МУЧЕНИКИ ХХ СТОЛЕТИЯ
К 110-летию начала Первой мировой войны
“Сила Божия дала такую крепость душам верующих, что они готовы были перенести даже тысячу смертей”, — говорил св. Иоанн Златоуст о мучениках первых веков христианства. Когда читаешь документы и воспоминания о тяжком и унизительном положении русских военнопленных в австрийских и немецких лагерях в годы Первой мировой войны, то на память приходят именно эти слова. И поневоле задаёшься вопросом: что же помогло им оставаться людьми в нечеловеческих условиях? Сохранить в себе сочувствие к товарищам по несчастью, сострадание, выдержку, мужество переносить испытания? И понимаешь: только сила духа. Именно она помогла продолжать сопротивление, сохранять верность Родине, память о родных и близких, наконец, желание жить.
Законодательство о военнопленных
Когда в августе 1914 года начиналась Первая мировая война, никто из её участников не предполагал, что она затянется на долгих четыре года. И уж тем более никто не мог предположить, что после её окончания с карты мира исчезнут четыре великие империи: Австро-Венгерская, Германская, Османская и Российская. На полях сражений останутся 10 миллионов убитых, 18 миллионов получат ранения, более миллиона фронтовиков вернутся домой искалеченными и больными, восемь с половиной миллионов окажутся в плену.
Первая мировая война изменила не только вооружение и способы ведения боевых действий, изменилось само представление о войне. Как подметил А.Н.Толстой, “все представления о войне как о лихих кавалерийских набегах, необыкновенных маршах и геройских подвигах солдат и офицеров оказались устарелыми <...> С первых же месяцев выяснилось, что доблесть прежнего солдата, огромного, усатого и геройского вида человека, умеющего скакать, рубить и не кланяться пулям, бесполезна. На главное место в этой войне были выдвинуты механика и организация тыла. От солдат требовалось упрямо и послушно умирать в тех местах, где указано на карте. Доблесть и лихость были излишни. Понадобился солдат без традиций, штатский, умеющий прятаться, зарываться в землю, сливаться с цветом пыли. Романтические постановления Гаагской конференции — как нравственно и как безнравственно убивать — были просто разорваны. И вместе с этим клочком бумаги разлетелись последние пережитки никому уже более не нужных моральных законов”1.
Постановления Гаагской конвенции, которые писатель называет “романтическими”, были приняты в 1907 году и подписаны 44-я странами, в том числе Россией. В 7-й статье 2-й главы этого документа говорилось: “Содержание военнопленных возлагается на правительство, во власти которого они находятся. Если между воюющими не заключено особого соглашения, то военнопленные пользуются такой же пищей, помещением и одеждой, как войска правительства, взявшего их в плен”2.
На основе норм международного права в России в 1914 году было утверждено Положение о военнопленных, согласно которому военнопленными считались только “лица неприятельских сухопутных и морских ВС (кроме шпионов)”, подданные воюющих с Россией государств, входящие в состав экипажей торговых судов и сопровождающие неприятельскую армию — газетные корреспонденты и репортеры, маркитанты, поставщики. С ними надлежало “обращаться человеколюбиво”, не стеснять в “исполнении обрядов их вероисповеданий”, сохранять при них собственность в неприкосновенности (кроме оружия, лошадей, военных бумаг). Военнопленных было разрешено привлекать к “казённым и общественным работам”, но не изнурительным и не имеющим отношения к военным действиям. “Оплате вознаграждением” они не подлежали. Пищевое довольствие должно было быть “по возможности наравне с нижними чинами русских войск”. Высшие офицерские чины должны были кормиться сами из выплат согласно табели окладов жалования по чинам в русской армии от 1 мая 1899 года3.
Исполняя положения Гаагской конвенции на своей территории, Россия предполагала, что и по отношению к её военнопленным будут применены те же нормы права. Однако в реальной жизни всё оказалось совсем не так, как на бумаге.
Использование труда военнопленных практиковалось во всех странах-участницах войны, а вот применение их труда на линии фронта и тяжёлых физических работах запрещалось всеми нормами международного права. Как и жестокое отношение к пленным. В Австро-Венгрии военное министерство уже в августе 1915 года издало циркуляр, предписывавший использовать пленных на работах “военно-оборонительного характера”. Планировалось, что военнопленные будут выполнять подобные работы за денежное вознаграждение. Однако для русских пленных приказ рыть окопы и строить укрепления на линии фронта против российских войск был равнозначен предательству. Поэтому хоть за вознаграждение, хоть под страхом применения устрашающих мер — палочных ударов и подвешивания к столбу — пленные работать отказывались. Показателен случай, происшедший в лагере Терезиенштадт. Там пятьсот человек наотрез отказались работать на линии фронта, и когда прозвучала угроза расстрела, по обычаю переоделись в чистое бельё и выстроились, чтобы принять смерть. Офицер при виде спокойно стоявших и безропотно ждавших смерти пятисот человек был настолько поражён, что не привёл приказ в исполнение, а отправил их под арест на две недели4.
Другой случай произошёл на перевале Брегисер. Сюда для строительства оборонительных укреплений против наступления итальянских войск 26 мая 1915 года под предлогом отправки на работы в частные хозяйства были переправлены русские военнопленные. Вся тысяча военнопленных солдат и унтер-офицеров отказалась от работ. Когда лишение пищи и подвешивание к столбам группами по десять–двадцать человек ничего не дали, начальник партии пригрозил всем расстрелом. Пленных построили, и они стали готовиться к смерти: молились, крестились и клали земные поклоны. Шестьсот человек не выдержали морального напряжения и согласились работать, ещё двести человек согласились спустя четыре дня, в течение которых им не давали есть. Оставшиеся двести военнопленных, так и не согласившиеся работать на линии фронта, были построены вдоль шоссе. Унтер-офицера лейб-гвардии Измайловского полка Фёдора Лунина и ещё пятерых солдат поставили перед строем и задали вопрос: будут ли они работать? Вслед за отказом Лунину завязали глаза, он перекрестился, положил земной поклон и, вытянув руки по швам, стал ждать смерти. Его и троих солдат — Филиппа Куликова, рядового 193-го Свияжского полка, Ивана Катаева, рядового 47-го Украинского полка, и Ивана Тимофеева, рядового 324-го Клязьминского полка, — расстреляли. Определением Святейшего Правительствующего Синода память этих мучеников-героев была увековечена в церквах, где они были прихожанами. А на площади Тирольского города Бренненбад был поставлен деревянный крест с надписью: “1 июня 1915 года здесь умерли четыре русских нижних чина. Мир и покой!”5.
“Мы были готовы есть и камни...”
Многие бежавшие из плена солдаты и офицеры рассказывали об особо пренебрежительном и жестоком отношении к ним как на стадии этапирования, так и в пунктах временного и постоянного содержания. Эти свидетельства фиксировались в опросных листах, собранных, в частности, разведотделениями при штабах командующих фронтами.
Так, в опросе бежавшего из плена рядового 324-го пехотного Клязьминского полка Григория Кузнецова от 6 июля 1915 года сообщалось: “Кормили нас в дороге плохо и мало, давали 1 котелок кофе на двух и по 1/2 фунта хлеба, хлеб плохой из гречневой и кукурузной муки... Германские солдаты отбирали одежду, особенно сапоги; у меня они отобрали часы... Конвойные русины продавали нам хлеб по 50 коп. фунт...”6.
Подпрапорщик 12-й роты Сибирского полка А.Денисов и младший унтер-офицер Иван Банифатьев рассказывали о том, как их гнали в составе колонны военнопленных к границе, а затем везли по железной дороге в Германию: “Из Брезин повели нас почти раздетых, без сапог и шинелей к границе. Многие из нас были раненые, больные. Шли мы 6 дней. Нас не кормили. Подведут к яме с картошкой или свёклой и кричат: “Ешьте, русские свиньи”.
Раненые, истекая кровью, шли версты две. Хотя мы друг друга всю дорогу и поддерживали, но, выбившись из сил, отставали и падали. Отсталых немцы всех убивали. До границы нас не дошло и половины. Здесь посадили нас в грязные вагоны. В каждый вагон набили человек по 80–90. Везли нас с запертыми дверями. Окошек не было. Духота — невыносимая. От истощения и тесноты некоторые умирали. Мы их клали к стенке вагона. Стон, крики раненых и больных наводили на всех ужас. При виде всех этих страданий некоторые из нас были близки к сумасшествию. Я, говорит Денисов, несколько раз плакал. В Берлине наши вагоны открыли. Мёртвых из вагонов мы вынесли. Нам дали супу и по небольшому куску хлеба; хлеб был с соломою, но мы были готовы есть и камни...”
После этапирования пленные попадали в лагеря, где положение было не лучше. Все лагеря для военнопленных делились на офицерские и солдатские, и если в первых условия содержания были ещё сносными, а иногда даже удовлетворительными (некоторые группы русских офицеров размещались в старинных замках и в зданиях бывших санаториев и пансионатов), то в солдатских лагерях ситуация была поистине ужасающей.
Рядовой 6-й роты л.-гв. Семёновского полка Василий Кузнецов рассказывал: “...В Сувалках пленные производили работы. Я лично работал по хозяйству и по погрузке на железной дороге, но мне известно, что наши пленные в районе Сувалок рыли окопы даже под огнём русской артиллерии, причём трое были убиты... С пленными русскими немцы обращаются очень плохо. Бьют палками, почти не кормят. Для солдат из евреев делают исключение и назначают старшими на работы...”
Нижние чины фельдфебель 206-го Сальянского пехотного полка Иван Лаврентьев Аношенков и старший унтер-офицер 74-го Ставропольского полка Захарий Иванов Жучёнок, вместе бежавшие из плена, сообщили: “В плену кормят очень плохо, бывает поэтому много краж нашими пленными. При погрузке провианта двух наших пленных нижних чинов расстреляли в Раве-Русской за то, что взяли одну бутылку вина и несколько хлебов. Обращение жестокое...”7.
11 июля 1915 года в газете был опубликован рассказ ещё двух беглецов — младшего медицинского фельдшера 314-го полевого подвижного госпиталя Ивана Еленского и стрелка 39-го Сибирского полка Нила Семёнова, подробно описавших своё пребывание в лагере военнопленных и особенности распорядка в нём: “Пленные помещались в конюшне квартировавшего там до войны кавалерийского полка. В каждом стойле было размещено по 6 человек, что создавало невероятную тесноту. Вскоре же появились разные заболевания. В первое время пленным давали три фунта хлеба на два дня, но это продолжалось не более двух месяцев, после чего те же три фунта давали на пять дней, а иногда не выдавали по несколько дней. На завтрак и ужин пленным отпускался чёрный кофе, горький, не больше одного стакана на каждого, а обед состоял из жидкой похлёбки в очень недостаточном количестве. Положение ухудшалось тем, что немцы никому не разрешали иметь деньги и с первого же дня отняли не только все деньги и ценные вещи, как-то: часы, кольца и проч., — но даже сняли со всех шинели и сапоги, выдав взамен их деревянные башмаки, которые были невероятно тяжелы и тёрли ноги.
Когда появились среди пленных больные, то никакой медицинской помощи им не оказывали; немцы не верили в их болезни, подозревали притворство и отправляли к врачу лишь тогда, когда больной в изнеможении падал на работе или был уже близок к смерти в вонючей конюшне. Кроме этих доказательств болезни, немцы ни во что не верили. При заявлении пленного о недомогании его обыкновенно били тесаками и прикладами, после чего гнали на работу. Много таких больных умерло прямо на работе. Курить пленным не разрешали под страхом жестокого наказания. В течение первых нескольких недель плена им запрещено было говорить что-либо между собой, что явилось непосильной тягостью для несчастных, лишённых даже этого утешения. ...Несмотря на тесноту и грязь в помещении и сопряжённую с этим нечистоплотность пленных, немцы ни в коем случае не позволяли им помыться, мотивируя это тем, что русские — свиньи и в этом не нуждаются...”8.
Выносить эти условия было невероятно тяжело, случаи самоубийств в лагерях были часты. Письма из России шли долго, посылки, которые отправляли родственники и благотворительные организации, или не доходили, или же оказывались разворованными по дороге.
Воплем отчаянья выглядит сохранившееся в архивах письмо, пришедшее из Германии: “Мы, русские военнопленные в Германии, со слезами молим нашу матушку родимую не забывать своих сынов, томящихся в неволе, терпящих в плену обиды и унижения, голод и издевательства. За тебя, ненаглядная, мы подвергаемся гонению, биению, у раскалённой печи стоянию, к столбу привязыванию, подвешиванию, на земле распинанию, собак травлению... Многих ты, родная, увидишь в лике исповедников, мучеников за тебя, погибших не честною смертью в поле, а в бусурманской земле, не пожелавших отречься от тебя. Твои сыны остались верными тебе, родная, до конца. Но ты их не забывай, поддержи их хлебом; не дай им погибнуть от голода, мать родная, дай нам силы дожить, увидеть, взглянуть на тебя, ненаглядная, Русь Святая! Просим с умилением тебя: помни своих сынов в неволе и в молитвах святых их помяни!”9.
Одни строили дороги, другие ваяли и плясали
В любом плену жизнь не сахар, но, сравнивая условия содержания в лагерях военнопленных из России и других государств, нельзя не увидеть бросающееся в глаза различие. Комиссия Красного Креста, проводившая обследование немецких и австрийских лагерей после многочисленных жалоб англичан, французов и бельгийцев в 1914 году, нашла их условия содержания в 1915-1916 годах вполне удовлетворительными. Хорошее состояние бараков, наличие отопления, освещения, достаточного количества воздуха в помещениях, были даже матрасы, подушки и одеяла на кроватях и дощатых нарах.
Офицеры жили в отдельных комнатах по несколько человек. Везде в лагерях имелись обширные бани, хорошие кухни, разрешались прогулки на свежем воздухе. Тяжёлой работой их тоже не обременяли: иностранные военнопленные благоустраивали свои лагеря, мостили городские улицы или помогали в сельском хозяйстве.
При лагерях работали магазины, где можно было купить все необходимое: бельё, предметы личной гигиены, продукты. В Цоссене для французского офицера-скульптора была даже устроена мастерская (!). Пленные старшие офицеры получали от Германского военного управления по 100, младшие чины — по 60 марок в месяц. Жалобы, поданные пленными офицерами из европейских стран, в случае противоречия реального положения дел постановлениям Гаагской конвенции рассматривались военной администрацией10. Неудивительно, что процент смертности в этих лагерях был несоизмеримо ниже, чем в лагерях для российских военнопленных.
Показательно отношение австрийских и особенно немецких властей к представителям различных конфессий. Отправление религиозные обрядов мусульманам, иудеям, протестантам и католикам администрациями лагерей не только разрешалось, но всячески поощрялось, если не было вместе с пленными лиц духовного звания, то лагерное руководство находило их в окрестных деревнях и городах. В некоторых лагерях, например, в городе Цоссен и под Берлином, где было много мусульман, строили мечети. С большим размахом здесь отмечался байрам: заключённые освобождались от работ и обеспечивались праздничной едой, торжественные службы проходили в присутствии немецких генералов, турецких представителей и делегаций из других лагерей. Подчёркнуто лояльное и уважительное отношение к мусульманам объясняется стремлением немецких властей сформировать из пленных боеспособные части и отправить их в турецкую армию.
Военнопленные иудейского вероисповедания также оказались в привилегированном положении, на что повлияли многочисленные еврейские организации в Германии и в других странах, сумевшие наладить контакт с военным ведомством. Раввинам официально разрешалось проводить службы в лагерях, пленным — праздновать иудейский новый год и посещать находившуюся по соседству синагогу. В некоторых лагерях (Гермерсгейме, Раштатте, Пархиме) были организованы отдельные кухни, обеспечивавшие евреев религиозной пищей, а к Пасхе иудеям вместо хлеба раздавалась маца.
Вот как описывает жизнь пленных иудеев один из мемуаристов: “В форте Фридрихсхофен были размещены военнопленные израильтяне — унтер-офицеры и солдаты родом из России или Польши... С помощью раввина из Ансбаха для них была организована кухня, полностью отданная в управление пленным... Большинство из них вели себя хорошо, были скромны и довольны. Днём они занимались культивацией почвы вокруг форта. Зимой регулярно организовывались вечеринки и танцы. Танцевали они страстно. Им был предоставлен темный каземат с единственной керосиновой лампой в углу. Один из пленных играл на балалайке или скрипке, остальные часами танцевали. Угроза исключения из вечернего мероприятия приводила к чудесам послушания. Учитывая глубокую набожность этих военнопленных, в одном из помещений была устроена синагога. В крупные еврейские праздники они освобождались от работ”11.
Что же касается православных священников, то их деятельность была во многих лагерях запрещена, известны случаи, когда священников насильно отправляли в Россию, и пленные лишались последнего утешения.
Находясь вдали от родины, в окружении враждебно настроенных к ним людей, пленные солдаты и офицеры испытывали тоску по всему, что было связано с Отечеством и Церковью. Богослужение давало возможность не только соединиться с Богом, но и окунуться в привычную атмосферу православного быта. “Во время первого совершения богослужения, — вспоминал священник Антоний Жукович, — рыдания плачущих заглушали мои возгласы; самому невозможно было удержаться от невольных слёз <...> Вообще, должен заметить, что никогда мне не приходилось наблюдать той горячности молитвы, усердия и благоговения, какое наблюдалось в плену”. Литургия, да и любое богослужение вообще, будь то молебен или панихида, имели в такой обстановке огромное значение12.
Православным священникам, русским по национальности, немецкие и австрийские власти препятствовали приезжать в лагеря. Особенно старались власти не допускать русских священников для пленных украинцев, которых немцы пытались привлечь на свою сторону. В таких лагерях пленных не только не ограничивали в богослужениях, но даже разрешали строить храмы с колокольнями. Служили здесь православные священники — граждане Австро-Венгрии из Галиции и Буковины.
Найти необходимое количество священников для всех лагерей в Германии и Австро-Венгрии было невозможно, поэтому власти поневоле разрешали священникам из пленных проводить богослужения. Разрешали формально, однако на деле часто препятствовали выполнять свои обязанности. “Местное лагерное начальство, — вспоминал иерей Антоний Жукович, — в лице командиров, унтер-офицеров и даже нижних чинов всевозможными мерами всегда препятствовало свободному и спокойному отправлению богослужения. Определённого места для совершения богослужения не было отведено <...> Часто бывали такие случаи, что богомольцев преждевременно уводили до окончания богослужения за ничтожными надобностями, как, например, на перекличку и т.п., или же не отпускали певчих на богослужение; назначали, например, богослужение в той команде, которая в этот день наряжалась на лагерные и кухонные работы; из других же команд в таких случаях никоим образом не позволяли чинам приходить на богослужение, хотя бы даже они не были совершенно свободны. Бывали и такие случаи, что наружные часовые лагеря не давали мне и конвоиру пропуска в лагерь, выдерживали меня у лагеря по несколько часов, и я ни с чем возвращался в своё помещение — в городские казармы”. Мешало богослужению и отношение немцев к православной святыне. Отец Антоний говорит, что очень часто немцы присутствовали на службе в шапках и с сигарами в зубах, а на протесты с его стороны не обращали внимания13.
Австрийский экспрессионист Эгон Шиле сделал несколько портретов русских пленных в лагере. Карандаш художника запечатлел давно не бритые, заросшие щетиной лица, измятые, потрёпанные шинели, но удивительные спокойствие и твёрдость взгляда, которые не могут оставить безучастным. Рисунки свидетельствуют о том, что портретист явно восхищался стойкостью наших соотечественников, с какой они переносили тяготы пребывания в плену. Позже Эгон Шиле признавался, что после рисования пленных русских ему стало казаться, будто в неприятельских странах живёт “больше мыслящих людей”, чем на его родине14.
Русские военнопленные в Словении
Известно, что за годы Первой мировой войны всего в плену оказалось около 8 млн военнослужащих враждующих блоков. Из них Германия и союзники потеряли пленными примерно 3,3 млн человек, Антанта (без учёта России) — около 1,4 млн человек. Сведения о численности офицеров и солдат российской армии, оказавшихся в плену в годы Первой мировой войны, сильно разнятся, современные исследователи определяют эту цифру пределах от 1,5 до 4 млн человек15. В Краинску Гору первые русские военнопленные прибыли вскоре после начала войны, осенью 1914 года. 25 человек из первой партии были сибиряки. Данные о том, сколько всего русских пленных было в Словении и сколько погибло в плену, являются очень приблизительными. Материалы, которые могли бы дать более точные сведения, остаются неисследованными в Военном архиве в Вене.
Современный словенский исследователь говорит о 10000 российских военнопленных, и “столько же, возможно, умерло при строительстве дороги через перевал Вршич, связывающий долины рек Сава и Соча. Австро-венгры сначала поместили этих заключённых в лагеря, затем начали использовать их как рабочую силу из-за недостатка местных мужчин, призванных в армию. Они работали и на фермах, и на строительстве запасных линий обороны для сражений у Сочи, оборудовании линии снабжения через Трновский лес, на прокладке пути от Кальце до Хотедрщицы около Постойны”16.
Но большинство работало на сооружении горной дороги через перевал Вршич. Этот перевал в Юлийских Альпах связывал долины рек Соча и Сава. Крутые склоны гор, поросшие лесом, ущелья, водопады не позволяли австрийцам проложить там постоянную дорогу. В 1906-1907 годах во время военных манёвров была проложена временная дорога с деревянными мостами для прохода воинских подразделений и тяжёлой техники. Наверное, эта дорога так и оставалась бы временной, если бы в мае 1915 года Италия не объявила войну Австро-Венгрии.
Основные силы австрийцев были сосредоточены на Балканах, где они воевали против Сербии, и на Восточном фронте — против России. Развернувшиеся бои в Галиции и под Перемышлем в 1914 году едва не привели к разгрому австрийской армии, и если бы не своевременная переброска немецких сил на Восточный фронт, то для Австро-Венгрии война могла бы тогда и закончиться. Открытие нового фронта на границе с Италией протяжённостью почти в 650 км сильно осложняло и без того незавидное положение австрийских войск.
Граница проходила через высокие горы, которые создавали для Австро-Венгрии естественную линию обороны. Прорвать её итальянцы могли только в двух местах — в Трентино и в долине реки Изонцо. Перевалы и дороги, ведущие к Трентино, австрийцы контролировали полностью, построив там мощные укрепления. А вот путь через Изонцо в сторону Словении и Триеста не был укреплён австрийцами, и потому итальянцы выбрали его. Для быстрейшей переброски сил и техники командование Австро-Венгрии решило срочно построить 30-километровую дорогу в Альпах, на строительство которой и привезли русских военнопленных.
Одну группу пленных разместили в 1915 году в двух бараках в Ново Место. Затем были перевезены ещё несколько сотен пленных русских и итальянцев. Из них создавали группы по 25 человек, при каждой группе был один конвойный и один переводчик из пленных, обычно еврей, который не работал. “Трассу до Тренты разделили на 12 участков, во главе каждого участка был поставлен инженер, — пишут словенские исследователи. — Работа началась на всех участках одновременно. Среди инженеров-строителей были в основном немцы из Чехии, а также несколько венгров. Первым участком дороги — от Краньской Горы вдоль Пишницы, где тогда ещё не было озера Ясна, до гостиницы “Эрика” — руководил словенский инженер Бештр, немецкие коллеги, среди которых было немало евреев, его недолюбливали по причине его славянского происхождения. Руководство стройкой было расположено в Краньской Горе, а затем в доме, построенном Карлом Римлом (Римлов дом — Riml Hutte), теперь это Дом в Лесу. Начальство отдельных участков помещалось также в Эрьявчевом доме (Vosshutte) и в Slovenische Hutte, теперешнем Тичарьевом доме. Строящаяся дорога получила название в честь эрцгерцога Эугена — “Erzherzog Eugen Strasse”. Она проходила по тому же месту, что и дорога, дошедшая до наших дней, но только у Русской часовни она огибала гору слева и выходила напрямую к Дому в Лесу. Её остатки видны до сих пор”17.
Строительство дороги продвигалось очень быстро. Ни выходных, ни праздничных дней у пленных не было, работали они без отдыха и в любую погоду. Закладывали взрывчатку, прокладывали проходы в горах, возили на тачках камни для укрепления дорожного полотна, возводили опорные стены, строили мосты и виадуки вдоль дороги. И всё это они делали в тяжелейших погодных условиях, в остатках той формы, в которой попали плен, не спасавшей ни от дождя, ни от снега. После работы они возвращались в холодные бараки, где невозможно было высушить одежду, получали котелок супа, больше похожего на воду, и кусок хлеба из муки пополам с соломой.
Тяжёлый труд, несчастные случаи, болезни и недоедания привели к тому, что вскоре в долине рек Савы и Сочи стали появляться деревянные кресты. Со временем они рассыпались, и сегодня их найти практически невозможно. Лишь несколько холмиков напоминают об этих могилах у часовни под Вршичем да маленький деревянный знак в деревне Предмейя, что выше города Випавы. Ещё один памятный знак о погибших в 1914–1918 годах — мемориальная пирамида недалеко от Предмейи, напоминающая о лагерных бараках, размещавшихся в местном лесу.
Трагедия на перевале Вршич
Жизни пленных уносили не только голод, холод и заразные болезни, но и множество несчастных случаев и аварий на строительстве. Жёсткое, а порой жестокое обращение властей с пленными, о чём вспоминали местные жители спустя годы, было причиной того, что организаторы работ по строительству дороги не обращали внимания на необходимые меры безопасности. Словенцы, хорошо знавшие капризы погоды в горах, не раз предупреждали об опасности схода снежных лавин, особенно после обильных осадков или во время весеннего таяния снега. Единственное средство защиты, которое было всё же построено, — это деревянные навесы над дорогой, да и то лишь в некоторых её местах.
Первая же зима заставила строителей дороги через Вршич убедиться в непредсказуемом климате гор и в правоте местных жителей. Наступление зимы сильно запоздало, старожилы говорили, что такого не бывало последние 35 лет. Снега не было ни в январе, ни в феврале 1916 года. Настоящий снегопад начался в начале марта и не прекращался в течение нескольких дней. Пленные расчищали дорогу, чтобы обеспечить бесперебойный поток транспорта на фронт. Между тем глыбы мокрого снега нависли над барачным посёлком.
В среду на первой неделе Великого поста, 8 марта 1916 года в час дня с южного склона Мойстровки и Робичья начался сход снежной лавины. Тонны мокрого, тяжёлого снега с силой обрушились на противолавинные щиты, смяли их, а затем погребли под снегом всех рабочих северного лагеря. О силе сошедшей лавины можно судить по тому, что она полностью смела мощную конструкцию двадцатиметрового памятника эрцгерцогу Эвгению, от которого не осталось и следа.
“Масштаб катастрофы, учинённой сошедшей лавиной, начали осознать лишь после таяния снега. Засыпанные люди под снегом были страшно изуродованы: оторванные головы, руки, ноги из-за упавших балок, раздавленные тела. Когда снег сошёл, погибших стали развозить на различные кладбища, больше всего в Краньску Гору, в братскую могилу, к тому месту, где потом была поставлена Русская часовня, на военное кладбище в Тренте, некоторых хоронили в отдельных могилах прямо на склонах.
В 1937 году были опубликованы воспоминания жителя Краньской Горы Г.Жерьява, в которых он сообщал, что было несколько сходов лавин, в первый раз — в первую неделю Великого поста, 8 марта 1916 года, затем во второй раз — в воскресенье 12 марта. Жертв лавины, судя по его записям, было 210 человек, из них 40 австрийцев, а остальные — русские. Автор записал эти данные со слов военного инспектора, у которого были списки погибших”18.
Более точные данные сообщают записи, сделанные в местной церкви, священник которой отпевал погибших, там говорится о 272 жертвах. Эти сведения совпадают с документами, находящимися в Венском военном архиве. Последним пристанищем этих жертв стало солдатское кладбище, как называют его местные жители, на Подлесе в Краньской Горе. Есть сведения о том, что в следующем, 1917 году при очередном сходе лавины погибло ещё 60 пленных.
Когда именно оставшиеся в живых русские пленные начали строить часовню в память о погибших товарищах — неизвестно, видимо, сразу после захоронения. Накануне праздника Всех святых часовня была освящена, и в ней отслужили первую панихиду. Праздник Всех святых по православному календарю отмечается в первое воскресенье после дня Святой Троицы, значит, в начале лета 1916 года часовня уже была построена.
С тех пор часовня на перевале Вршич стоит как напоминание о том, что никакие, даже самые жестокие лишения не способны отнять надежды, если человек сохраняет в себе веру. Неслучайно в рисунках, сделанных русскими пленными в лагерях, часто повторялось одно и то же изображение: прикованный к скале русский богатырь протягивает закованные в кандалы руки к храму со светящимся над ним в небе крестом.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Толстой. А.Хождение по мукам. М., 2001. // Печ. по изд.: Гр. Алексей Н.Толстой Хождение по мукам. Берлин, 1922.
2 Конвенция о законах и обычаях сухопутной войны от 18 октября 1907 года. Глава II. О военнопленных — http://humanities.edu.ru/db/msg/14640. Обязанности воюющих сторон, относящиеся к уходу за больными и ранеными, определялись Женевской конвенцией.
3 Центральное справочное бюро о военнопленных при ГУ РОКК. Сборник узаконений о привлечении находящихся в России военнопленных на работы и других правил и постановлений, относящихся до военнопленных / Составитель генерал-лейтенант И.А.Овчинников. Пг., 1917.
4 Симонова Т.Русские в германском и австрийском плену в период Первой мировой войны // Журнал Московской патриархии. 2006. № 5.
5 Симонова Т.Русские в германском и австрийском плену в период Первой мировой войны // Журнал Московской патриархии. 2006. № 5.
6 Сенявская Е.С.Положение русских военнопленных в годы Первой мировой войны: очерк повседневной реальности // Вестник РУДН. Серия “История”. 2013. № 1. C. 64–83.
7 Сенявская Е.С.Положение русских военнопленных в годы Первой мировой войны: очерк повседневной реальности // Вестник РУДН. Серия “История”. 2013. № 1. C. 64–83.
8 Сенявская Е.С.Положение русских военнопленных в годы Первой мировой войны: очерк повседневной реальности // Вестник РУДН. Серия “История”. 2013. № 1. C. 64–83.
9 Чрезвычайная следственная комиссия. Наши военнопленные в Германии и Австро-Венгрии. Пг., 1917. С. 49.
10 Симонова Т.Русские в германском и австрийском плену в период Первой мировой войны // Журнал Московской патриархии. 2006. № 5.
11 Цит. по: Нагорная О.С.Религиозная жизнь российских военнопленных в немецких лагерях в годы Первой мировой войны // Отечественная история. 2008. № 5. С. 156–165.
12 Кострюков А.А.Русские военные священники в немецко-австрийском плену в годы Первой мировой войны // Церковь и время. 2006. № 2. С. 109–118.
13 Кострюков А.А.Русские военные священники в немецко-австрийском плену в годы Первой мировой войны // Церковь и время. 2006. № 2. С. 109–118.
14 Виллмот Г.П.Первая мировая война / Пер. на рус. яз. М.: Ломоносовъ, 2010. С. 261.
15 Карелин В.А.Проблема интернирования русских военнопленных Первой мировой войны // Новая и новейшая история. 2010. № 1. С. 15.
16 Фишер Я.Русские военнопленные на Словенской территории // Последняя война Российской империи: Россия, мир накануне, в ходе и после Первой мировой войны по документам российских и зарубежных архивов. М., 2006. С. 251—253.
17 Славец З.З., Тестен П.Русская часовня под перевалом Вршич. Любляна, 2007.
18 Славец З.З., Тестен П.Русская часовня под перевалом Вршич. Любляна, 2007.
НАТАЛЬЯ ПЕТРОВА НАШ СОВРЕМЕННИК № 11 2024
Направление
Очерк и публицистика
Автор публикации
НАТАЛЬЯ ПЕТРОВА
Описание
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос