“...УСТРЕМИТЬ НА ВЫСОКУЮ ЖИЗНЬ РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА!”
К 75-летию со дня рождения русского
фабриканта и мыслителя А.С.Паникина
Россия не может найти стимул развития в материальном изобилии. У нас нет другого выхода, как выработать мировоззрение, способное придать иной смысл человеческому существованию.
А.С.Паникин
Я долго не мог взяться за перо после его неожиданной смерти, — в 51 год, веселый, жизнерадостный, спортивный, никогда не курил, не пил алкоголь, — так это меня ударило!..
Мало сказать, что его смерть меня потрясла. Как человека, неравнодушного к будущему России, она повергла меня в невесёлые мысли: неужели его ранняя внезапная кончина — только набрал высоту и расправил крылья! — была предопределена Всевышним? Нет, такого не может быть! Значит, это было нужно кому-то другому, кто-то удобно спрятался за удобным врачебным термином: острая сердечная недостаточность! А может, он умер, — если ему этому не помогли, слышал я такой негромкий разговор двух серьёзных людей на его похоронах, — слишком многим он был тогда, как бельмо на глазу, как, например, ныне предприниматель Сергей Николаевич Галицкий, которого настойчиво, чтобы скрыть его истинно российскую предпринимательскую нравственную суть, впихивают в паскудную антинародную когорту, точнее шайку, олигархов-миллиардеров, только потому, что он зарабатывает миллиарды, но он их заработал своим талантом и трудом, в самом начале своего предпринимательского пути ничего не приватизировав, не прихватив, что, по их мнению, плохо лежит, он своим существованием отрицает её, мало того, публично высказывается о её профессиональной и нравственной сути: “Какая у нас куча олигархов? У нас куча несчастных людей, которые навалили на себя активов, при этом они ничего не создали, и они в этом ничего не понимают до сих пор. Ну, как: человек это не выстрадал! Ему это досталось в результате несложных комбинаций. Ждать от него, что при этом он будет фантастически этим управлять — невозможно”. Или ещё в интервью Forbes: “Мы — специфически устроенная страна. Есть горстка называющихся предпринимателями, которые испортили саму репутацию предпринимательства. Это бандиты или “договорщики”, у которых была возможность договариваться с властью и пилить советские активы. Теперь из-за них народ в предпринимателях видит воров, негодяев, подонков. Что меня, человека, который работает семь дней в неделю, оскорбляет”. Или ещё: “У богатых русских принято отдавать детей пораньше в Лондон на учёбу. То есть ты лишаешь себя самого лучшего и важного в жизни: общения с детьми. Это какой-то комплекс советского заграничнокомандированного, который не может изъясняться в супермаркете. Так пусть хоть дети смогут. В результате дети за границей не становятся своими. А возвращаясь домой, уже не понимают, не чувствуют России, а только презирают её. Это варварский обычай. Нужно с этим кончать... Могу ошибиться, но ещё не выросло поколение богатых людей, которое понимает, что им столько денег не надо. В гробу карманов нет. Ты заработал в обществе, и должен отдать этому обществу”.
Может, Александр Степанович Паникин, — если отмести в сторону небезосновательные слухи о его не случайной смерти, — умер не от острой недостаточности сердца, а, наоборот, от его острой передостаточности — у врачей, к сожалению, нет такого диагноза и, соответственно, лекарств от такой болезни — потому что он думал не только о себе, а может, и, прежде всего, не о себе? Только встал человек на ноги, огляделся и начал работать: не на свой лишь живот, чем занималось большинство из зарождающегося тогда класса предпринимателей, которых, не зная как назвать, или, скорее, заранее опорочить, извратить суть нарождающегося, а на самом деле, возрождающегося старого российского явления, назвали “цеховиками”, избегая опороченного большевиками доброго старинного русского слова “предприниматель”. Это в то время, когда официальной государственной идеологией было: “Сначала думай о себе, а потом уж о Родине”, впрочем, о ней можешь совсем не думать, всё само сложится. Только начал в полную силу работать на будущее России и доказал, что её населяют не только одни дураки и международные воры, как подрубается он на корню. Нет, его не расстреляли в собственном подъезде, не взорвали в машине, что само по себе было бы страшно, но по тем, да и нынешним временам, так привычно и понятно, а просто не выдержало, разорвалось сердце, а потому вроде бы никто, кроме него самого, в этом не виноват: не жалел себя. Невольно снова приходила мысль: может, Господу Богу уже неугодно, чтобы Россия встала на ноги, перестав быть дешёвой сырьевой колонией, этакой дикой африканской прерией, где по следам пиршеств хищников-олигархов бродят стаи вонючих гиен помельче, а власть у тех и других только в шестёрках... Но одно дело, когда убивают враги, другое — когда человека вроде бы Бог забирает, когда он больше нужен не там, а здесь. Впрочем, наверное, его смерть всё-таки нужно считать убийством: медленным, изощрённым, осуществленным по чётко отработанной, в том числе чиновниками разных уровней, методике. Хотя и с острой сердечной недостаточностью, которая случилась, когда он остался один в своём загородном доме, чтобы собраться с мыслями о будущем России, не всё ясно.
Я ни разу с ним не встречался, но его неожиданная смерть стала для меня личным горем, невосполнимой потерей, потому что людей, подобных ему, тогда можно было по пальцам одной руки пересчитать: истинных предпринимателей, поставивших свое дело не на “куплю-продам”, не на воровстве, хитро названном приватизацией, и не просто дело, а производство, давшее в то время страшной, казалось, безнадёжной государственной разрухи миллионам людей принципиально дешёвую, добротную и красивую одежду, чтобы почувствовать себя в ней человеком, а тысячам — достойную работу. Но это производство было только небольшим началом его будущего большого государственного дела, к которому он, несмотря на все препоны, стремительно шёл.
Увы, он был “белой вороной” среди тогдашних российских так называемых “новых русских”, сделавших старое доброе слово “предприниматель”, определяющее экономическую и нравственную суть здорового российского государства, синонимом слов “бандит” или вор, наживших свои на самом деле бандитские состояния, ловко хапнув с таким трудом накопленного за десятки лет народного добра в специально созданный такой же бандитской властью “революционный” момент. И потому он одинаково, мягко говоря, раздражал и бандитов и полубандитскую власть, так как своим делом, самим своим существованием отрицал и тех и других, доказывая, что в России, несмотря ни на что, родились и встают на ноги и истинные предприниматели, которые, не дай Бог, объединившись, схватив себя за волосы, вытащат себя, а потом и Россию из болота, а одновременно вытащат и народ из нищеты. Он раздражал и тем, что в своих газетных и теле-интервью, он, человек новой экономической формации, подвергал уничтожающей критике антинародные, антигосударственные реформы российского правительства, навязанные МВФ и прочими, стремящимися “облагодетельствовать” Россию сомнительными международными организациями. Он доказал, что мы способны жить собственным умом и собственным трудом, а не стоять на задних лапах за карамелькой, подобно учёному псу в цирке, как в то время стояли на задних лапах вместо того, чтобы работать, в ожидании жалких подачек международного авантюриста Сороса, наши, в том числе государственные и даже учёные мужи...
Родился Александр Степанович Паникин 19 марта 1950 года в Краснодаре, в 13 лет остался сиротой, рос у родственников в Волгограде. Отслужив в армии, после неудачной попытки поступить в МГУ некоторое время работал слесарем на краснодарском заводе “Ремтопдеталь”. Затем рабочим сцены Театра оперетты в Кемерове, в 1974 году поступил на факультет экономии и организации театрального дела Ленинградского институт театра, музыки и кинематографии. В это же время, угнетенный студенческой нищетой, занялся полулегальным частным предпринимательством по изготовлению так называемых “индейских” и “африканских” масок из гипса: при копеечной себестоимости эти маски стоили весьма приличных денег, поскольку тогда были модным веянием в непритязательном дизайне более чем скромного постсоветского интерьера. Уже на втором курсе ездил на занятия в институт на собственных “Жигулях”, вызывая зависть не только у студентов, но и преподавателей, при мизерной студенческой стипендии в 20 рублей и средней зарплате по стране в 150 рублей. Уровень экономического образования в ленинградском институте его не устраивал, не собираясь стать актёром, он, тем не менее, часто появлялся на занятиях актёрского отделения, может, не задумываясь о том, что это ему может пригодиться. Через год он перевелся в московский ГИТИС, где в скором времени продолжил своё масочное предприятие, добавив к нему дешевую бижутерию. В 1976 году заработал на масках 25 тысяч рублей, на них можно было купить несколько престижных “Волг”, но личное обогащение его уже не интересовало. После войны прошло 50 лет, но страна по-прежнему ходила в однообразной, подобно какой-то униформе, черно-серой одежде, а деревня по-прежнему в ватной полулагерной телогрейке, даже в Москве событием было перехватить в очереди дешёвую польскую косметику, дешёвый венгерский костюм, а югославские женские сапоги были верхом мечты, — и он мечтал одеть страну, в первую очередь прекрасную её половину в доступную и недорогую, и главное, в красивую, прочную и удобную, разнообразную в цветовой гамме одежду. Он считал, что люди, переодевшись в такую одежду, начинают считать себя людьми, у них появляется чувство собственного достоинства, исчезает чувство зависти, рождённое в очередях, они начинают жить более высоким.
В 1978 году он по распределению поступил на работу по специальности: главным администратором театра имени Ермоловой, параллельно ему удалось получить патент на индивидуальную трудовую деятельность, и на шести подержанных 30-летней давности зингеровских швейных машинках в съёмной арбатской квартире он основал производство шапок-”петушков”, белья и футболок, и к концу 1987 года стал одним из первых полулегальных российских миллионеров.
Он сам поразился своему успеху, всё вроде бы шло к тому, чтобы начать большое задуманное дело. Но, как говорили большевики в 30-е годы, наступил “год великого перелома”, только теперь в 80-е, всё было наоборот. Считая себе добропорядочным и честным по отношению к государству и родному народу человеком, Александр Паникин пошёл платить налоги со всех своих доходов, но женщина, в налоговой инспекции, чуть не упала в обморок: “Да вы что, такая сумма! Заплатите как бы со средней зарплаты по стране в 200 рублей, это разрешённый потолок, выше уже преступление!”. Слёзно упрашивала в отчёте указать, как она высказалась, “человеческие цифры”. Паникин отказался. Напрасно он убеждал, что, наоборот, за неуплату реального налога ему грозит уголовная статья. Получалось, что и за уплату, и за неуплату — уголовная статья, только, может, сроки разные. Первый вызов на Петровку 38, следователи, по привычке имевшие дело с настоящими преступниками, явно сочувствовали, не знали, какую шить статью. Отпустили по подписке о невыезде.... Он понимал: надо срочно прятать улики, то есть деньги. Сыщики скоро опомнятся: допустили ошибку, слабину, которая самим может выйти боком! Грозило крупное уголовное дело, до тюрьмы, может, и не дойдёт, но кто знает, может, в назиданье другим... Чуть успел добраться до съёмной квартиры — стук в дверь. Свою будущую книгу “Шестое доказательство. (Записки русского фабриканта)” он начнёт яркой красочной картиной: “Деньги горели ярко. Огонь не трещал, а бесшумно пожирал пачку за пачкой, быстро увеличивая слой пепла. В дверь квартиры непрерывно стучали. Телефон звонил не умолкая. Стало душно. Я открыл окно, и огонь разгорелся сильнее. Весенний воздух кружил голову. Внизу стояли милицейские машины. Игравшие во дворе дети стопились около них и, задрав головы, смотрели на моё окно. Через несколько минут всё было кончено. Пепел, остывая, возился и вздрагивал, как живой, в почерневшем тазу. Я поднялся, взял раскаленную посудину и, обжигаясь, вытряхнул ее в окно. Пепел чёрной пылью взметнулся вверх. Я не чувствовал ни облегчения, ни горечи. Ничего, кроме усталости. Пять лет жизни сгорели дотла...” Некто Василий Чернецов, рецензируя книгу в газете “Коммерсант”, писал: “Пусть кто-нибудь попробует сказать, что эта сценка, открывающая книгу, слабее будет, чем возня с деньгами в гостиной Настасьи Филипповны в “Идиоте” Достоевского. В литературном смысле паникинское анданте, конечно, вторично, но, по существу, куда сильнее. Автор чуть лукавит — из контекста ясно, что это истребление улики, спасая предпринимателя от тюремного срока, отнюдь не уничтожило главную им накопленную ценность — организацию по производству и сбыту желанных для покупателя вещей” В результате “цеховика” Паникина и всю его команду арестовали на 4 дня. Но следователи обвинения с ходу не могли предъявить, потому как улики в виде 1 миллиона рублей не оставили после себя даже пепла... Потом визиты на Петровку и в другие подобные адреса стали привычным делом.
Параллельно, еще не зная истории с Паникиным, пришёл платить налоги и даже партвзносы в КПСС такой же начинающий предприниматель Артем Михайлович Тарасов, в будущем народный депутат РСФСР, депутат Государственной Думы РФ первого созыва (1994–1996), председатель Совета директоров созданного им “Института инноваций”, разрабатывающего инновационные технологии реабилитации онкологических больных, которым он будет руководить до самой своей смерти в 2017 году. Он тоже напишет книгу о своих мытарствах в те годы: “Миллионер: исповедь первого капиталиста новой России”. Он придет платить партвзносы суммой в 90 тысяч рублей с дохода в 3 миллионов рублей и налог в 180 тысяч за бездетность (может, в борьбе за демографию нужно снова ввести его?). Здесь суммы были круче, чем у Паникина, соответственно, и обстоятельства складывались круче, уголовная статья в верхней планке тянула на смертную казнь, и он был вынужден бежать в Лондон, а кооператив его, разумеется, был уничтожен. Но Родина тянула, через какое-то время он вернулся, и сидеть бы тихо, но до него дошли неясные сведения, что Горбачев планирует поправить государственный бюджет тайной продажей четырёх Курильских островов за 200 миллиардов рублей. Будучи патриотом, до конца не выяснив, так ли это, но, чтобы не опоздать и воспрепятствовать этому, Тарасов распространил эти сведения по средствам информации, по каким только смог, в том числе и по зарубежным. Скандал был великий, тут же последовал ряд официальных опровержений, Тарасова обвинили во лжи и завели уголовное дело по дискредитации Президента России, и он вынужден был снова бежать в уже привычный Лондон. Потом говорили, что на самом деле такого плана по тайной продаже Курильских островов не было, Тарасов всё придумал, выяснить, так было или не так, не удалось, это было уже не важно, важно было то, что в результате Курильские острова остались российскими.
История со скандальными партвзносами и налогами Паникина и Тарасова дала возможность власти на какое-то время расправиться с зарождающимся средним классом предпринимателей, было умело организовано всероссийское обсуждение вопроса в печати и на телевидении, на предпринимателей и на их кооперативы хитро было направлено возмущение обнищавшего и опущенного ниже плинтуса народа, во всех грехах были обвинены эти проклятые кооперативы и их организаторы-хапуги, и, как результат этой талантливо организованной вакханалии, был принят так называемый Закон о кооперативах, как бы не запрещающий их (на это власть уже не решалась), а ограничивающий их деятельность до того, что делал её практически невозможной. Закон рекомендовал создавать кооперативы при существующих государственных предприятиях, они должны были стать лишь кормушкой для руководителей этих предприятий, притом Минюст “рекомендовал” производить кооперативам в день товаров не более как... на 100 рублей! По сути, этот закон поставил крест на кооперативном движении. Я хорошо помню то время, когда мои друзья-сверстники, выпускники авиационного и нефтяного уфимских институтов открыли несколько небольших предприятий, которые начали выпускать пусть простые, но так необходимые народу вещи, которые по разным причинам не производили государственные предприятия, порой из-за их большой сложности. Какой энергией горели они, видя, как нарасхват берут их продукцию, которой нет аналогов в стране, а потом всё разом рухнуло, всё заменилось некачественным, быстро выходящим из строя китайским ширпотребом. Некачественным не потому, что китайцы не умеют делать качественно, для себя они делали и, тем более, сейчас делают на уровне мировых стандартов и даже выше, а нам — дружба дружбой — принципиально хуже.
Аресты и даже судимости — почти обязательный этап в жизни российских предпринимателей 80–90-х годов, тем более тех, которые начинали своё дело ещё полуподпольно при советской власти. Например, хорошо знакомый Александра Паникина “цеховик” Владимир Мельников отсидел в то время дважды, в общей сложности 9 лет. Не озлобился, не бросил своё дело. Сегодня он шьёт одежду (марки “Глория Джинс”) не на приватизированных, а на самим построенных трёх фабриках под Ростовом-на-Дону, годовой оборот его компании составляет 50 миллионов рублей. Можно привести десятки подобных примеров, не обязательно в лёгкой промышленности. Как тут не вспомнить недавно почившего, дожившего до преклонных лет — редкий случай среди людей, начавших свою предпринимательскую деятельность в то время, — выдающегося российского предпринимателя, золотоискателя, основоположника вахтового метода разработки северных и полярных нефтепромыслов и месторождений, которого народу представляли, специально оставляя в тени его, несомненно, великие дела, только как “фартового” друга Владимира Высоцкого. А это был человек большого государственного масштаба, в доказательство достаточно привести пример, когда журналист Сергей Власов спросил следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры, подонка, но далеко не глупого человека, Нагорнюка: “Знает ли он, на кого шьёт очередное уголовное дело?” “Знаю, — с усмешкой ответил тот. — Будь он премьер-министром страны, он за пару лет вытащил бы Россию из болота. Но у меня заказ”, — ткнул он пальцем в небо. До этого за плечами у Вадима Ивановича Туманова было уже полтора десятка уголовных дел, и, кажется, пару из них, так и не закрытых, он унёс с собой в могилу. Называя эти его статьи, я имею в виду не его 8 лет ГУЛага по легендарной сталинской политической 58-й, пункт 10: “измена Родине”, по которой он потом был реабилитирован, а позже, когда уже на воле, сначала коммунистическая, а потом горбачёвская и ельцинско-гайдаровская власти громили друг за другом его легендарные золотодобывающие и строительные артели. В частности, как можно было, чтобы в укор бездарной власти допустить, что рядовые рабочие в его артелях численностью в 500–1000 человек получали зарплату в 500–600 рублей, когда союзный министр получал 380. В уничтожении крупнейшей его артели “Печора”, обустраивающей европейский север страны, там, где до него никто это не мог сделать, участвовал лично Михаил Сергеевич Горбачёв с подручным Егором Лигачёвым, который протащил в верхи КПСС другана Ельцина, вместе они потом, ненавидя друг друга, тем не менее, дружно разваливали Советский Союз.
А потом вроде бы из ниоткуда появились акулы бизнеса, хищные, циничные и злобные барракуды, как правило, выходцы из прежней коммунистической и комсомольской номенклатуры и внуки и племянники пламенных революционеров. Воспользовавшись растерянностью народа в так называемую “перестройку”, они приватизировали все: заводы и фабрики, озёра, месторождения природных ископаемых... Один, почему-то запоздавший, на полном серьёзе пытался приватизировать облака, дождь, идущий из них... Мы стояли тогда на той грани, когда уже чуть не приватизировали саму страну. В нарождающемся среднем предпринимательстве они увидели не просто конкурента, а опасного врага, потому всячески мешали ему встать на ноги, а то и били по рукам и ногам. Во главе приватизации, которую народ назвал прихватизацией, встал тоже в прошлом скромный комсомольский активист, разумеется, не забыл и себя. Мы, простой, а раньше нас называли, “чёрный” (и это не было оскорблением) народ, порой не подозреваем, в каком мире живём. Например, приезжает или прилетает в Москву провинциал, представитель “чёрного” народа, первым делом идет на святую для каждого российского человека Красную площадь, любуется Кремлём, взгляд его невольно падает на Спасскую башню и — не подозревает, что ему дана великая милость: смотреть на неё можно не ограниченно во времени и бесплатно! Да, потому что она вот уже 30 лет принадлежит великому прихватизатору России, не подсудному ни одному мирскому суду, — Анатолию Борисовичу Чубайсу. Не усмехайтесь, нет, это не анекдот! Я долго в это не мог поверить. Оказывается, будучи первым заместителем председателя правительства, Анатолий Чубайс в 1996 году подсунул пьяному Ельцину бумагу, дающую право на её приватизацию. Когда Чубайс тихо, по-английски не столь давно улетел из России, никому не сказав, в отпуск или навсегда, и никто не посмел воспрепятствовать этому, Президент России даже удивлённо пожал плечами, что он как-то не по-джентльменски улетел, не попрощавшись, что ему вроде бы и тут неплохо жилось. Чубайс, скорее всего, всё-таки решил не возвращаться в Россию, точило его, хитрого лиса, подозрение, что ему тут, в России, рано или поздно могут какую-нибудь пакость подстроить, вроде того, что спросить — куда делись 200 миллиардов рублей, потраченных его виртуальной корпорацией “Роснано”, хотя умным людям с самого начала было понятно, что она создавалась исключительно для выкачивания денег из государственной казны. А еще много чего могут припомнить, в том числе и трагедию на Саяно-Шушенской ГЭС. И что власть в конце концов, может, прислушается к уже не тихому ропоту народа, требующего справедливости, более того, “чёрный” народ говорит, что он не считает нынешнюю власть своей до тех пор, пока Чубайс не окажется за решеткой. Но всё-таки может случиться, что она рискнёт наложить лапу на всё оставшееся от наворованного им — и он стал срочно распродавать в России все свои замки, бесчисленные квартиры, земельные участки, в том числе выставил на продажу и Спасскую башню. Оценил он её, в общем-то, по меркам олигархов, недорого, всего в 3 миллиарда рублей, а потом по доброте своей и любви к России согласился и на 2, но покупателей пока не находилось, одним было не по карману, другие, из олигархов, видимо, побаиваются, хотя прикольно было бы устроить в Спасской башне Кремля ночной клуб или ресторан... И вот, столкнувшись с таким неожиданным фактом, собрались государственные люди, в том числе представители Минюста, генеральной прокуратуры и стали гадать, что делать: отобрать, как народное достояние, как советуют некоторые? Но мы живём в правовом демократическом государстве, где всё только строго по закону, и, как, ни крути, по закону ничего с Чубайсом не сделаешь... То ли выкупать её у него, то ли всё-таки попробовать ее национализировать, но тогда можно заработать новые санкции, а он пообещал отстаивать свое законное имущество в международном суде и уже даже объявил на своем официальном сайте о сборе средств на юридическое сопровождение процесса. Наконец кому-то из государственных мужей пришло в голову мудрое решение: пригласить на обсуждение главного архитектора Кремля, других специалистов, в общем, нормально мыслящих людей. Оказалось всё просто: те объяснили, что Спасская башня не является самостоятельным архитектурным, а значит, и юридическим объектом, а лишь частью общего архитектурного комплекса Кремля. За это и уцепились, вздохнули облегчённо...
Странная какая-то, почти мистическая история: Чубайс изволил невежливо покинуть Россию, ни с кем не попрощавшись, не написав заявления, что по собственному желанию, и получается, что сама должность его как бы осталась в России, в Кремле, может, и табличка на двери еще есть, так как его никто не увольнял, или он как бы продолжает в бегах её исполнять, или она саму себя исполняет? А может, кто надеется, что он вернётся? Интересно; сам он придумал эту странную должность? Или кто-то ему в этом помог? Скорее всего, сам, наверное, только он мог так длинно и туманно и запутанно сформулировать её, что по первому и даже по второму прочтению трудно уловить ее коренной смысл. А может, как раз смысл в том, чтобы никто, кроме него самого, этот смысл не мог понять? Вот послушайте, специально выделяю, чтобы вы могли разобраться, где начало, где конец: “Специальный представитель Президента Российской Федерации по связям с международными организациями для достижения целей устойчивого развития”. И, например, у меня, представителя “чёрного” народа, сразу возникает глупый вопрос: для достижения целей устойчивого развития — кого или чего? Такая, по-видимому, очень тяжёлая и ответственная должность, — что её название чуть убирается в две строки, — подразумевает и большую зарплату, но Анатолий Чубайс, как истинный российский патриот, соглашается её исполнять бесплатно, в качестве волонтёра, сейчас у нас в стране везде и во всём надежда больше на волонтёров... И в завершение оды великому комбинатору, уступающему в славе и делах, наверное, только приснопамятному Борису Березовскому, наконец, дошла до нас, — а шла она многие годы, преодолевая великие преграды, — прости Господи, кощунствую, поистине Благая Весть: арестовали трёх подельников Чубайса: его заместителей по “Роснано”, правда, пока их деликатно хотят спросить, куда они дели 49 миллиардов рублей, но, будем надеяться, это только начало. Как у Ильфа и Петрова, только, наоборот: там зиц-председателя сажают в тюрьму, а его подельники остаются на свободе, а тут подельников посадили, но только после того, как зиц-председатель, почувствовав своим звериным чутьем, что его может ждать впереди, а может, предупреждённый заранее кем-то, не попрощавшись, отбывает за границу.
...Через год после ареста, в 1988 году, несмотря на все препоны, точнее, умело обходя их, порой дурача чиновников (не зря он все-таки окончил театральный институт, пусть экономическое отделение, но часто появлялся на актёрском), Александр Паникин основал кооператив “Челнок”, и тут он уже, наконец, занялся непосредственным осуществлением своей мечты, стал, пусть в малых объёмах, производить женский трикотаж, с самого начала непохожий на бытующий тогда ширпотреб. Из этого скромного кооператива и вырос впоследствии его знаменитый концерн “Панинтер”. В 1990 году он открыл первую свою фабрику, оборудованную уже 25-ю современными швейными машинками, на Люсиновской улице в Москве, надстроив над зданием конторы концерна два этажа, не пытаясь взять на то разрешение (зная, что не разрешат, даже не вникнув в дело), но получив заключение специалистов, что фундамент и стены первого этажа выдержат эту надстройку. Тогда уже было положено начало массовому производству принципиально недорогой, но качественной и красивой, не уступающей лучшим зарубежным образцам женской и молодёжной одежды. Чтобы обойти возникшие тогда многочисленные препоны при регистрации концерна, которые не смогли преодолеть другие, у которых не хватило напористости, терпения, а главное, его артистической фантазии, Александр Паникин поехал в Германию, воспользовавшись тем, что в то время туда был безвизовый въезд, и зарегистрировал там свою фирму, через которую создал совместное германско-российское предприятие в России, что было парадоксом того времени: легче было зарегистрировать фирму в Германии, чем в России, и совместные предприятия к тому же имели существенные льготы, в отличие от отечественных, как и возможность конвертировать рубль, и он в результате, запутав всем головы, заключил договор... с самим собой!
Под совместное производство был получен первый и последний в практике “Панинтера” банковский кредит на закупку импортного оборудования. В последующем компания принципиально предпочитала развиваться только на собственные заработанные деньги. В 1991 году торговля “Панинтера” была переведена с лотков в киоски. Через десять лет Паникин решил и вовсе отказаться от мелкой розницы, в целях удержания бренда торговля была сосредоточена в фирменных магазинах и крупных киосках. “Мне достаточно мизера, и я раскручусь на чём угодно! — говорил он в одном из интервью. — Я получаю деньги за свой талант”.
Его концерн быстро набирал обороты. Ставка на недорогую, но качественную одежду оправдала себя полностью. Когда другие, чтобы удержаться на плаву, вынуждены были повышать цены на товар более низкого качества, чем у него, он их за счёт увеличения количества, наоборот, понижал. Оборот компании ежегодно увеличивался примерно на 40 процентов. В 1993 году он открыл отдельную линию молодежной одежды под названием “Эйфория”, которая имела огромный успех.
После кризиса 1998 года, который он перенес легче других, Александр Паникин полностью пересмотрел концепцию своего предприятия, не сокращая выпуск женской одежды, сосредоточился на выпуске молодёжной одежды во всех ипостасях, и он был счастлив видеть на улицах Москвы и других городов, что молодёжь предпочитает его одежду самым модным и качественным зарубежным образцам, не говоря уже о том, что она была гораздо дешевле зарубежной. У концерна было уже 10000 тысяч квадратных метров производственных площадей, тем не менее, встал вопрос о расширении. Строить? Или покупать площади разоряющихся фабрик, которые, помимо всего прочего, не смогли конкурировать с ним? Он пошел по фабрикам. Встречали в большинстве случаев неприветливо, как будущего своего могильщика, заведовали этими фабриками преимущественно женщины, не говоря уже о самих работницах, на них жалко было смотреть. Тогда он решил пойти иным путем: стал размещать заказы на этих умирающих предприятиях, тем самым спасая их, вроде бы своих конкурентов. Некоторые поначалу не верили, подозревали какой-то подвох, другие сразу бросались на шею со слезами благодарности. Так он, будучи истинным русским предпринимателем, спас от разорения несколько фабрик, а потом они набрали силу и в то же время не стали ему конкурентами, потому что он все равно шёл впереди их.
В 2001 году он открыл в Москве на Кутузовском проспекте сразу же ставший знаменитым магазин “Панинтер”, лицом которого его стала дочь Мария. Выручка в первый год превысила запланированную в 20 раз, он гордился тем, что чуть ли не 95 процентов продукции реализуется уже на следующий день, такая потребность была в ней, но этого ему было мало. Он открыл свой Дом моды, за благословлением пошел не к супермодному у либеральной попсы модельеру Юдашкину, который в недалёком будущем по заказу фельдмаршала “Табуреткина” сконструирует для российской армии сверхмодную, но сверххолодную и неудобную форму, в которой российские солдаты тысячами будут болеть воспалением лёгких, а некоторые даже умирать, — а к знаменитому русскому модельеру Вячеславу Зайцеву. Тот, поверив в Паникина, можно сказать, оторвал от сердца своего лучшего ученика, модельера Владимира Зубца. В результате Александр Паникин бежал не только впереди своих конкурентов, но и впереди моды, создавая всё новые и новые её образцы. Коллекции обновлялись не реже, чем два раза в год. Скоро его трикотаж продавался уже в 20 магазинах Москвы и в 30 представительствах России. В Москве он стремился строить свои магазины около станций метро, чтобы было удобно приезжающим и прилетающим из других городов России.
Но не только трикотажем сыт человек. Он почувствовал себя ответственным и за порушенное сельское хозяйство. Началось как бы с хобби, по крайней мере, он так говорил. Выкупив пустырь в 300 гектаров в 160 километрах от Москвы под Клином, построив там дом, он не смог жить дачником, расчистил лес и луга, часть распахал, построил молочный завод на самом современном оборудовании, стал выращивать кормовые травы, которые менял на молоко в соседних в ближайших колхозах, тем самым экономически поддержал их. Крестьяне окрестных деревень получили, наконец, возможность продавать молоко, а москвичи — покупать дешёвые и экологически чистые молочные продукты. И что оказалось поразительным для него самого, молокозавод, построенный им вроде бы как хобби, позже выручит его, когда во время очередной экономической передряги в стране концерн “Панинтер” окажется на грани банкротства. В будущем он планировал заняться сельским хозяйством серьёзно, может быть, оставив производство трикотажа, где всё отлажено, на втором месте.
Как раз в это время им была написана книга “Шестое доказательство (Записки русского фабриканта)”, он рассказывал в ней о своём тернистом пути. Он написал её для того, чтобы начинающие предприниматели знали: всё же можно прорваться сквозь заградительные красные флажки, которые расставляло тогда, как это ни горько, родное государство, попавшее в нечистоплотные руки. “Книга примечательна тем, — писал всё тот же Василий Чернецов в “Коммерсанте”,— что это роман о всепоглощающей страсти созидания собственной, остро нетипичной судьбы, созидания персонального промышленного королевства. От Гоголя до Ильфа с Петровым протянулась традиция живописания страсти к наживе, некоторого любования талантом пройдох, блистательно использующих слабости и людей, и систем. Вспомните “маленькие злые пульсы” в голове Корейко. Паникин, согласно собственным признаниям, использовал людские слабости чиновников и неодушевлённые слабости системы и в брежневское, и в горбачёвское, и в ельцинское времена, в его висках так же неустанно бился пульс предприимчивости, но ни у кого, полагаю, не повернется язык назвать этот пульс злым. Плюшкин, Корейко, да и обаятельный Бендер — отрицательная сила, ибо занималась отъёмом. Автор книги есть сила положительная, ибо он — созидатель, отважный борец с российско-советской энтропией”.
Василий Чернецов так объясняет название книги: “Подлинная страсть к созиданию и нечеловеческое упорство — от Бога! Паникин ни на секунду не сомневается, что его авантюрная жизнь угодна Богу, и, честно говоря, у него (тьфу-тьфу, чтобы не сглазить) есть на то основания. Недаром он незатейливо считает свою биографию по ведомству Шестого доказательства Бытия Божия. “Вообще меня тянуло к искусству, но мне было интересно и реальное положение вещей, действительное отношение людей друг к другу. Мера условности театрального мира казалась мне избыточной”. Чуть красиво сказано, но верно в том, что Паникин в предпринимательстве художник и поэт достаточно серьёзный, чтобы суметь совершить рывок из теневой экономики социализма в недозрелый капитализм, преодолев тяжелейший период... Паникину везёт, как отчаянному игроку, ставящему на кон последнюю монету, но везёт лишь потому, что он не сдаётся никогда, мечется, отыскивая щель в монолите, которая непременно где-то должна быть... Александр Паникин ушел из чужого театра, но никогда не уходил из собственного. Он подлинный протагонист драмы высокого стиля и вместе с тем — вполне одарённый драматург, сумевший-таки возвести декорации из реальных стен и реальных машин и научившийся нанимать экспертов, способных управлять большой машиной производства, собранной из людей”.
Другой автор: “Александр Паникин подробно описывает путь становления русского предпринимателя на своих поучительных и горьких примерах. Не в меньшей степени интересен, важен опыт Александра Паникина, как управляющего. Особенно как руководителя производства, успешно работающего в наши кризисные времена уже больше десяти лет. Думаю, что весь его путь будет подробно изучен, исследован, описан, как для помощи и моральной поддержки начинающим предпринимателям и как учебное пособие для антикризисных управляющих, работающих не только в лёгкой промышленности, а так же, как бесценный исторический опыт русского предпринимательства”.
Он был настоящим предпринимателем — в истинном, не оболганном значении этого слова, редким в то время, как белый олень в тундре. Потому за ним с особым пристрастием охотились и бандюганы от компартии в советское время, и бандюганы от постсоветской антинародной компрадорской власти. Первым самим своим существованием он доказывал несостоятельность коммунистического экономического режима, а вторых он не устраивал тем, что создавал национальное производство, а им, наоборот, надо было всё завозить из-за границы и всё вывозить за границу, прямо или косвенно ссылаясь на то, что русский мужик, кроме того как водку жрать, ничего другого не может. Нарождающийся средний класс был страшен родившейся ранее его олигархии, потому как нравственно и экономически он опровергал её.
Александр Паникин обладал какой-то необыкновенной харизмой человека и предпринимателя (что, впрочем, неразделимо), которая одних тянула к нему, других, наоборот, настораживала, даже отталкивала. Порой она вызывала необыкновенные, невероятные для нашей тогдашней действительности поступки. Доморощенные марксисты-ленинцы нам долго вталкивали, что мир свободного предпринимательства — это злобная конкуренция: в лучшем случае, кто кого обманет, а в обычном кто кого съест. Но мир истинного предпринимательства совсем иной, при нём возможно не только терпеливое отношение друг к другу, но и дружба и взаимопомощь, как это было, например, в старом русском предпринимательстве — русском купечестве, с которым многие боролись в России, начиная с Петра I, который, по сути, уничтожил его, заменив так называемым кумпанством. Долго потом пришлось приходить в себя... Случилась такая история: последствия “чёрного вторника” 1994 года “Панинтер” изживал год, работая в “ноль”, 400 миллионов рублей зависли в так называемом Народном коммерческом банке, одновременно начались проблемы с налоговой инспекцией, которая вдруг с опозданием нашла нарушения в балансе за 1992 год и требовала возмещения в 800 миллионов рублей, тогда же нарушения нашла и земельная инспекция, выставив счет на 270 миллионов рублей, подозрительно, что всё одновременно. Александр Степанович продал квартиру жены, машину, еще что-то, но этого, разумеется, было недостаточно. Впереди, казалось, был крах. Выходом стало неожиданное предложение от крупного германского производителя спортивной одежды компании Fruit of the Loom. Как оказалось, глава европейского отделения компании “Ханзен” прочитал интервью генерального директора “Панинтера” в германской газете, поразился его распахнутой душе и заботе, прежде всего, о Родине, а не о себе, в то же время узнал о вставших перед концерном трудностях, может, специально одновременно инициированных, и решил помочь русскому предпринимателю, попавшему в трудное положение. Компания Fruit of the Loom поставила “Панинтеру” товаров на 700 тысяч долларов — с отсрочкой платежей и без банковских гарантий, нисколько не сомневаясь, что рано или поздно Паникин вернет эти деньги!
Как всякий, к сожалению, и ныне редкий настоящий русский, — а понятие русский для него было не понятием крови, а отношение к Державе, — он был азартен и нетерпелив, он хотел сразу всё: одеть и накормить народ, обустроить мир не только вокруг себя, но и всю Россию, при том строя нормальные экономические отношения с Западом, не вставая перед ним подобострастно на цыпочки. Мы живем в государстве, в котором власть принципиально, даже конституционно отказалась от национальной идеи, или спрятала её по каким-то причинам внутри себя так далеко от народа, и когда народ пытался вытянуть из неё сколько-нибудь вразумительный ответ, она смущенно отмалчивалась, словно её спрашивали о чем-то непристойном. Может, только сегодня, наконец, когда, может, уже поздно, когда процесс умирания или преднамеренного уничтожения русского, российского народа принял необратимый характер, власть пришла к простой истине, что стержень национальной идеи — это сохранение российского народа. Только пустопорожними указами и повышением детских пособий и пенсий на 3–5 процентов и даже на 10, учитывая инфляцию, умирания народа не остановить, и, тем более, не приумножить. Это значит, что надо в корне менять социально-экономическую и, прежде всего, нравственную парадигму власти и общества. Я не призываю к очередной революции, как раз, наоборот, к отчаянной, окончательно разрушившей страну, революции может привести ничегонеделание, привычная успокаивающая болтовня. Эту коренную мысль — о сбережении русского народа — приписывают А.И.Солженицыну, он её только повторил, но от него, как от прокажённого, или как от человека, который ничего доброго не посоветует, отмахнулись, как и от много чего другого, нелестного, что он сказал о прежней и нынешней власти. Первым же об этом сказал великий русский ученый-пророк, единственный русский академик Петербургской Императорской академии наук, Михаил Васильевич Ломоносов, один из его трактатов так и называется: “О сохранении и размножении российского народа”. Он уж тогда видел, что русская власть в России закончилась русским царем Иваном Грозным, пусть и с татарской кровью, а после него и до нынешнего времени, по сути, была не русской, только иногда мимикрировала под русскую, и потому не очень-то старалась в деле сохранения российского народа, может даже, наоборот, преуспела в обратном. Достаточно вспомнить, как она в течение веков боролась, может, с лучшей частью его, старообрядцами. Особенно преуспел в деле не сохранения и, тем более, уж не размножения, а, наоборот, в сокращении его император Пётр I, которому мы на самом высоком уровне вслед за большевиками по-прежнему, не переосмыслив антирусскую дворянскую историографию, поём аллилуйя. Народ российский чувствовал, знал это, не случайно в нем упорно жила легенда, что в юности настоящий Пётр был подменен иностранцем — основной довод тому, что русский царь, даже такой, как Иван Грозный, не мог бы так обходиться со своим народом. О Екатерине II уж молчу, она у нас тоже, непременно, Великая. Постарались в разной степени и цари Романовы, хотя специально, конечно, не ставили перед собой такой цели, но, видимо, сказывалась преобладающая иноземная кровь. Допускаю, что они, может, не признаваясь себе в этом, не любили русский народ и, соответственно, не любили русский язык, иначе, почему стеснялись говорить на нём...В своей нелюбви ко всему русскому докатились до того, что, истинным русским образованным людям запретили носить русскую одежду, например, таким представителям высокообразованного русского общества, как семья великого русского писателя Сергея Тимофеевича Аксакова, сделали им строгое внушение, когда те посмели появиться на улицах Москвы в русской одежде..
До сих пор некоторые граждане с тоской говорят о великих достижениях в области национальной политики, что в переводе на русский язык обозначает — в области народного сбережения, во времена Советского Союза. Да, они велики, даже грандиозны, но они только боком коснулись российского народа. До последнего времени были засекречены статистические данные по жизненному уровню, по социальным благам в республиках Советского Союза. Они, мягко говоря, впечатляют. Братские республики, вопреки официальной пропаганде, жили, с некоторыми оговорками, за счет России. Россия бы для них дойной коровой, а России доставался только так называемый обрат молока после сепаратора, вытягивающего из молока сметану и масло, по сути, остается почти вода, правда, говорят, что она обладает целебными свойствами. В братских республиках строго по инструкции товарища Троцкого тайно культивировался — не снизу, а сверху, из ЦК КПСС — пещерный сепаратизм и национализм. Он культивировался, изъедая Россию национальными противоречиями изнутри, и опять-таки сверху, и в автономных республиках России, в которых во главе обкома партии непременно должен был быть не обязательно умный, но обязательно национальный кадр. Российская Федерация всегда была на последнем месте по всем показателям в тех статистических отчётах, которые тщательно скрывали. К тому же из неё вырывали, посылали в братские республики лучших из лучших специалистов, строить там фабрики, заводы, электростанции, да много ещё чего, а с развалом Советского Союза погнали их оттуда: теперь мы сами с усами, а к тому времени Россия, по сути, уже не русская Россия, нагородила столько препон, чтобы не пускать их домой, в то время как братские народы, доведённые до крайней нищеты своими доморощенными правительствами, стройными колоннами и поодиночке безвизово и даже беспаспортно отправились завоёвывать Россию, чтобы её окончательно сделать не российской и, тем более, не русской. Премьер-министры и министры разных профилей, губернаторы, уставшие на ниве сохранения и даже приумножения российского народа, имевшие доступ к главным государственным тайнам, утяжелив заграничные банковские счета, а может, и по полной выполнив поручения чьих-то других правительств по сокращению российского народа, один за другим, а за ними олигархи отъезжали и ныне отъезжают за границу на заранее отстроенные или купленные там фазенды и экзотические острова, никто не пытается их остановить, судить, в таких случаях говорят, что Бог им судья.
Паникин приглашал задуматься над этим всех любящих Родину людей, во главе ставя не политику, которая может быть мутной, а хозяйство, заботящееся о конкретном человеке. Девизом для себя он взял слова своего любимого писателя — Николая Васильевича Гоголя: “Надобно любить хозяйство, потому что это дело рук твоих, потому что видишь, как ты всему причина, ты творец всего, и от тебя как от какого-нибудь мага сыплется изобилие и добро для всех”. Эти слова Александр Паникин сделал эпиграфом второй своей книги, которую назвал “Человек и государство”, а одну из глав её — “Власть зарабатывает на том, что не даёт работать”. К третьей своей книге с сакральным для России названием “Что делать?” эпиграфом он выбрал опять-таки слова Николая Васильевича. Гоголя: “Где же тот, кто бы на языке, родном душе нашей, сумел бы нам сказать это всемогущее слово: вперёд? Кто, зная все силы и свойства, всю глубину нашей природы, одним чародейным мановением мог бы устремить на высокую жизнь русского человека?”
Александр Степанович Паникин, не увидев в нынешнем Государстве Российском такого человека, искал таких, пусть ниже уровнем, в себе подобных, кто в меру своих сил боролся если уж не за размножение, то хотя бы за сохранение российского народа, не замахиваясь на самое великое. Он сам был таким!
Доказав, что он не “старый”, не “новый”, а просто настоящий русский человек и предприниматель, раскрутивший свой огромный концерн, осчастливив тем миллионы самых красивых в мире российских женщин красивой и добротной одеждой, согласимся: много ли им, замотанным повседневной нуждой, надо? С шести старых зингеровских швейных машинок в съёмной квартире пошёл вширь и вглубь. Что делает ныне “новый русский”, заимев какие-то деньги? Ну, прокутит их в казино, закупит на день рождения, как раньше, хор цыган, поющую обезьяну Филиппа Киркорова или ему подобных, а если уж появятся каким-либо образом большие деньги, купит непременно огромную яхту без парусов, плавучую гостиницу, стараясь при этом переплюнуть друг друга, виллу на каких-нибудь экзотических островах или даже сами эти острова. А Александр Степанович Паникин весь доход, никогда и ни к кому не влезая в долги, в том числе государству, вкладывал в производство, или, говоря словами Николая Васильевича Гоголя, в ХОЗЯЙСТВО, а ещё, думая о будущем Отечества, о сохранении и приумножении российского народа, открыл Школу молодого предпринимателя, которая обеспечивала своих слушателей не только теоретической и практической подготовкой, но и оказывала своим выпускникам финансовую помощь в открытии собственного, поначалу малого предприятия. А ещё он создал издательство, назвав его, как и концерн, “Панъинтер”, которое жило первое время за счёт маслозавода и не обещало прибыли в будущем, потому что собирался он издавать не детективы, не какую-нибудь в смутные времена пользующуюся особым спросом эзотерическую литературу, а “Золотую библиотеку русской классики”. Начал, разумеется, с Пушкина, Лермонтова, конечно же, любимого Гоголя... В первом списке было 30 томов, но не успел...
В поездках по России, в том числе в поисках единомышленников, он увидел, в каком жутком состоянии находятся малые города, в том числе с многовековой славной историй. Потеряв во время преступной “перестройки” свои, как правило, городообразующие заводы и фабрики, уничтоженные не без участия акул бизнеса, они влачат жалкое существование: безработица, рухнувшая социальная и медицинская структура. Мало того, у них отобрали своё, пусть скромное, но гордое название “город”, отобрав тем самым у них историческую память и душу. Теперь они по воле какой-то государственной, а на самом деле, антигосударственной сволочи переведены в безликий и унизительный статус “поселения городского типа”, а сёла и деревни, в свою очередь, по всей России — в “поселения сельского типа”. У народа по этому поводу невольная горькая ассоциация с поселениями, куда при сталинской коллективизации, одной из разновидностей большевистского сохранения и преумножения российского народа, отправляли, чаще всего на верную смерть, так называемых “кулаков”. Я не могу судить по всей России, но по своему рождению хорошо знаком с малыми городами Южного Урала: Юрюзани, Усть-Катава, Катав-Ивановска, Сатки, Бакала... Богатейшая история, в каждом красивейший, построенный ещё в XVIII веке заводской пруд, исключительная роль в годы Великой Отечественной войны и позже в производстве самого грозного оружия и — общая печальная судьба нынешнего обнищания. Приведу в пример только один славный южно-уральский город Катав-Ивановск. Знаменитый в прошлом цементный завод уже не градообразующий, потому что давно приватизирован людьми не местными, и судьба города их не очень интересует. Второй завод, оборонный: единственный в стране по производству навигационного оборудования для военно-морского флота, частный. Да, частный! В своё время был второй: в Петербурге. Великий реформатор Егор Тимурович Гайдар сказал: “Незачем заниматься примитивной самодеятельностью, купим самое современное оборудование в Южной Корее”. Так что в бывшем заводе в Петербурге уже более 20 лет, как поют и пляшут. На очереди был завод в Катав-Ивановске. Министерство обороны РФ этот факт почему-то не смущал. Но тут мой дорогой земляк, с которым мы каждый год во время отпуска спускаемся на плотах по уральским рекам, выпускник знаменитой Бауманки (давно пора убрать с названия этого славного технического университета имя подлого революционера-террориста Николая Баумана), успешный московский предприниматель, не смог смириться с этим, он сбросился со своими бывшими однокурсниками, и решили спасти, купить завод. Но столкнулся с тем, что оборонный завод нельзя продавать в частные руки. При этом оказалось, что его можно приватизировать каким-то непонятным людям. Пришлось обратиться к помощи ФСБ. Борьба продолжалась три года, завод, в конце концов, удалось купить. Но тут выяснилось, что министерство обороны не имеет права располагать свои заказы на частном заводе, потом прилетел генерал из какого-то департамента министерства обороны и очень удивился: “Вы ещё существуете, мы давно вас как бы списали, с вами одни только хлопоты”. А тут Южная Корея отказалась от продажи России навигационного оборудования для её военно-морского флота. Завод оказался нужен. Тогда его стали гнобить налогами, почти год зарплату пришлось платить буханками хлеба с пекарни местного предпринимателя в долг, но непритязательный уральский народ был рад и этому, лишь бы выжить, лишь бы жила Россия. С соседним патронным заводом в городе Юрюзани разделались проще. Главный бухгалтер, некая Маша Пудовкина, в годовом отчете “по ошибке” в итоговой цифре поставила запятую на одну цифру левее, в результате, — долго разбираться не стали, — по представлению налоговой полиции завод был закрыт, а когда, наконец, разобрались, оказалось, что главный бухгалтер, уволившись по собственному желанию, давно испарилась в неизвестном направлении. А Катав-Ивановский завод выстоял, не важно, что моему дорогому другу Динару Равильевичу Сагдетдинову это стоило густой седины раньше времени, инфаркта, десятка судов. Ныне, во время специальной военной операции, завод производит не только навигационное оборудование для военно-морского флота, но и кое-что другое, работает в три смены, только вот рабочих не хватает, молодёжь в своё время разбежалась кто куда, в поисках лучшей доли, в том числе в Москву.
Всё это было как бы в прошлом, в лихие 90-е. А в настоящем? Восемь лет назад город тряхануло землетрясение — случается оно иногда на Южном Урале — не сильное, но стены городской больницы пошли трещинами, местами посыпался потолок, больницу, кстати, единственную на три города, пришлось закрыть. Понятно, в городе на срочный ремонт таких денег не нашлось. В конце концов, приехал губернатор Михаил Валериевич Юревич, повздыхал, пообещал найти деньги. Искал долго, вопрос не простой... В марте 2014 года, видимо, притомившись на государевой службе, он уволился по собственному желанию и по-английски отбыл в Лондон, и уже только вслед был он объявлен в международный розыск по поводу взятки в 26, а позже в 3.4 миллиарда рублей, посылают ему время от времени повестки, но до сих пор он не может найти времени, чтобы явиться в Челябинск на допрос, а найти его не могут, хотя вездесущий интернет извещает, что он благополучно проживает в Великобритании. Его сменил на губернаторском посту Борис Александрович Дубровский, тоже приезжал в Катав-Ивановск, тоже вздыхал по поводу больницы, тоже обещал найти деньги, через 4 года государевой службы тоже уволился по собственному желанию и тоже по-английски отбыл за границу, и тоже уже вслед выяснилось: “своровал” — слово грубое, не интеллигентное, потому сформулировали деликатно — нанёс ущерб бюджету в 20 миллиардов рублей. Тоже не могут найти, хотя интернет извещает, что по некоторым сведениям скрывается от следствия в Швейцарии. С 2019 года губернатором Челябинской области работает Алексей Леонидович Текслер, ничего плохого о нем сказать не могу, но и хорошего тоже, потому как больница в Катав-Ивановске до сих пор в разрухе.
Я далёк от мысли, что нечто подобное происходит во всех других регионах России, но почему именно Челябинской области так не везет? Моим мозгам, скрюченным атеросклерозом сосудов, не под силу понять это.
Проблема малых городов России, как человека, думающего не только о себе, как человека государственного, глубоко волновала Александра Паникина. Она самым коренным образом связана с проблемой сохранения и приумножения российского народа, без них её не решить. Можно, конечно, взывать к власти, что она обязана... Мало чего, она обязана, да, видимо, не везде успевает, к тому же в окружении врагов. Как помочь ей? А точнее: с чего начать? Он начал выпускать серию художественно-исторических буклетов “Малые города России”, чтобы мы, хотя бы на миг остановившись, взглянули сами на себя, вовнутрь России, предварив пилотный буклет таким предисловием: “Проект “Малые города России” появился на свет. Время “разбрасывания камней” заканчивается, и люди задумываются, как жить, откуда черпать силы, что может помочь им в этом? Стихия разноголосья, овладевшая умами, нарушила ориентиры, исказила наши представления о себе и Отчизне. Мы оторвались от истоков, оборвали свой “серебряный шнур”. Россия, к сожалению, во многом утратила свои особенность и обаяние, которые пронизывали творчество наших классиков. Пушкин, Чайковский, Тургенев, Бунин, Левитан и многие другие русские гении воспели в своих произведениях особенную сущность России, ее необыкновенную красоту. Тихая обитель, церковь на пригорке, излучина реки, мелодика размеренного быта, пастельные краски природы, россыпь человеческих талантов — вот лишь малая часть того, что составляло и еще, Слава Богу, составляет духовную основу России. Большие города превращены сегодня в индустриальные джунгли — жизнь в них во многом размыта и обезличена. Поэтому важно прикоснуться к местам, где витает дух той России, которую мы так любим, напомнив соотечественникам, что у нас могучие корни и своя тысячелетняя история. Без обращения к истокам нельзя построить Новую Россию”.
В славное советское время бытовал такой анекдот: спрашивают Никиту Сергеевича Хрущева его зарубежные друганы: “В Вашей управленческой команде, несомненно, есть гений, надо же так уметь распределять продовольственные и промышленные товары по такой огромной стране, да еще с таким суровым климатом! Может, раскроете секрет, назовете имя этого человека?” Имя этого человека Никита Сергеевич не назвал, но поделился секретом: “На самом деле всё очень просто: мы свозим все товары в Москву, а граждане уже сами развозят их по всей стране. Недавно вот пустили дополнительные электрички в Казань, в Рязань, пустим в другие города”. В каждом анекдоте есть доля правды, а в этом, как говорится, правды — выше крыши... Мясо, к примеру, я, живущий в Уфе, привозил, как правило, из Москвы, когда летал туда по своим, считая, высоким писательским делам. До сих пор помню: однажды крупно повезло: закупил в спрятавшемся от наезжающихся в Москву “россиян” в каком-то тихом переулке в мясном магазинчике — для себя, друзей и соседей перед Новым годом килограмм двадцать прекрасной говядины, как оказалось, своей, башкирской, а из-за непогодной оттепели двое суток не летали самолеты, мясо запахло, милиционеры гоняли меня, прилетевшего “по важным писательским делам”, с ним по аэропорту “Домодедово” и его окрестностям, я не знал, куда его выкинуть. Даже за дешёвенькими обоями при ремонте квартиры пришлось “по важным писательским делам” лететь в Москву, заодно купил и туалетной бумаги. Где уж тут говорить о высоких материях: люди ехали в пору развитого социализма с человеческим лицом в дорогую столицу в подавляющем большинстве своем не в музеи, не в театры, не на выставки, им было не до них, а, купив пару, а то и две, мягких тапочек, чтобы не разбить в кровь ноги в Москве — от поезда и до обратного поезда, — в поисках нужного. В гостиницу не устроишься без командировочного удостоверения...
Нечто подобное социально-экономическому и организаторскому чуду, рассказанному товарищем Хрущевым, потрясшему своей гениальной простотой иностранных лидеров, мы наблюдаем и сегодня. Почти все крупные банки, правления как государственных, так и не государственных корпораций, конторы сколько-нибудь важных экономических структур, а значит, и все налоги с них аккумулируются в Москве. Не градоначальник, или городской голова, как вроде бы полагается именоваться в пока еще русской столице, а непременно на западный манер мэр Москвы, господин Собянин, изо всех сил жилится напрасно догнать или даже перегнать Сингапур, или, хотя бы один из многомиллионников Китая по количеству населения и по башням-высоткам, сманивая длинным рублём и другими сладкими пряниками и без того катастрофически редеющее население России. Недавно он с гордостью известил о планах строительства в самом центре Москвы, в Пресненском районе, самой высокой башни в России, в угоду какому-нибудь толстосуму, несомненно, изуродующей и без того уже изуродованный исторический центр столицы чуждыми русской душе и традиционной русской архитектуре башнями-уродами. Рассказывая о своих успехах и планах, господин Собянин появляется на государственных телеканалах, пожалуй, чаще, чем президент и премьер-министр, не исключаю, что он видит себя кем-то из них в некотором будущем. Складывается поразительная ситуация, которую по какой-то причине наша власть старается не замечать, что Москва, дорогая наша столица, вопреки своей нравственной сути, не по своей, а по вине власти, жирует своими зарплатами, в несколько раз превышающими средние по стране, добавками к общероссийским нищенским пенсиям, всякими другими социальными пряниками... Остальные граждане, как бы второго или даже третьего сорта, о подобном не могут даже мечтать, а в нормальном государстве, тем более, претендующем на последнюю истину, — они должны быть одинаковыми по всей стране... Вытягивает жизненные соки и человеческие ресурсы во время надвигающейся демографической катастрофы и из без того обескровленных малых и даже не малых городов и сёл. Бегут-едут в Москву, обескровливая Россию, учителя, чтобы выжить, вынужденные совмещать в провинции не одну, не две, а порой несколько ставок, потому как зарплата в Москве не в три-четыре, а в некоторых случаях в 10 раз выше провинциальной, хотя учителя в провинции вроде бы не менее умные и талантливые, их ученики на всевозможных всероссийских и международных олимпиадах побеждают не реже, а может, чаще, чем в элитных московских школах и гимназиях. К примеру, моя родственница, учительница русского языка и литературы, не последняя в своей профессии, из небольшого по-своему славного малого города Белебея, в котором, как и в тысячах российских городов и сел, и без того не хватает учителей, по нужде летает учительствовать в Москву, как, например, нефтяники на Север, вахтовым способом. Снимет квартиру в Москве, а на лето прилетает домой, в Белебей, родина тянет, но не исключено, что сладкие московские пряники, чем-то схожие с наркотиками, со временем втянут её в кабальную московскую ипотеку. Едут врачи, рабочие самых разных специальностей, другие здоровые мужики, в расцвете лет, едут в охранники всевозможных, в том числе, бандитских фирм (в Москве есть что охранять), бросая свои рабочие профессии. Этот ряд можно продолжать без конца. Приехавшие в Москву учиться, выпускники московских вузов стремятся остаться в Москве, работать не обязательно по полученной специальности, лишь бы зацепиться, а потом посмотрим. В провинции, оставшись за бортом райской московской жизни, начинают Москву ненавидеть. Должны же быть у истинной столицы страны какие-то границы, духовные принципы, чтобы она оставалась духовным центром, Иконой страны, а не размазанной на безграничной территории полуподземной агломерацией городского типа, вытягивающей жизненные соки из остальной страны.
И еще одна, может, главная сторона вопроса: на самом деле растущая бесконтрольно во все четыре стороны и жирующая не по своей воле Москва, чем дальше, тем больше становится не русской, не российской, потому что строящаяся (при наличии острой необходимости расселения старых, скученных квартир и немалого количества скрываемых классических трущоб, в которых живут коренные москвичи), по преимуществу элитная, жилплощадь, так выгодно как бы для московского бюджета покупается в подавляющем большинстве своём не приезжающими из глубинки из-за нужды россиянами, хотя ими покупается тоже, а россиянами лишь по паспорту, который легко купить, людьми, глубоко чуждыми и даже враждебными России по духу, или даже приехавшими с глубинной целью в дальнейшем ее колонизировать, чего они даже не скрывают. Доказательством тому последние президентские выборы, результаты которых предпочитают умалчивать: в Москве за Путина, а значит за будущее России, отдали голосов в процентном отношении значительно меньше, чем в остальной, остающейся патриотичной, России, меньше, чем даже, к примеру, в самой обиженной центральной властью Туве, правда, с самым лучшим в стране сенатором, у которого там даже есть кабинет.
Да, Москва стала одной из красивейших, а может, даже самой красивой и удобной для жизни столицей планеты, и в какой-то мере, может быть, благодаря таланту мэра Собянина. Я надеюсь, что когда-нибудь он почувствует и всенародно назовет себя градоначальником или городским головой, но я, с послевоенного полуголодного детства, к счастью или, наоборот, к несчастью, болеющий синдромом социальной и нравственной справедливости, болею, переживаю, прежде всего, за глубинную, провинциальную Россию, в высшем понятии этого слова, которая пока по-прежнему еще суть её, считаю проводимую, по сути, колониальную политику господина Собянина по отношению к ней, а, разумеется, не он один в этом виноват, может, виноват и совсем не он, мягко говоря, — антигосударственной, даже преступной... А Москва, несомненно, одна из красивейших столиц мира, может быть, даже самая красивая, я мало где был, она пока — не святая Икона, а лишь богатая и красивая рекламная вывеска, которая не соответствует истинному положению дел в стране, но не её это вина...
Удивительно, но как бы вослед Александру Степановичу Паникину, считавшему, что без возрождения и развития малых городов разговор о сохранении и приумножении российского народа пустая болтовня, не говоря уже о том, что, по его мнению: “Большие города превращены сегодня в индустриальные джунгли — жизнь в них во многом размыта и обезличена”,— подтверждение моей мысли о Москве нахожу в умозаключениях такого авторитетного эксперта, как Сергей Николаевич Галицкий. Он, в отличие от меня, не писатель-идеалист, а выдающийся российский предприниматель, в своем роде продолжатель так рано умершего Александра Степановича Паникина, народный миллиардер, я, кажется, не первый, кто его так называет. Человек здравого практического ума, в то же время, несомненно, романтик, хотя он решительно отрицает в себе это свойство. Если Александр Паникин в заботе о больших и малых городах России успел открыть до своей, по сути, трагической смерти только 32 представительства в разных городах, не считая 20 магазинов в Москве, которые тоже работали на малые города России, то Сергей Галицкий, создав в разваленной необольшевистскими реформаторами стране, кроме всего прочего, с нуля крупнейшую в стране розничную сеть магазинов “Магнит”, третьей по выручке частной компании, на май 2024 года насчитывающей более 29100 торговых точек в 67 регионах в 4000 населенных пунктах страны, — пусть в некоторой запальчивости, которая свидетельствует об искренности его слов, очень чётко определил свою позицию: “В Москве у меня принципиально нет никакой собственности. Я в Москве ни за что жить не буду. Я лучше в Саранске буду жить, чем в Москве... Многие люди, которые живут в Москве, не понимают суть жизни, но они решают, как жить всей России...” Или ещё: “Живя в Краснодаре, я понимаю, что люди, которые живут в Москве, не очень счастливы. Я считаю, что это довольно некомфортный город для жизни. Знаете, все события в стране освещаются из Москвы. Все СМИ централизованы в Москве. И, наверное, поэтому у москвичей есть ощущение, что за МКАД жизни нет. Но мне кажется, что это настолько поверхностно, что даже нечего обсуждать. В Москве у людей выше доход? Но вы не можете купить за деньги солнце. Вы не можете купить отсутствие пробок, хороший климат. Деньги не единственный критерий, мерило счастья человека”.
Сергей Галицкий редко дает интервью, он человек принципиально не публичный. За последние десять лет он только дважды встретился с журналистами. Последнее интервью дал в сентябре 2021 года журналистке Елизавете Осетинской, ответив на какой-то её провокационный вопрос: “Мы, русские, никому ничего не должны. Мы не должны доказывать, что мы — нормальные. Если кто-то думает, что мы не нормальные, им самим надо к врачу идти. Мы, русские, всякие. Мы сумасшедшие и не сумасшедшие. Мы красивые и некрасивые. Резкие и не резкие. Мы просто огромная страна, которая влияет на весь мир, потому что у нас есть одна шестая часть суши, потому что у нас есть своя культура, какая-то своя специфика. Мы, русские, никому ничего не должны. И мы никому ничего доказывать не будем. И мы не будем перед европейцами расшаркиваться: ребята, да мы нормальные, да возьмите нас в своё сообщество, да мы хорошие! Мы сами себе должны быть на уме. Мы должны быть людьми. Мы должны становиться богаче. Мы должны получить эмоции в своей стране. Мы должны её любить. Мы должны её изменять...” И в продолжение этой мысли: “Нужно быть спокойным и терпеливым, стараясь ежедневно по чуть-чуть улучшить эту страну. Этот путь более верный, хоть и медленный, но других путей нет. Нас не должно интересовать, что о нас будут писать в учебниках истории. Нас должно интересовать сегодняшнее качество жизни наших людей. С такими природными ресурсами, с таким интеллектуально развитым народом мы заслужили лучшей жизни. Вот к этому нам всем надо стремиться!”
У него свои, особенные, отношения с властью, в корне не противоречащие ей, но он может сказать ей в глаза, что о ней думает, в своих кратких высказываниях, своего рода афоризмах, иногда иносказательных:
“У нас модно ругать власть. А я не ругаю и не хвалю. Потому что у меня есть своя маленькая страна в 380 тысяч человек, делающая меня независимым. Внутри ее пробую насадить законы, которые считаю честными, справедливыми и важными, но при этом они не должны идти вразрез с общечеловеческими вещами. Это наш вклад, чтобы страна менялась”.
“Проблема власти, лидера, окружить себя профессиональными помощниками. У нас, к сожалению, власть нанимает лояльных, а не профессиональных”.
“Если не можешь повлиять на государство, надо о себе подумать”.
“Я не герой, и если меня ударят палкой по голове, мне будет больно. Потому иногда пригибаюсь, чтобы пуля пролетела выше”.
“В политику я никогда не полезу по одной простой причине — я уязвим. У меня есть собственность, только когда у тебя есть деньги на швейцарском счёте, о котором никто не знает, можно выходить и чесать языком”.
“Государство, когда ему что-то надо от народа, называет себя “Родиной”.
“В рамках составления “правильного бюджета страны”: если в стране работают гастарбайтеры, то строчки “пособие по безработице” быть не должно”.
“Социальная ответственность приводит к тому, что на улицах появляется куча бездельников, которые приходят и говорят: “Помогите нам, помогите нам!”
“На Кубани родился, и умереть хотел бы здесь. Если противоречия с российской действительностью станут антагонистическими, тогда, наверное, в Новороссийск, на последний пароход”.
Нетрудно понять, что это намёк на русский исход в Гражданскую войну, но полагаю, что его разногласия властью не дойдут до столь принципиальной черты.
И снова о себе и в то же время не только о себе: кто-то из его земляков в Краснодаре составил цитатник из его изречений, который может быть своеобразным учебным пособием для молодого поколения не только предпринимателей:
“Я не знаю, кого благодарить, что я родился в это время и в этой стране. Это невероятная страна в невероятное время!”
“Надо найти себе дело, чтобы занять этот промежуток между рождением и смертью”.
“Я ничего бы не мог сделать без команды, я — обычный человек”.
“Я родился предпринимателем. Был бы художником — был бы несчастлив. Был бы журналистом — был бы несчастлив. Был бы политиком — был бы несчастлив. Каждый должен научиться соответствовать своему ремеслу. Мы в России все специалисты широкого профиля. Но именно то, что мы должны делать, мы делаем плохо. Когда мне говорят: “Наверное, ваша следующая цель — политика” — меня это невероятно оскорбляет. Потому что я считаю, что нет ничего выше моего ремесла”.
“Предприниматель — это человек, проживающий свою собственную жизнь, а не жизнь под копирку. Многие читают истории успеха и пробуют чему-то соответствовать, но копия всегда будет хуже оригинала. Только через своё осознание мира ты, может, к чему-то придешь”.
“Мне нравится зарабатывать деньги. Нет, не так, во-первых, я мужчина. Я должен зарабатывать деньги. Не кому-то должен, а природа меня таким создала. Второе — каждому нравится заниматься тем, что у него получается. Мне кажется, что пока в предпринимательстве у меня получается. И это мне нравится. Третье — у меня есть какие-то цели. Например, иметь лучшую в России детскую футбольную школу”.
“Когда ты боишься потерять всё, ты должен признать, что у тебя уже нет той воли, которая была. Надо уважать себя, надо верить в себя”.
“Любой человек всю жизнь должен работать над собой, у него должно быть открытое сознание, он должен слушать, что говорят другие”.
“Ты должен быть заточен на новое, и оно замещает в голове старое”.
“Я жизнь не рассматриваю как совершённые ошибки, а рассматриваю как полученные достижения и удовольствия”.
“Люди заслуживают сострадания и имеют безусловное право сетовать на жизнь. Предприниматели нет. Предприниматели — не люди”.
“Не надо пробовать всем зарабатывать деньги предпринимательством — каждый должен зарабатывать деньги тем, к чему у него склонность”.
“Важное качество предпринимателя: умение неожиданно сказать об очевидных вещах, что всё это фигня. Надо иногда людей в шоковое состояние вводить. Атмосфере электризуется, электризуется — бац, что-то родилось”.
“В празднике тоже есть что-то: едешь на работу и никаких тебе пробок”.
“Правильная жизнь — это когда получаешь удовольствие от того, что делаешь”.
“Меня интересует только то, что произойдёт только в этой жизни, что будет после меня, меня не очень интересует. Я живу в Краснодаре — на этом месте 2000 лет назад кочевали скифы и сарматы. Они говорили: “Это наша земля!” Кто о них сейчас помнит?”
И, наверное, главное:
“Я зарабатываю деньги, чтобы их тратить... В гробу карманов нет! Ты заработал в обществе, и должен отдать этому обществу”.
И он отдаёт... После армии он поступил на экономический факультет Кубанского государственного университета, подрабатывал грузчиком. В 1989 году на третьем курсе написал статью на тему финансовой ликвидности и без тени сомнения отправил её в авторитетный в финансовой сфере журнал “Финансы и кредит”. Эксперты издания “слегка обалдели” от профессионализма и аргументации студента и статью опубликовали. На родной Кубани сам факт публикации в таком журнале и её тема произвели большое впечатление на банковские структуры. Третьекурсника университета пригласили на беседу в один из коммерческих банков, а после этой беседы сделали предложение, от которого бедный студент, по совместительству грузчик, не смог отказаться. К концу университета он уже был заместителем управляющего крупного коммерческого банка. Ему прочили большое будущее в банковском деле, но оно его не удовлетворяло, его не устраивала сама суть банковского дела. Сначала, как и Александр Паникин, начинал с малого: занимался оптовыми поставками парфюмерии в южные регионы страны, избегая конкуренции с крупными розничными компаниями. Но уже в 1994 году в посёлке Лазаревском около Сочи, в котором он родился, откроет гипермаркет, в котором цены на протяжении 20 лет будут гораздо ниже, чем во всей стране. Он не любит, когда его называют патриотом: “Я не патриот. Я просто человек, живущий в этой стране. Вы считаете, что я патриот? Мне это слово не нравится. Патриот — это метка. Ты — патриот. А вот ты — не патриот, пусть тебе будет стыдно. Нет, не патриотов в природе физиологически нет, невозможно не любить, не быть привязанным к месту, где ты родился”.
И уже в 2000 году открывает по стране сеть розничной продажи магазинов “Магнит”, мало кто знает расшифровку названия: “Магазин низких тарифов”, заработанные деньги вкладывает не в кипрские паспорта или недвижимость в Дубае или Лос-Анджелесе, а — в детстве страстный шахматист и футболист, в шахматах даже добился немалых успехов, кандидат в мастера спорта, чемпион Краснодара, но футбол, видимо, любил всё-таки больше, потому как в 2008 году, в отличие от “олигархов-патриотов” Романа Абрамовича и Алишера Усманова, тоже обожающих футбол, не вкладывает деньги в зарубежные клубы: ни в “Челси”, ни в “Арсенал”, ни в менее авторитетные европейские бренды — выбирает заштатный клуб в своем родном крае — “Краснодар”, который со временем войдёт в национальную высшую лигу. Что касается “Магнита”, далеко не всё было просто. Кроме вдруг народившихся после развала Советского Союза акул бизнеса, олигархов, народилась в результате эволюции по Дарвину популяция мелких хищников, своего рода человекообразных гиен, выходцев, в том числе, из среды спорта и комсомола, юридически определённых властью, как ОПГ, сами же они себя определили себя как “братва”. С обнищавших государственных структур нечего было взять, акулы бизнеса им были не по зубам, они восседали за бетонными стенами в окружении мощной охраны, вооружённой не только пистолетами, но и пулемётами, потому братки набросились на беззащитных представителей нарождающегося малого и среднего предпринимательства, по сути, не охраняемого законом. Это пережил и Александр Паникин, в ещё большей степени Сергей Галицкий, который принципиально платить “за крышу” отказывался. Причем неважно, кто приходил к нему с предложением “крышевать”: братки или представители правоохранительных органов, которые иногда в жажде халявы мало отличались от братков. Позднее в интервью “Коммерсанту” Галицкий рассказывал: “Мы не воровали алюминиевые заводы, мы открывали маленькие магазины. Бандиты же достаточно глупые люди, чтобы понять масштаб предприятия. Приходили, шло постоянное обсуждение чего-то. Мы чётко давали понять, что чего не будет — это выплат. Накаты продолжались несколько лет. Потом криминальным кругам стало понятно, что иметь дело с Галицким не получится. Пришлось выслушать немало угроз и пережить нападения. Например, когда мы пришли в один город и отказались платить, мне вешали на дверь квартиры траурные венки с надписью “От местной братвы”. В офис стреляли из гранатомета. В один из филиалов приходили с автоматом. Мы чётко знали, что не будем платить бандитам ни-ког-да!.. Однажды пришлось в одном из крупных городов по этой причине закрыть все магазины. Народ взбунтовался, тогда властям пришлось не нас отжимать, а прижать криминалитет, то есть заняться своим делом... Чиновники доставляли не меньше забот, тоже пытаясь отжать деньги, всячески препятствовали открытию магазинов, придумывали всякие причины, иногда магазины месяцами закрытыми стояли...”
И если Абрамович и Усманов только обожали футбол, покупая и перекупая клубы и футболистов, то Сергей Галицкий в 2010 году при своем футбольном клубе создал Академию футбола, крупнейшую в Европе, он во всём не разменивается на мелочи, в её 15 филиалах в Краснодаре, в 16 в Краснодарском крае и всего в 38 по всему югу России учатся, разумеется, бесплатно, 12000 мальчишек в возрасте от 6 до 17, и он, конечно, понимает, что только единицы из них станут профессиональными футболистами, но по большому счёту не в этом его футбольной академии цель. В ней уроки шахмат являются обязательной дисциплиной, потому что в придачу к накаченным мышцам шахматы развивают и мозги. В 2016 году построил в Краснодаре стадион “Колизей” на 35 тысяч зрителей, который ему обошёлся в 20 миллиардов рублей, признанный лучшим стадионом в Европе и третьим в мире. Закладывает на территории в 33,7 гектара парк “Краснодар”. Проектом парка занималось то же немецкое архитектурное бюро, спроектировавшее стадион “Колизей” — а до того спортивные арены в Сочи, Берлине, в Бразилии и ЮАР, — который горожане тоже принципиально называют Парком Галицкого, поначалу высаживает в нем 2300 деревьев. К этому потом добавляется Японский сад, подобного, кроме Японии, нигде в мире нет. Потом парк прирастает Садом Облаков, на этом проект не заканчивается... Но уже сейчас парк “Краснодар” признан, как “наиболее технологичный и экологический проект в мире”. А также, как лучший парк в мире в номинации Eurasian Park Amards. Парк обошёлся Галицкому в 4 миллиарда рублей, кто-то его сравнивает с меньшим по размеру парком “Зарядье” в Москве в 2,3 миллиарда, который Лужков построил за счёт городского бюджета, что, разумеется, хорошо, а Галицкий на собственные деньги. Каждый год в парке открывается что-то новое. Окончательное открытие парка намечено на май 2025 года. Посмотреть парк едут люди не только из Краснодарского края, но со всей страны. Постепенно Краснодар превращается в неофициальную столицу юга России. Сергей Галицкий вернул к жизни когда-то знаменитые кинотеатры “Аврора» и “Кубань”, уже десятилетия стоявшие в разрухе, попытки их восстановить за счёт бюджета каждый раз заканчивались коррупционными скандалами. Он “приватизировал” улицу Солнечную, ведущую к стадиону, посадил на ней 9 тысяч деревьев и положил около 60 тысяч кв. метров тротуарной плитки. А во что превращается улица Красная в Новый год! У ГАИ возникают большие проблемы, на въездах в город образуются огромные пробки из желающих посмотреть это чудо... Благодаря ему возникли в городе новые бульвары, скверы. Он реконструировал футбольное поле в университете, в котором учился... Но это только верхний, видимый слой его благотворительности, о которой он не любит говорить. Это его благотворительный фонд “Солнечный круг”, осуществляющий программы поддержки образования, здравоохранения, в частности, помощи тяжелобольным детям, социальной сферы. Как бы в продолжение дела Александра Паникина, поддерживает малые предприятия, инвестирует в инновационные проекты и программы, направленные на обучение и развитие молодых предпринимателей... Он, утверждающий, что он не патриот, говорит: “Я буду предлагать городу какие-то проекты, помогать, потому что каждый город в бюджете ограничен. Я житель этого города, хочу, чтобы он менялся в лучшую сторону. Я буду стараться. Но при этом, чтобы не вызывать изжогу ни у кого. Ни у жителей, ни у власти. То есть, если они хотят это, я сделаю. Нет, ладно, мы еще какой-нибудь проект придумаем...”
К личности Сергея Николаевича Галицкого большой интерес в обществе, а общество у нас если не расколото, то надтреснуто почти пополам. Интернет, в отличие от официальных СМИ, то и дело сообщает о его новых фактах благотворительности. Но кого-то, кто не показывает свое лица, а прячется, например, за словом “говорят”, или “по слухам”, не только его благотворительная деятельность, но и само его существование раздражает. Потому что оно, если не отрицает, то как бы выносит негласный нравственный приговор кое-кому. То в интернете почти с радостью сообщают, что за последние два месяца “провалилось” (им особенно нравится это слово) на 11 миллиардов рублей его предпринимательское дело, но деликатно умалчивают, что произошло это по целому ряду причин: он говорил, что немного устал, потому продал, не торгуясь, с большим убытком своё главное детище “Магнит”, на самом деле разошедшись во взглядах со своими компаньонами на его будущее, в котором “Магнит” уже не соответствовал его скрытому названию “Магазин низких тарифов”, а главное, у него случился рецидив тяжелой неизлечимой болезни, о которой, кроме самых близких, мало кто знал, и он вынужден был приструнить своих до того быстрых коней... Не было ни одного случая, чтобы Галицкий где-то как-то проговорился о своей помощи каким-то конкретным тяжело больным детям, об оплате их операций и переездов их вместе с родителями в различные, порой зарубежные, клиники, помощи многодетным семьям. Он считал это неэтичным, и вдруг в сети появляется восхваляющая его информация, что он купил большой дом семье, в которой родилась сразу пятерня, Галицкий не успел её опровергнуть, или даже вообще не видел её, как появилось другое сообщение: удалось выяснить, что в стране с 2017 года не было зафиксировано ни одного случая, чтобы у кого-то родилась пятерня, и получалось, что Галицкий занимается не благотворительностью, а пошлой и даже гнусной саморекламой... А в позапрошлом году по сетям – без капельки сочувствия — весть, со ссылкой, конечно же, на врачей, и первой об этом сообщила, конечно же, самая осведомлённая во всех важных событиях в стране и даже в Кремле, самая милосердная у нас, Ксения Анатольевна Собчак. А через какое-то время, уж помимо Собчак: чуть ли не ликующая весть, опять-таки с ссылкой на врачей, что Галицкому осталось жить меньше полугода и до 2025 года и до своего 58-летия он точно не доживет. А тут еще “обнаружили”, да, именно обнаружили, может, как говорят юристы, “в результате поисково-розыскных мероприятий” — на кладбище в посёлке Первомайском под Краснодаром рядом с родителями могилу его любимой и единственной жены Виктории Николаевны, умершей 14 июня 2023 года в возрасте 51 года, в последние годы безуспешно лечившейся в Италии от рака. В течение 30 лет она, не будучи публичным человеком, была его опорой и поддержкой, советником и вдохновителем всех его дел и начинаний, кое-кто даже утверждает, что она, бухгалтер по образованию, была мозгом его многопрофильной компании. Ну, тут уж, как полагается в самой высоконравственной части нашего общества, при живом Сергее Николаевиче Галицком стали гадать-судить, кому достанутся его миллиарды, к сожалению, у него осталось, кажется только 6? По всему, его единственной дочери. Полине. Тут же подсчитали, выяснили, что она входит в пятёрку самых богатых невест-наследниц, что вызвало необыкновенное возбуждение у потенциальных женихов, интернет раскалился до предела, вот-вот лопнет. Но, принципиально избегающий какой-либо рекламы и при абсолютной закрытости личной жизни, Сергей Николаевич Галицкий делает почти официальное сообщение, что он действительно тяжело болен и собрал заседание совета руководителей своей финансовой империи, на котором было заявлено и решено, и юридически заверено, чтобы ничего было невозможно изменить, что после него на его нынешние деньги и на те, которые будут зарабатываться компанией в будущем, продолжат финансироваться и футбольный клуб, и детская футбольная академия, и стадион, и парк и всё остальное, по крайней мере, в течение ближайших десятилетий...
А что касается богатой наследницы-невесты, что особенно волновало высоконравственное общество, о которой до этого вообще как бы ничего не было слышно, она не была замечена в каких-то светских тусовках, в скандалах, никаких ночных клубов, дорогих автомобилей, сотен фотографий в социальных сетях, хотя хороша собой, никаких брендированных шмоток и золота с бриллиантами, как принято в высшем высоконравственном обществе, хотя всё это она могла себе позволить. Она была скромной и воспитанной, училась не в Лондоне и не в Нью-Йорке, а в обыкновенной краснодарской школе, в которой училась её мать, закончила тоже не престижный иностранный вуз, и даже не МГУ, а экономический факультет Кубанского государственного университета, который закончили отец с матерью.
“Я хочу, чтобы у меня вырос нормальный ребенок, — говорил Сергей Николаевич Галицкий в интервью газете “Ведомости”, когда дочери исполнилось 15 лет, — я не хочу, чтобы дочь занималась бизнесом, потому что женщина и бизнес — это разные понятия, хотя бывают и исключения. Я не собираюсь настаивать на том, чтобы дочь чем-то занималась или не занималась. Хотел бы, чтобы она работала, а что будет делать, я не знаю. Но надеюсь, что никакие банальные салоны красоты ей в голову не придут”.
А пыл потенциальных женихов он потушил сообщением: “Я разговаривал с ней. Количество денег, которое у неё будет, будет достаточно ограниченным... Мне нужно, чтобы после меня финансировался клуб “Краснодар”, футбольная академия, стадион и все остальное… И она согласилась со мной. Следующее поколение должно иметь мотивацию...”
И последнее, что касается Галицкого: диагноз “острый миелобластный лейкоз” поставлен ему... в 16 лет. Получается, что вся жизнь его один сплошной подвиг, с этим страшным диагнозом, скрывая его, он работал грузчиком, служил в армии, играл в футбол и стал народным миллиардером, и, несмотря на торопящие его в последний путь, со ссылкой на неведомых врачей, прогнозы некоторых “почитателей”, он продолжает, слава Богу, жить и работать, хотя однажды, ещё в молодости, сгоряча сказал, что он благодарен Богу, но не верует в Него, Но тогда, может, Бог верует в него, что он пока ещё больше нужен на этом свете, чем на том, и потому не забирает его от нас...
И возвращаясь к Александру Степановичу Паникину. О политике он говорил, как и Сергей Николаевич Галицкий, неохотно. Тем не менее, с 1994 года он стал издавать газету с тем же названием “Панинтер”, которую бесплатно распространял в Государственной Думе, Совете Федерации, Московской мэрии, в других организациях, рассылал по стране, чтобы познакомить как можно больший круг людей со своим взглядом на будущее России. Может быть, он всё-таки был политиком, но, наверное, наивным и, безусловно, искренним. Может быть, он взошёл на чужое поле, путался в ногах, как кому-то казалось. Ему так не казалось, всё, что касалось России, он считал своим, кровным. Он встречался с теми, кого считал знаковыми фигурами времени, пусть и не всегда ему приятными, порой даже духовно чуждыми. Ему хотелось понять их, публично вызвать на спор, может, переубедить их или победить в споре: с Гайдаром, Лужковым, Черномырдиным... Он мучительно искал пути спасительного обустройства России. Чтобы не только пощупать власть изнутри, пусть, на самом низшем уровне, где она ближе к простому народу, но и чем-то помочь ей, может, советом. Одно время пошёл в советники управы муниципального округа Замоскворечье и стал автором проекта о самоуправлении районов Москвы, правда, не того, который потом лёг в основы нынешней московской городской реформы. Его статьи находили горячий отклик в Москве и особенно в обиженной властями провинции, она видела в нём заступника. Неожиданно для него самого его книгу “Шестое доказательство (Записки русского фабриканта)” напечатал “Новый мир”, а потом ещё большей неожиданностью стал выход её в Германии, значит, и там к нему присматривались, как к предпринимателю и как к Человеку
В поисках единомышленников он рассылал свои книги по всей стране: может, где кто откликнется. Не гнушался такими адресами, как сельские библиотеки или даже музеи, справедливо полагая, что в музеях работают, как и в нынешнее время, люди нищие материально, но не нищие духом, самые главные и искренние патриоты и государственные люди, болеющие за государство.
Две из трёх своих книг он прислал мне. Я прочёл, они задели душу, но не ответил, посчитав это не обязательным, полагая, что человек взял справочник Союза писателей и послал всем от “а” до “я” по алфавиту, благо средства позволяют, а писательские справочники тогда ещё издавались, потому как тогда писательское дело считалось ещё профессией, а не хобби. Но через какое-то время получил от него короткое письмо: “Я посылал Вам свои книги. Дошли ли они до Вас? Мне хотелось бы узнать ваше мнение... Мне случайно попала одна Ваша статья, и увидел в Вас единомышленника...”
Так завязалась наша переписка. Впрочем, писал больше он, делясь своими неуёмными планами, удивляя и в то же время пугая — “Неужели ему больше некому ими поделиться?” — в очередной раз ошеломляя меня, в ту пору совсем отчаявшегося, своими оглушительными замыслами. Реже созванивались. В один из разговоров сказал, что он намерен продвигать свой “Панинтер” в регионы, создавая филиалы в малых городах, может, это для него станет главным.
“Рад, что Вы откликнулись на мое письмо-предложение об участии в проекте “Русские гении”! — писал он мне 11 сентября 2001 года. — Наш проект начнётся в первом квартале будущего года... Мне интересен Ваш уникальный опыт организации без помощи государства с нуля экспедиций по поиску пропавших полярных экспедиций и Ваших спелеологических экспедиций. Хорошо бы, если бы мы в начале года, сразу после новогодней десятидневки встретились... Впечатляет размах и широта Вашего ежегодного Международного Аксаковского праздника. Сожалею, что не смогу быть на нынешнем, ибо в это время уезжаю по делам в Германию. Получил большое удовлетворение, прочитав ваши публикации. В наше время бездействия и общей апатии очень важно нахождение таких личностей, как Вы, заряженных энергией”.
Надо ли говорить, что это письмо было для меня большой духовной поддержкой, о чем он мог и не подозревать.
28 декабря, в самый канун 2002 года, он писал мне: “Получил Ваше письмо и книгу, и еще раз убедился, что идеи и мысли, выраженные в моих книгах, близки Вам. Когда общество погружено в апатию и безразличие, каждый неравнодушный человек, обладающий потенциалом к действию и заинтересованный в возрождении страны, — росток надежды. Мне кажется, пришла пора подумать об объединении всех, кого по-настоящему беспокоит судьба Отечества. В сегодняшних условиях процесс собирания единомышленников достаточно труден — ограниченность материальных ресурсов у тех, кто ничего не украл и не близок к власти, создаёт свои сложности. Зато у нас есть нечто неизмеримо более ценное — внутренняя сила и свобода. Создание общественного движения, основанного на таких принципах, значительно более интересное предприятие, чем примитивное политиканство, имеющее своей целью власть и возможность распоряжаться материальными благами. Я был бы рад сотрудничеству с Вами, для этого готов предложить конкретные варианты для совместной деятельности...
Я чувствую, что Вы мужественный человек, который может “выплывать” из невзгод и в одиночку, но мне хотелось бы пожелать Вам, чтобы рядом всегда были любимые люди и друзья! С Новым 2002-м годом! Крепкого Вам здоровья и терпения. Жду встречи с Вами! Храни Вас Бог и всего Вам доброго! С уважением А.С.Паникин”.
Я получил это письмо, как оказалось, уже после его смерти.
Не подозревая о беде, купил билет в Москву, благо, у меня были в ней и другие дела. Только перед самым отлётом на всякий случай решил позвонить...
Ни одна общероссийская газета, ни один общероссийский телеканал, кроме московского, не сообщили о его смерти. Миллионы людей, в том числе носящих его добротный и дешёвый трикотаж, не узнали о его кончине. В то же время не было, наверное, ни одного издания, ни одного телеканала, который в эти дни не сообщил бы, — более того, это было представлено чуть ли ни национальной трагедией, — когда у пошлого шута, любимца, как оказалось, не только либерально-демократической попсы, Жванецкого, украли “Мерседес” (не иначе, как в целях компенсации Президент России вскоре сделает его лауреатом Государственной премии). Родные и близкие Александра Степановича были убиты горем, над гробом шумно гудели, каждый пытаясь записать его в соратники, жирные политические мухи, внутренне глубоко чуждые ему люди, в том числе М.С.Горбачёв, А.Н.Яковлев... Потом кто-то даже напишет, что он дружил с Горбачёвым. Мало того, их охрана долго не давала проститься с ним нормальным людям, а потом уже по сценарию на это и не было времени. Россия, тогда по-прежнему живущая в Зазеркалье, кажется, принципиально не заметила смерти русского фабриканта и мыслителя Александра Степановича Паникина, словно его и не было, в том числе и так называемая патриотическая пресса, потому что он не вписывался и в её понятие о русском патриоте: по её представлениям, он должен был непременно кричать на митингах и демонстрациях, зачастую вместе с коммунистами, обличая врагов, рвать рубахи на груди по погибающей России, в том числе в нищих писательских застольях во время своих патриотических, не легитимных для власти, пленумах и съездах, вместо того, чтобы что-то реально делать для будущего страны.
Тогда я, на девятый день после его смерти, ещё не остыв от беды, написал нечто вроде статьи-некролога. Она заканчивалась так: “Но не дает покоя мысль: неужели Божья воля остановила его на самом взлёте? Не хочу верить — тогда трудно верить в будущее России, если Бог останавливает или забирает к себе раньше времени ему подобных! Или всё проще: просто сердце не выдержало многолетнего напряжения, не однажды следственного изолятора, бюрократической злобы, зависти, ненависти, что он, определённый не только властью, но и до поры даже униженным обманутым народом, в “воры”, жил как раз не по воровским законам, а, наоборот, в противовес им? Повторяю: его принципиально не замеченная в разгуле гнусного телевизионного застекольного шоу-беснования смерть мне представляется знаковой: своей короткой, но по-своему яркой жизнью он доказал, пусть это видели и немногие, что нынешняя Россия — не только бандитский, пусть и окультуренный властью общак, созданный на развалинах великой империи за счет обрушенного в нищету народа, но и трепетная душа верных её сынов и их страстное желание и старание помочь этому народу обрести веру в будущее. А смерть его уже даже не на взлёте, а на набранной высоте, если она не случайна, наоборот, доказывает, — и меня точит эта мысль, — что пока Россия по преимуществу всё-таки ещё воровской общак. Или, точнее: после его смерти она снова в большей степени стала воровским общаком, потому что без него уже и одной руки лишнего, чтобы сосчитать подобных ему и так ныне нужных России людей, о которых, как и о нём, большинство из нас не знает, так как они ничего не украли, и потому они не в славе и не в почёте. Получается, что победа опять отдалилась от нас, получается, что опять победила она, хотя прямо его не убивала, — стая барракуд, рвущих страну на куски, и сколько бы они ни стреляли друг в друга, сколько бы тайно родная им власть ни устраивала пошлых спектаклей о розыске, в том числе Интерполом, их меньше не становится. А он умер, и, повторяю, чтобы сосчитать подобных ему, пальцев одной руки теперь лишнего...
За что Господь снова и снова наказывает нас?! Неужели Он крест безнадежности поставил уже на России?!
Я ищу и не нахожу на этот вопрос ответа.
Да упокоится душа Раба Божьего Александра!
Нет, он и там будет страдать, и мучиться по России...”
Я не знал, куда пойти со своей тоской-криком, зайдя в не легитимный Союз писателей России, юридический статус которого был равен статуса кружка кройки и шитья при каком-нибудь домоуправлении, показал статью его председателю, Валерию Николаевичу Ганичеву. Он немедля дослал её в уже отправленный номер журнала “Роман-журнал XXI век”.
— Поговори в “Панинтере”, чтобы как можно больше узнало о нём людей, мы можем допечатать дополнительный тираж, для них это копейки...
Я поехал в “Панинтер”, вдовы Александра Степановича Паникина, Галины Ивановны, которая теперь становилась главой концерна, на месте не было. “Взяла отпуск”. Это было понятно — после пережитого. Вместо неё в кабинете, удобно развалившись в кресле, сидел незнакомый мне человек. Я объяснил, с чем пришёл, на что получил ответ:
— К сожалению, у нас в связи с похоронами закончился квартальный бюджет на рекламную продукцию. Пришлите по почте по выходу журнала номера два, нам хватит...
Я был противен себе за пришедшую неожиданно мысль, что я присутствую при начале смерти “Панинтера”.
Позже в интернете прочитаю.
Некая Ирина Телицина: “Компания “Панинтер” лишилась хозяина с ярко выраженной харизмой. В российском среднем бизнесе стало одной знаковой фигурой меньше. С прошлой недели “Панинтер” фактически возглавляет Галина Паникина — вдова основателя фирмы Конкуренты считают, что со смертью Паникина положение возглавлявшейся им компании может серьезно ухудшиться, слишком многое в “Панинтере” замыкалось на Александре Паникине”.
Некто Марк Федин добавлял: “В прошлом году в России уже был создан прецедент, когда крупную компанию после смерти владельца возглавила его жена, но человеку, пришедшему на смену основателю-владельцу-президенту в концерн, состоящий из нескольких разных направлений, в любом случае будет нелегко... К моменту сдачи номера в печать информации о том, собирается ли Галина Ивановна Паникина продавать предприятие или продолжит им руководить, не было...”
Через год, прилетев в Москву, выходя из метро, на красочно оформленном здании магазина “Панинтер” — Паникин, как я уже говорил, специально старался строить их около станций метро, чтобы это было удобно не столько для москвичей, сколько для плохо ориентирующихся в огромной Москве приезжих из малых и больших городов России, о которых он болел душой, — не увижу его вывески, но внутрь заглянуть не решусь, предвидя, что там увижу. В другой прилёт все-таки заглянул: там был сплошной китайский ширпотреб...
Татьяна Зенкина, личный секретарь Александра Степановича Паникина, его верный помощник, писала в письме:
“Выходные проводил на собственной даче под Клином, ни разу не выезжал за границу на отдых, отдыхал только в Сочи, из одежды предпочитал обычные джинсы и свитер. Он отдыхать вообще не любил и не умел. Построил дачу и — отдыхай! А он: посмотрел — земля простаивает, рядом крестьяне, молоко некуда девать, построил молокозавод, оказалось — и себе, и людям в радость. Мало того, оказалось, ко времени, издательство себя не окупает, молокозавод спас. У него так во всём было, что ни начинал, иногда вроде бы случайно, всё оказывалось, к делу. В последние годы практически не занимался концерном, считая, что все отлажено, мучился в поисках нового, новых людей. Писал письма, звонил... Писал новую книгу, мечтал сформулировать мировоззрение, которое выведет человека за рамки сугубо материального, без этого ему не подняться. Он нанял экономистов, с которыми пытался разобраться в различных экономических моделях хозяйства в разных странах. Много читал. Пытался разработать “нравственно-экономическую концепцию” будущей России... Осталась его не оконченная, больше набросками, рукопись, в которой, наверное, только сам он мог бы разобраться. Сырая, как он сам говорил. Торопился, сидел над ней не только по выходным, но и ночами... Не собирался умирать... Наброски концепции заканчиваются такими словами:
“Не безудержное обогащение, а освобождение творческих способностей человека — это энергия гигантской силы, способная повернуть движение нашей страны в новое русло”.
“Нравственно-экономическая концепция”, как он её сам называл, будущего развития России Александра Степановича Паникина пока не стыкуется с нынешним нравственно-экономическим климатом России, когда, к примеру, глава так называемого ПАО, публичной акционерной компании, получает в день зарплату в 18,5 миллиона рублей при средней зарплате по стране якобы в 80 тысяч рублей, хотя она на самом деле гораздо меньше, а народный миллиардер Сергей Николаевич Галицкий в своей нравственно-экономической концепции утверждает, что миллиарды не возьмёшь с собой в гроб, он без кармана. Сергей Николаевич Галицкий, безусловно, умный и мудрый человек, никто не спорит, но и он может чего-то не знать: может, на том свете есть какой-то особый отдел или даже остров, — вне ведомства Бога, — куда без миллиардов — в любой валюте, но лучше всё-таки в долларах, — не пускают...
МИХАИЛ ЧВАНОВ НАШ СОВРЕМЕННИК № 3 2025
Направление
Память
Автор публикации
МИХАИЛ ЧВАНОВ
Описание
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос