцев, степняков и всех остальных. Тохтамыш с приближёнными начал метаться по полю, стараясь восстановить ряды. Его шлем съехал на затылок и держался на голове с трудом. Шитый золотом плащ запачкался грязью и, превратившись в тряпку, уже не развевался, подобно знамени.
Намереваясь захватить Тохтамыша, эмир бросил на него кавалерию. Защитить хана никто не смог. Когда Великий хан поменял лошадь и принялся удирать, всё рухнуло окончательно. Побежали все.
Благодаря Аллаха за победу, Тимур поднял руки к небу. После встал на колени, расправив руки, нагнулся, лёг и поцеловал землю. Степь под ударами копыт дрожала, и эмир это чувствовал. Ни до, ни после он не испытывал большей радости! А ведь всё могло быть совсем по-другому. Его жизнь висела на волоске. В памяти крутился воин с двумя саблями, едва не лишивший его жизни. Стараясь не показать волнения, обращаясь к рослому телохранителю, полководец произнёс:
— Саид, что это был за отряд, дошедший до лагеря? Какого шакала я чуть не заколол копьём?
— Мой господин, судя по знамени с волком, то были нохчи. Они обитают за Тереком в горах. А тот воин с двумя саблями наверняка их тысячник.
Узнав нужное, Тимур отправил гонца в отряд внука, чтобы тот со своими конниками не преследовал Тохтамыша. Великий хан уже не великий и от праведной кары не уйдёт. Эмир дал Мухаммаду особое задание — догнать и перебить нохчи. Всех! Абсолютно всех! Чтобы ни один не ушёл!
Ветер отодвинул в сторону тучи. Заходящее солнце косыми лучами светило в глаза воинству Тимура, словно стараясь защитить отступавших на Запад ордынцев. Когда светило зашло, полнеба объял закат. В зареве отразилась вся кровь, пролитая за день.
Золотая Орда сражение проиграла. Преследуемые неприятелем, ордынцы бежали, предоставленные сами себе. Их отдельные полководцы старались сгруппировать возле себя ратников, чтобы отступить достойно и не быть зарезанными либо затоптанными, но те команды не слушали. Исключением стали нохчи, сгруппировавшиеся возле знаменосца и Оздоя.
Обозники сумели удержать около двух сотен лошадей. Остальные, поддавшись панике, бежали в степь. Чтобы отстоять коней, пришлось сцепиться с ногайцами. К счастью, подоспел Оздой с остатками отряда. Ногайцы решили не связываться.
Собирать лагерь было некогда. Поблагодарив обозников за коней, Оздой отдал команду к отступлению. На одну лошадь приходилось по два, а то и по три всадника. Видя, что их преследуют с особой интенсивностью, Оздой выбрал путь к Тереку. Держась тропинки среди камышей, нохчи доскакали до реки, где всей массой ринулись вниз с крутого обрыва, подобно медведю, которого со всех сторон обложили собаки.
Терек подхватил людей и коней. Кто удержался в седле, призывал на помощь богов, дабы они помогли доплыть до правого берега, что было крайне сложно из-за течения. Река кишела плывущими и тонущими. Последние, не успев снять кольчуги, стремились зацепиться за стремя либо за хвост лошади. Когда абсолютно все нохчи оказались в воде, над обрывом встали преследователи с луками. Яростно барахтающийся клубок под градом стрел и течения начал редеть. Раненые лошади сбрасывали с себя седоков. Люди шли под воду, не успевая издать предсмертного крика.
Наступившие сумерки не позволили вести прицельную стрельбу. Впрочем, по сравнению с потоком, стрелы являлись не самым страшным. Обжигающий холод сковывал движения, не позволяя сопротивляться течению. Тех счастливчиков, кто удержался на крупе, разметало по реке. На правый берег сумело выбраться чуть больше сотни воинов и с полсотни коней. Понимая, что преследователи в воду не полезут, Оздой громким криком собирал земляков. Кто по крутому и скользкому склону не мог сам подняться, звал на помощь. Если человека удавалось подтянуть с помощью деревца, то у лошадей шансов не было. Они барахтались, жалобно ржали, выбиваясь из сил, и падали, предоставляя себя течению.
Когда последние крики затихли, от реки отошли подальше, где среди зарослей ивняка развели костёр. Чтобы утолить голод, зарезали раненого коня. Теперь нужно было понять, что делать дальше?
Ушибленное плечо болело, из ноги сочилась кровь. Собственное тело казалось чужим. Однако Оздой понимал, теперь именно он опора для тех, кто выжил, и надежда для тех, кто пал на поле битвы. Собравшись с силами, он встал и начал говорить:
— Братья, мусульмане поутру начнут хоронить убитых. По законам ислама, тело нужно предать земле до заката. Они наверняка уже начали, но не успели. Значит, сегодня продолжат и завтра тоже. На глаза им попадаться не стоит. Послезавтра вновь на ту сторону переправимся, чтобы павших товарищей, как требует обычай, в родные горы доставить. Кто со мной?
Кто не был ранен, откликнулись. Выбрав наиболее крепких, Оздой выждал время и вернулся к переправе, где они перебрались на другой берег. По всему полю битвы воздух оказался наполнен гниением и сладковатым запахом крови. Над свежими холмиками, обозначая солдат Тимура, возвышались копья с зелёными повязками, а ордынцы так и остались лежать посреди степи. Возле их тел рыскали лисы и шакалы, в небе кружили вороны.
Найдя пригорок, где стоял шатёр Тимура, Оздой решил дойти до него прежним маршрутом. Любимый Абр, получив две стрелы в грудь, завалился на бок, неестественно запрокинув голову. Смерть была мгновенной, конь не мучился. Здесь Оздой перепрыгнул через телегу и отрубил первую голову, тут умертвил другого, там третьего. После он со злостью пнул ногой разбитый барабан. Заколотого музыканта уже похоронили, а его барабан остался лежать, никому не нужный. Тут ему раскроили щит, здесь он подобрал чужую саблю, и вот она, та проклятая трава, на которой из-за дождя поскользнулся. Если бы не она, всё могло бы быть по-другому.
ЧАСТЬ 2. ЗАСТАВА, В РУЖЬЁ!
Шум винтов заглушал собой всё. Чтобы что-то сказать товарищу, приходилось громко кричать в ухо. Милёхин в третий раз в жизни летел на вертолёте. Первые два, когда отрабатывали десантирование, и вот теперь — настоящий боевой вылет. В задачу ставилось высадиться в заброшенном горском ауле, взять под контроль вверенный участок российско-грузинской границы и перекрыть дорогу боевикам.
Солдаты, прильнув к иллюминаторам, с интересом изучали горы. По правую сторону проплывали заснеженные очертания Большого Кавказского хребта. По левую — обтянутые деревьями склоны, слегка припорошённые снегом оголённые вершины, сурового вида скалы, не пустившие к себе ни деревца, ни кустика, и бездонные ущелья, на дне которых угадывались ручьи и речушки.
Штурман предупредил о посадке. Винтокрылая машина пошла на снижение. По левому борту всё отчётливей проступали очертания полуразрушенной башни и какие-то домики. Впрочем, теперь было не до них. Взгляды устремились на старшего лейтенанта. Голос Митревского тонул среди гула винтов, но смысл команды был ясен: десантироваться быстро, забрать с собой всё, что в салоне, рассеяться по местности и занять оборону. Снаряжение каждого достигало половины собственного веса, однако солдаты, пригибаясь к земле, мешочниками вовсе не выглядели. Они боевое подразделение, которое никого и ничего не боится.
Штурман, высунувшись из кабины, убедился, что вылезли все, после чего вертолёт резко взмыл вверх, через пару минут растворившись среди гор и белёсого неба. Взвод Митревского занял высоту, где в прежние времена располагалась горское селение.
Вертушки, делая по несколько рейсов в день, доставляли всё необходимое, от матрасов и буржуек с дровами до лопат и иголок. Холодный вьюжистый декабрь пытался сдуть погранцов с горы, однако те были настойчивы. Ловко орудуя кирками и лопатами, за три дня с разных сторон выкопали окопы в форме буквы Z.В ста метрах от башни обустроили землянку для отдыха, столовую и оружейку, где разместили миномёты и ящики с боеприпасом. Протянули телефонную линию.
Промёрзшая каменистая почва поддавалась с трудом, отчего пропитанные потом бушлаты превращались в ледышки. После пришло понимание, как работать, чтобы не вспотеть, как ставить ногу, как упасть, чтобы не скатиться по склону... Кто шёл на пост, надевал тулуп с валенками. Спали возле буржуйки, которую старались сильно не кочегарить, дабы по летящим искрам не навести миномётный огонь боевиков.
Самое главное — связь с Большой землёй — ребята чувствовали. Даже если из-за плохой погоды не прилетят вертушки, взвод мог автономно прожить с неделю. На столько же хватало боекомплекта.
Проучившись полгода в учебке, ещё полгода Милёхин прослужил там же в Калининграде. Уже подумывал, как в красивой пограничной форме вернётся в родной Котовск и как девки с восторгом будут на него посматривать.
В августе Северный Кавказ вновь забурлил. Через месяц в Москве взорвались дома, началась Вторая чеченская.
Милёхин за событиями следил по “Новостям”. Казалось, Калининград от Чечни далеко, однако в конце сентября их подразделение перевели в Ингушетию. Начались тренировки. В полной выкладке приходилось лазать по горам, разводить огонь при минимальном количестве спичек, оттачивать навыки обращения с оружием.
С каждым днём кольцо вокруг мятежной Чечни сужалось. Единственной дорогой, по которой боевики могли получать оружие, оставалась узкая и опасная тропа из Итум-Кале в грузинский Шатили. Федеральные силы наносили по ней авиационные удары. Во многих местах образовались завалы, появились воронки, но перекрыть снабжение не получалось. Дорогу ремонтировали с быстротой молнии. Видя тщетность подобных действий, приняли решение о высадке десанта.
Операция планировалась с особой секретностью. Фактор внезапности сыграл ключевую роль: командиры незаконных вооружённых формирований подобной дерзости не ожидали. Первый десант был высажен утром 20 декабря. Выпустив по вертолётам по паре очередей, боевики ретировались. Преследовать их не стали.
Взвод Митревского занял горный выступ, с трёх сторон обрамлённый крутым склоном. Некогда здесь жили люди, от которых осталась разрушенная башня и с десяток строений. Под горой шустрая Мешехи соединялась с Аргуном. В предрассветной тишине грохот их перекатов разносился по ущелью, оповещая о новом дне. Глядя вниз, Милёхин неоднократно задавался вопросом, как местные женщины умудрялись каждый день спускаться за водой и тащить вверх громоздкий кувшин?
Аргунское ущелье — суровый край, где трудно обогреваться зимой и очень сложно добывать одежду и пропитание. Над заброшенным аулом птицы не пролетали и животные тоже не показывались. Картину дополняли вздыбившийся хребет, снизу обрамлённый низкими ёлками, и две остроконечные горы, нависавшие справа и слева. Казалось, что Аргунское ущелье полностью погружено в себя, не желая ни с кем делиться своей неласковой красотой.
Впрочем, пограничникам было не до красот. Без надобности из укрытия старались не вылезать. Передвигались перебежками, пригибаясь к земле, дабы не нарваться на пулю снайпера. Из штаба сообщили: на прорыв может выдвинуться один из отрядов Хаттаба. Судя по радиоперехватам, пограничникам противостояли арабы. Они крутились где-то поблизости, но заставу не беспокоили.
На четвёртый день, собрав отдыхающую смену в землянке, Митревский произнёс:
— Товарищи солдаты! Нам выпала честь защищать южный рубеж Российской Федерации. После развала страны рубеж долгое время оставался открытым. Теперь мы здесь, а за соседней горой — Грузия. В настоящее время за Грозный идут бои, боевики нуждаются в подкреплении. Одна из основных дорог, по которой оно может прийти, взята нами под охрану. Есть сведения, что Масхадов отдал приказ любой ценой выбить нас с занимаемых позиций. Попрошу соблюдать бдительность не только во время дежурства. Каждый из вас даже во время сна обязан быть начеку. Враг рядом. Он пока никак себя не проявил, но это пока. Бдительность и ещё раз бдительность!
— Второй момент, не менее важный. Мы расположились на месте аула, выполнявшего роль кладбища. Кто присматривался к домикам, наверняка отметил странную конфигурацию. Люди там не жили. Это усыпальницы. В домиках хоронили усопших. В общем, мы на территории исторического объекта. Кому интересно, завтра проведу экскурсию. А вот самостоятельно подходить к домикам запрещаю! И особенно что-то оттуда брать!
Занятые обустройством быта, все эти дни ребята не имели ни одной свободной минуты. Кроме Митревского и двух сержантов, производивших разведку, к домикам никто не ходил. Сказанное стало открытием.
— Товарищ старший лейтенант, так мы на кладбище? Вот так номер! — затараторили бойцы.
— Пугаться не надо! Кто хочет, завтра поочерёдно проведу по территории и расскажу, — ответил Митревский.
Утро выдалось снежным. Перемешав небо и землю, белая метель размыла горизонты. Где соседние горы, Милёхин понимал, но разглядеть их не представлялось возможным. На родной Тамбовщине с подобным он никогда не сталкивался. В очередной раз удивляясь суровости Кавказа, вместе с товарищами Милёхин старался идти за командиром след в след.
Пурга закончилась одномоментно, после чего небо слегка прояснилось. Когда добрались до первой хибарки, обнаружили, что входной двери нет. Залезть внутрь можно было через узкий лаз на метровой высоте. Солдаты, поочерёдно заглядывая в чёрную душу строения, сперва резко отстранялись, напуганные, после, прильнув к лазу, с интересом рассматривали, стараясь запомнить как можно лучше.
Все скворечники имели единую конфигурацию. Крыша из тонких камней, скреплённых раствором, образуя козырёк, защищала от дождя и снега. Вековые стены из камня, несмотря на возраст, оставались крепкими. Но это было не самое главное! Внутри располагались полки, подобно купе в поезде. На полках белели кости и скелеты с черепами. Можно было различить остатки одежды, посуду, инструменты.
— Раньше здесь жили язычники. После они ислам приняли, но прежних кладбищ разрушать не стали. Повторюсь: объект имеет историческое значение. К домикам без нужды не подходить и ничего отсюда ни в коем случае не брать, — подытожил старлей.
Уже на следующий день неугомонный ветер заботливо обдул гору от снега, разметав сугробы. По тропинкам передвигаться стало легко, зато окопы пришлось чистить.
Приближался Новый год, который никто не в силах отменить, даже на войне. Чтобы порадовать солдат, Митревский распорядился на обед и на ужин выдавать праздничный сухпай. Открыв банку с консервами, ребята разогревали её от свечки, закусывали печеньем с конфетами, после чего, сытые и довольные, отправлялись в дозор. Старлея радовал тот факт, что застава успела окопаться в две линии, а снежок помог с маскировкой. Глубокие окопы защищали в полный рост, и даже длинные стволы миномётов оказались надёжно спрятаны.
После полуночи снизу доложили: пошло движение. Со стороны Грузии послышался шум мотора, но далее всё стихло. Ещё через час началась стрельба. Боевики с дороги, спрятавшись за скалу, палили вверх трассерами. Судя по всему, стреляли наудачу. Митревский отдал приказ: ответного огня не открывать, противник старается выявить огневые точки.
Свистящие пули, подобно иголкам, кололи гору и зарывались в грунт, попадая в камень, рикошетили в сторону, но вреда не наносили. Снайперы до боли в глазу изучали в прицел ночного видения местность, но врага так и не увидели.
Милёхин заступил на пост вместе с Сухомлинским. Из одного окопа они вели наблюдение каждый за своим участком. В какой-то момент солдату показалось, что он видит стрелявшего. В прицеле мелькнула чёрная тень с красно-белым платком на голове. Ветер донёс обрывки чужой речи. Однако, помня о приказе, ответного выстрела он так и не сделал.
С рассветом всё стихло. Горы умывались туманом, стараясь отстраниться от приснившегося кошмара. Лёгкий снежок равнодушно покрывал склоны. Внизу всё так же зычно ревел Аргун.
Понимая, что враг рядом, из укрытий старались не выходить. Смену осуществляли в буквальном смысле ползком. Заступавший на пост добирался до окопа; тот, кого он менял, отдавал тулуп и полз в землянку, где снимал валенки и сушил их, вместе с портянками стараясь пристроить как можно ближе к буржуйке. От портянок запашок стоял ещё тот, но его как бы никто и не чувствовал. Подшучивая, наиболее смелые старались приободрить приунывших.
О каждой смене, производившейся что днём, что ночью, используя полевой телефон, докладывали старлею. В новогоднюю ночь сомкнуть глаза Митревскому не удалось даже на десять минут, впрочем, не ему одному. Ожидали сюрприза, но его так и не последовало.
Первое января — всегда выходной, в том числе на войне. Световой день прошёл спокойно. Боевики не беспокоили. Но так как они активизировались, до выяснения обстановки вертушки на заставу решено было не отправлять.
Ближе к ночи земля задрожала — начался миномётный обстрел. Снаряды ложились с разных сторон, сотрясая гору, некрополь, башню, окопы и землянку. Судя по радиоперехватам, враг закрепился за соседней возвышенностью, закрывавшей Россию от Грузии. Гора являлась стратегической, однако разместить там заставу было невозможно из-за крутого скалистого склона. Зато враги сумели поднять миномёт и с помощью корректировщика начали бить по пограничникам.
Это было уже серьёзно! Не видя цели, пограничники по-прежнему не могли открыть ответный огонь. Более того, противник располагался у самой границы с Грузией. Если миномётчики неправильно рассчитают, обратка может угодить на территорию соседнего государства, что приведёт к международному скандалу.
Митревский по рации доложил в штаб. Там ответили, что помогут. Ровно через час в объявшей горы ночи послышался шум вертушек. В просветах неба мелькнули два вертолёта, летевших на низкой высоте. Подойдя ближе, они взмыли вверх, отстреливая тепловые ловушки. После, изменив курс, зашли на цель, ударив ракетами.
Первая ночь нового года взорвалась раскатистым грохотом канонады и осветилась яркими вспышками. Откуда-то с боков по вертолётам начали бить со всех стволов. Одна ракета оказалась обманута тепловой ловушкой и разорвалась в небе. Другая сама сбилась с курса и взорвалась за косогором. Столь яркий салют Милёхин видел только в кино и потому смотрел во все глаза. В реальность привёл треск телефона. Старлей приказал: по выявленным целям открыть огонь. Так боевики, намереваясь стать охотниками, раскрыв позиции, сделались мишенью.
Миномётные расчёты закидывали в стволы одну мину за другой, по вспышкам корректируя следующий выстрел. Чёрная тьма в очередной раз огласилась раскатами и отблеском рукотворных молний. Вместе со взрывами долетали истошные крики. Боевики отвечали, но уже без прежней дерзости, а миномёт, который они старательно втаскивали в гору, от удара вертушек замолчал на веки вечные.
Всё стихло так же резко, как и началось. Ночь зазвенела тишиной, однако по понятным причинам уснуть снова не пришлось. Получив порцию адреналина, никто не смог отстраниться от пережитого.
Двое ребят были контужены, трое отделались лёгкими ранениями, с которым справились самостоятельно. Единственным погибшим со стороны федералов оказался штурман, наводивший первый вертолёт на цель. Майор получил смертельное ранение, но от управления не отстранился, помогая пилоту вернуться в расположение отряда. На каждом борту техники насчитали более пятидесяти пробоин. Подставив себя под удар, лётчики спасли заставу.
У самого первого склепа взрывом повредило крышу. Другая мина угодила в башню, окончательно её ополовинив. Что касается боевиков, их потери так и остались неизвестны.
Через два дня на соседние высоты начали высаживаться новые отряды пограничников. Аргунское ущелье ощетинилось заставами, и отдельно стоящие сёла совместными усилиями десанта и погранцов тоже оказались под контролем. За иорданцем Хаттабом оставалось только Итум-Кале. В ходе его взятия была применена установка РЭБ “Рапира”, фиксировавшая переговоры на расстоянии до шести километров и определявшая координаты с точностью до десяти метров. По местам скопления боевиков наносились удары. Арабы пытались оказать сопротивление, но понесли потери и отказались от замыслов.
К началу февраля Итум-Кале был занят федеральными войсками. Примерно в это же время боевиков вытеснили из Грозного. Намереваясь укрыться и восполнить силы, они направились в Аргунское ущелье, где получили отпор. В последующем в самых разных местах Чечни завязывались бои, по итогам которых было понятно, что федеральные силы одерживают верх.
Массированные обстрелы остались в прошлом, но расслабляться не приходилось. По горам и теснинам рыскали остатки незаконных формирований, продолжая совершать диверсии и одиночные выпады. Пограничники в любое время дня и ночи были готовы дать им отпор.
Как-то раз Милёхин, осматривая место, где ему пришлось вести бой, по соседству с окопом обнаружил дыру в старинном фундаменте, образовавшуюся от вражеской мины. В прежние времена рядом шла тропа. Склон был пологим, что облегчало подъём. Судя по всему, кто-то хотел построить склеп, но от идеи отказался, оставив после себя сложенный из камней фундамент. Сооружение выступало над землёй совсем чуть-чуть, отчего летом среди травы его наверняка можно было не заметить. Однако сейчас, в начале марта, солнце, пригрев гору, словно специально показывало дыру. Заглянув внутрь, Милёхин разглядел просторное углубление, где на полу лежал снег.
“Дом строили, решили погреб сделать, но после бросили”, — решил солдат. Он уже хотел идти по делам, но подумал: если дыра начнёт разрастаться либо кто-то пройдёт рядом, соседние камни могут не удержаться, и сослуживец провалится в подземелье.
— Нет, не пойдёт. Желательно огородить! С другой стороны, если погреб, как они туда залезали?
Разговаривая сам с собой, солдатик полез в карман и вытащил фонарик. Посветив внутрь, попросту обомлел от увиденного и на всех парах полетел в землянку.
— Товарищ старший лейтенант, там, там...
— Боевики? Где? Рядовой, доложить по существу! — перебил командир.
— Нет! Товарищ старший лейтенант, я усыпальницу обнаружил. Там рыцарь с доспехами. Маска, кольчуга и скелет. Пойдёмте покажу.
Митревский накинул шинель, взял фонарик и нехотя отправился за солдатом. Милёхин считался “черпаком”, службу тащил исправно и потому глупостей от него ожидать не приходилось.
Когда дошли до места, боец затараторил:
— Товарищ старший лейтенант, когда духи на Новый год обстреливали, я вон в том окопе сидел. Один раз будь здоров тряхнуло! Снег растаял, и я теперь понял, куда мина попала. Чуть правее — и нас бы накрыло. Вот она, дырка, посмотрите. Внутри рыцарь...
— Да подожди ты, дай сам гляну.
Митревский с детства увлекался историей и даже участвовал в раскопках. На родной Смоленщине археологи привлекали к работам учеников старших классов. Если удавалось общими усилиями найти монету, крючок либо осколок керамики, это воспринималось как достижение.
Робкий дневной свет вместе с фонарём помог понять картину. Это был склеп знатного воина. Его похоронили отдельно от основного некрополя. И если в домиках, кроме посуды, деревянных лопат и грабель, ничего ценного не было, то здесь возвышалась плита, на которой покоился рыцарь, облачённый в доспехи.
— Гробница была закрыта, внутри поддерживался микроклимат. Теперь кольчуга начнёт ржаветь. Придётся нам с тобой, Милёхин, стать археологами. Ты вроде поменьше меня. Внутрь пролезешь?
Спускаться в склеп не хотелось, однако Милёхин не желал демонстрировать робость. В бою обстрелян, а тут костей испугался! Сняв бушлат, солдат начал протискиваться в лаз. Когда ноги упёрлись в пол, включил фонарик. Командир подсветил своим. Усыпальница оказалась комнатой, аккуратно сложенной из однотипных камней, скреплённых раствором, где верх держался на честном слове. Митревский подозвал одного из сержантов, тот сбегал за каской. Милёхин её надел и принялся разбирать артефакты.
Солдат старался не совершать резких движений, однако древко лука в его руках в буквальном смысле рассыпалось. Щит и сабля представляли куски ржавого железа, которые наверх он передал по частям. Древко копья развалилось задолго до вскрытия, зато сохранилось мощное остриё и шесть наконечников стрел. Доспехи состояли из кольчуги и маски, закрывавшей лицо. Грудные кости осыпались, но череп оставался целым. Милёхин, стараясь действовать как можно аккуратней, отделил рёбра и позвоночник от кольчуги. После приподнял череп и снял покрывавшую его маску.
— Ого! Никогда не видел, чтобы рыцари в бой в подобных масках шли. Шлем целиковый, это да, но маска по лицу бы хлестала... Милёхин, посмотри внимательно. Есть там ещё что-то ценное?
Кожаные сапоги оказались на удивление хорошо сохранившимися, однако трогать их солдат не стал. Когда вылез наверх, уже при свете дня вместе с командиром принялся изучать находки. Вспомнилось, как их класс водили в Тамбовский краеведческий музей, и он рассматривал похожие наконечники. Судя по всему, щит и саблю кузнец смастерил из некачественного железа, либо возрастом они были старше кольчуги. Последняя имела множество бляшек, защищавших от касательного удара, при этом не спасла бы от разящего копья.
Наибольший интерес вызывала маска. Выкованная из единой пластины, она хорошо сохранилась, имела прорези для глаз и выпуклость для носа. Для рта дырка была совсем маленькой. Над ней крепилась узкая лента, обозначавшая усы.
По зову Митревского прибыли солдаты с ящиком. Командир приказал заделать дырку, а сам склеп огородить, чтобы никто не провалился. Артефакты отнесли в землянку, после чего о находке офицер доложил в штаб. Через неделю на заставу прибыл начальник погранотряда, похвалил пограничников, объявив заставе благодарность. Особо отличившихся наградил медалями, а артефакты забрал с собой. Что делать с кольчугой, генерал не понимал. За всю свою службу с подобным он никогда не сталкивался.
Какое-то время коробка пылилась в штабе, однако далее, когда губернатор Ставрополья поинтересовался, чем можно помочь пограничникам, генерал рассказал о находке. Губернатор прибыл в штаб и забрал кольчугу, после чего передал в музей.
В среде историков и учёных находка произвела фурор. Артефакты привели в порядок, после чего торжественно выставили на обозрение в одном из залов Ставропольского краеведческого музея. У посетителей новый экспонат вызвал интерес. Посмотреть на рыцарскую кольчугу приезжали издалека, особенно после того как один из журналистов в центральной газете описал историю её появления.
ЧАСТЬ 3. МУЗЕЙНЫЕ ПЕРИПЕТИИ
Дверь директорского кабинета слегка приоткрылась, в проёме показался крепкий мужчина пятидесяти лет в черкеске. На поясе блестел кинжал, на груди справа и слева красовалась газырница с патронами, голову покрывала папаха.
В должность Ольга Ивановна вступила более десяти лет назад. Историк по образованию, глядя на незнакомца, она невольно вспомнила, как по кинжалу в прежние времена на Кавказе человека знатного отличали от простолюдина. У последнего узор на ножнах обязательно имел разрыв, тогда как у князя ножны и рукоять чаще всего изготавливались из серебра и покрывались единым узором. В данном случае кинжал переливался серебром и разрыва не имел.
— Ольга Ивановна, к вам можно? — спросил незнакомец.
— Кто вы, по какому делу?
— Я ваш коллега — директор Национального музея Чеченской Республики. Приехал не один. Со мной трое старейшин. Мы давно собирались в Ставрополь. Разрешите войти?
— Заходите.
Видя, как в кабинете один за другим появляются такие же нарядные старики, женщина добавила:
— Располагайтесь на стульях.
Сняв трубку телефона, она попросила секретаря принести пять стаканов чая: один — себе, четыре — гостям. Горцы в национальных костюмах напомнили Махмуда Эсамбаева, вот только приехали они явно не для лезгинки. После первичного удивления Ольга Ивановна сумела взять себя в руки. Её голос вновь зазвучал по-директорски:
— Товарищи, я так понимаю, вы хотите обсудить какой-то важный вопрос? Так?
— Совершенно верно, Ольга Ивановна! Есть вещи, которые трудно объяснить одной-двумя фразами. Поэтому прошу вас, выслушайте до конца. Меня зовут Ваха Ахмедович Аристалов. Решением министра культуры Чеченской Республики я назначен на должность директора Национального музея.
Сказав, мужчина выдохнул, словно школьник на экзамене, и уже более уверенным тоном продолжал:
— Думаю, в России нет народа, который в культурном плане пострадал больше чеченцев. Во время депортации взять с собой давали только то, что человек мог унести в руках. Огромное количество одежды, посуды, книг и других уникальных вещей было утрачено. В депортацию народ в первый раз оказался отрезан от своей истории.
Старики утвердительно закивали, при этом никто товарища не прервал и ни один мускул на лицах не дрогнул.
— Наш музей образовался в 1924 году стараниями местных краеведов. Сперва это были две комнаты с картинами, фотографиями и артефактами. Далее стали появляться новые экспонаты. В 1936 году образовалась Чечено-Ингушская автономная республика. Мы получили статус республиканского краеведческого музея. Во время войны музей не работал, после неё стал областным. Возрождение началось в 1957 году, когда чеченцам и ингушам разрешили вернуться на историческую родину. У кого в закромах находилось что-либо значимое, на призыв откликнулись, старались нам передать. К началу 1990-х мы стали одним из крупнейших музеев на Северном Кавказе.
Женщина слушала внимательно и своего коллегу не прерывала. В образовавшейся паузе было видно, как Аристалов, отстранившись от нынешнего, с удовольствием вспоминает прошлое:
— Ольга Ивановна, чего у нас только не было! Картины знаменитых художников, посуда, монеты, редкие находки из могильников и усыпальниц... В фондах насчитывалось более 230 тысяч единиц хранения. С приходом Дудаева развитие замедлилось. Людям было не до музеев, и дальше всё стало совсем плохо. В новогоднюю ночь с 1994-го на 1995-й началась война. Здание пострадало, а экспонаты оказались разграблены. Из живописи среди похищенного Франц Рубо “Смерть генерал-майора Слепцова в Гехинском лесу”, Тропинин “Портрет мальчика с книгой”, два полотна Верещагина “Пейзаж” и “Кавказ”, Илья Репин “Изголодавшиеся”. Из полотен Айвазовского украдено две картины — “Лунный пейзаж” и “Алхан-юрт”. Пётр Захаров — гордость чеченского народа. У нас было девять картин Захарова, осталось две.
Мужчина разволновался, и это чувствовалось по движениям и разговору. Отхлебнув чаю, директор музея из Грозного продолжил:
— Да что говорить! Уникальные ковры, артефакты кобанской культуры, холодное и огнестрельное оружие XVII–XIX веков, коллекция монет, посуда... Ахмад Кадыров дал задание: отслеживать украденное на аукционах. Смотрим, изучаем, стараемся, но, сами понимаете, дело идёт непросто.
— Так вы хотите, чтобы мы из запасников что-то передали? Проблем нет. Посмотрим и что-то дадим. Ставропольский край с удовольствием поучаствует в восстановлении Национального музея в Грозном.
— Нет, Ольга Ивановна, мы не за этим. Мы с уважением относимся к другим народам и их культуре, но нам хочется возрождать своё. С вашего разрешения, продолжит историк и искусствовед Тукаев.
Седовласый Али Умарович встал, приветствуя Ольгу Ивановну, приложил правую руку к сердцу, после чего начал говорить:
— Наш народ на Кавказе — один из древнейших. В армянских манускриптах VII века чеченцы упоминаются как “нахчаматьян”. Первые упоминания в русских летописях относятся к концу правления Ивана Грозного. У нас каждый старик может рассказать, как его предки воевали в составе армии Шамиля, а вот что было раньше, приходится собирать по крупицам... — он помолчал. — Ольга Ивановна, вы наверняка знаете, что в апреле 1395 года состоялось одно из крупнейших средневековых сражений — битва на Тереке. Тамерлану противостоял Тохтамыш. На ту пору нохчи входили в состав Золотой Орды и в сражении участвовали. Тамерлан золотоордынцев наголову разбил, при этом исход битвы много раз висел на волоске. По нашим легендам, именно нохчи могли решить его в пользу Тохтамыша. Не получилось.
Тамерлан далее в течении четырёх месяцев безостановочно преследовал Тохтамыша и сжёг более сотни ордынских городов. Можно сказать, что именно Тамерлан уничтожил Золотую Орду. Не доходя совсем чуть-чуть до Булгар, он повернул на запад, разорил Елец, но на Русь не пошёл. Почему? По церковной версии, ему во сне явилась Богородица и запретила идти на Москву.
По версии историков, Тамерлан понял, что большими богатствами Русская земля не обладает, ибо всё отдаёт в Орду, за счёт чего Орда процветает. Железный Хромец повернул на юго-запад, разграбив всё, что встретилось на пути. Спустился по Дону, где вступил на территорию итальянской колонии Тана (Азак). Уничтожил христиан, пощадив мусульман, и направился на Северный Кавказ. Кто на ту пору жил беднее, русские или горцы, вопрос риторический. Воевать на равнине, сжигая крепости из огнемётных машин, наверняка легче, нежели по горам лазать и воевать среди теснин. Тебе засаду могут запросто подготовить и камнями закидать.
Обоз Тамерлана пополнился несметными богатствами разорённых городов, а у нас взять было нечего. Однако нет, он двинулся вдоль Кавказского хребта. Сперва разорил черкесов и осетин, после уничтожил равнинных нохчи. Стоит отметить: если в горах наши предки не сформировали князей и знати, то на равнине они появились. Желая сохранить жизнь, они целовали ковёр в шатре Тамерлана, перейдя на его сторону. Он же на этом не успокоился. Одна часть армии пошла в горы по Дарьяльскому ущелью. Другая, которую Тамерлан возглавил лично, отправилась по Аргунскому. По всей видимости, Тамерлан хотел поквитаться с нохчи.
У горных нохчи полководцев избирали на совете. Таким образом, оборону возглавил человек по имени Оздой. Он принадлежал к малхам. Это одна из наших малых народностей, они жили в труднодоступных местах. Собрав мужчин в отряды, Оздой всячески оберегал детей и женщин. Кто понадеялся на крепость родовых башен, тот погиб. Поверившие Оздою оказались спрятаны в горах.
Тамерлан с потерями не считался и отправлял на штурм рабов. Они его боялись куда больше, нежели падающих камней. Война была жестокой. Дрались за каждый перевал, за каждую гору. В итоге Оздой со своим отрядом направил врага по ложному пути и, защищая один из перевалов, погиб вместе со всеми. Начиналась зима, Тамерлан вынужден был отступить. В тех битвах оказалась уничтожена б’ольшая часть нохчи. Тамерлан наши земли разорил, но нас он не покорил. Народ сохранился благодаря Оздою — это наш национальный герой!
Часто случалось, что в дни директорского приёма кто-то приносил фамильные ценности либо найденный артефакт, но с чеченцами явно был другой вариант. Директору музея гости были интересны, но время поджимало. Ожидая аудиенции, возле секретаря собрались посетители.
— Про вторжение Тамерлана на Кавказ я читала, но про Оздоя не знала. Но вы приехали наверняка не затем, чтобы истории рассказывать. Товарищи, давайте перейдём к сути вопроса. Что вы хотите от нашего музея? Чем можем помочь? — ответила директор.
— Те доспехи, что попали к вам от пограничников, принадлежат Оздою. Это одна из святынь чеченского народа. Мне понадобилось неимоверное количество времени, но я разыскал потомка Оздоя. Вас бесспорно удивляет, как святыня могла просто лежать в земле, тем более что аналогов антропоморфной маски-забрала в музеях Северного Кавказа нет. Тимур Хамзатович объяснит.
После этих слов со своего места поднялся сухощавый старик, которому директор знаками показала, чтобы он оставался в кресле. Тимур Хамзатович волновался. Более того, в середине рассказа по небритой щеке пробежала слеза, предательски увязнув в седой бороде.
— Ольга Ивановна, я являюсь двадцать пятым потомком Оздоя по мужской линии. Оздой вместе со старшим сыном погиб. Я по линии младшего. Когда орда Тамерлана схлынула, наши предки начали хоронить павших. На тот момент малхи ещё не приняли ислама. Это произойдёт на три века позже. Таким образом, для героя выложили усыпальницу и похоронили в доспехах. Лицо моего пращура оказалось изуродовано. Чтобы он достойно предстал перед богами, кузнец смастерил посмертную маску, которую прикрепили к кольчуге.
Если у обычных склепов имеется небольшое окно, то для Оздоя построили особый склеп, со всех сторон закрытый и углублённый в землю. Один раз в десять лет выдвигался камень, внутрь залезал кто-то из мальчишек нашего рода. Он смазывал маслом доспехи. Если что-то было не так с одеждой или обувью, Оздоя переобували и переодевали.
Почти сразу могила стала зияратом. Люди в наше село приходили издалека, чтобы принести бычка или овцу в жертву. Возле зиярата просили о дожде, об избавлении от болезней.
Вам будет наверняка странно это слышать, но Оздой помогал. Слава о нём распространилась по долинам и ущельям.
Однако, увы, ход времени остановить невозможно. Сперва малхи подверглись христианизации. После на какой-то период вернулись к прежним богам, но уже к XVIII веку по всей Чечне стало распространяться учение Пророка. В исламе покойника обязательным образом предают земле, что коренным образом не соответствовало традиции малхов. Почему Оздоя похоронили, построив склеп без открытого лаза? Теперь никто не скажет. С приходом ислама древние верования оказались забыты. Усыпальницы стали разваливаться, за зияратами перестали ухаживать. К счастью, наше село подобного избежало. Аул перебрался на другое место, но за усопшими предками малхи присматривали. Домики ремонтировали, и к Оздою каждые десять лет кто-то из мальчишек наведывался под наблюдением взрослых.
Даже революция и последовавшее за ней закрытие мечетей подобного не изменило. Я родился в Казахстане, куда наш народ оказался депортирован. От отца с первых дней жизни часто слышал рассказ про Оздоя, о его подвигах, а также о том, как отец залезал в склеп. Когда чеченцев вернули из депортации, мне тринадцать лет исполнилось. В горах селиться не разрешали, выделив для обустройства участки на равнине. Мать на отца ругалась, но он вместе со мной первым делом к зиярату отправился. Склеп слегка покосился, но внешне выглядел прилично. Отец отодвинул камень, и я пролез внутрь. Страшно было, но я отцу признаться боялся. Взглянул на маску и... До сих пор помню, что она улыбнулась. На душе стало легче, словно воин специально ждал, когда его навестят. Как такое может быть, не представляю, но я поклясться готов: маска мне улыбнулась!
В склеп я спускался один-единственный раз, но запомнил всё до мельчайших деталей. После меня сын доспехи протирал, а внуку уже не разрешили. Камни накренились и стояли непрочно. Чтобы никакой ребёнок в будущем не погиб при обрушении склепа, старики рода традицию отменили. Но мы все в любом случае каждый год навещали город мёртвых. Ремонтировали домики. Возле зиярата молились. Просили Оздоя о помощи.
В советское время, при Дудаеве и даже в первую кампанию мы свободно ходили к зиярату. В декабре 1999 года был высажен Итум-Калинский десант, дорога оказалась перекрыта. В последующем появились погранзаставы, район оказался закрыт на целые 10 лет. Когда дали добро, наша семья первым делом отправилась к зиярату. Гору мы попросту не узнали. Она была изрезана окопами и блиндажами. Мальчишки гильзы и хвостовики от мин горстями собирали. Последствия войны, понятное дело! И всё равно, когда увидели разрушенную усыпальницу, на душе стало больно. Пограничники на тот момент обустроили заставу ниже. Солдатики и офицеры за прошедшие годы по десять раз сменились. Зиярат сверкал дырой, внутри, кроме костей, ничего не оказалось. Куда делись доспехи, никто не знал.
Какой тейп где жил, у нас до сих пор помнят. Именно по этой причине Ваха меня нашёл. Показал фотографии кольчуги — это был настоящий праздник. Зарезали барана! А когда предложил ехать в Ставрополь, я все дела бросил. Сейчас по музею прошлись, я маску увидел и от радости едва не расплакался. Впечатление такое, словно с далёким родственником опять встретился! — Он прослезился. — Ольга Ивановна, поймите, если корова привязана, а овца по горам сама ходит, это не значит, что у коровы хозяин есть, а овца дикая. И та, и другая имеют хозяина, — продолжил Тукаев.
— Товарищи, вы тоже поймите, все экспонаты музея принадлежат государству. По законам Российской Федерации я поставлена на должность и слежу за сохранностью, — прервала директор.
— Да что вы, Ольга Ивановна, мы всё понимаем. Мы не просим вернуть кольчугу и маску в склеп. Нет! Я такой же, как и вы, директор, и тоже представляю государство. Мы просим передать артефакт на историческую родину в возрождающийся музей.
После этих слов строгая женщина потеплела душой. Вспомнилось, как она была в Эрмитаже, и в одном из залов экспонировалась серебряная птица из могильника ингушского села Эрзи. Люди подходили, одаривали железного орла скучающим взглядом и шли дальше. В большом городе подобным не удивишь. Устроители экспозиции мыслили таким же образом. В результате орёл оказался в запаснике. Через несколько лет удалось попасть в Эрзи на экскурсию. Местные жители рассказали, как в 30-х годах приехали археологи, из могильников всё повытаскивали и отвезли в Ленинград. В результате артефакт затерялся среди собратьев, тогда как на исторической родине он был бы востребован и интересен.
В голове вспыхнуло решение: “Чеченцам нужно помочь. Доспехи необходимо передать в Грозный”.
— Товарищи, обещаю, в этом вопросе я буду содействовать. Но вы, уважаемый Ваха Ахмедович, наверняка понимаете, что представляет собой музейное дело. Теперь придётся кучу бумаг составлять и через Москву обмениваться...
— Ольга Ивановна, мы всё понимаем! Нам главное вашим согласием заручиться, — прервал коллегу директор из Грозного.
Чеченцы заметно повеселели. На лицах читалась радость. Попрощавшись с потомственной ставропольской казачкой, старейшины весь коллектив музея пригласили в Чечню на экскурсию, пообещав показать восстановленный Грозный и природные достопримечательности.
Вокруг доспехов, как и предполагалось, началась долгая переписка, по результатам которой маска и кольчуга оказались в Грозном, став в обновлённом музее одним из главных экспонатов.
МАКСИМ ЕРШОВ НАШ СОВРЕМЕННИК № 1 2025
Направление
Проза
Автор публикации
МАКСИМ ЕРШОВ
Описание
ЕРШОВ Максим Александрович, путешественник и прозаик, член Русского географического общества и Российского союза писателей, родился в Москве в 1967 году. Тексты опубликованы в “Независимой газете”, журналах “Наш современник”, “Всемирный путешественник”, альманахе “Родина”. Лауреат литературной премии “Наследие” (2020). Живёт в Москве.
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос