ЛУНАЧАРСКИЙ И ЛАТИНИЗАЦИЯ РУССКОГО ЯЗЫКА
К истории одной исторической загадки
В декабре 2023 года исполнилось 90 лет со дня смерти наркома просвещения Анатолия Васильевича Луначарского (1875-1933), а в ноябре 2025-го исполнится 150 лет со дня его рождения. И это не может не усиливать интерес к этой выдающейся исторической фигуре Советской эпохи, которая олицетворяет значительные успехи страны в культурном строительстве в 1920-1930-е годы. Жизнь и деятельность наркома до сих пор хранят массу загадок и неясностей — от его происхождения и семейного положения, удивительного энциклопедизма и увлечения богостроительством до его положения в партийной элите того времени и конкретных “подвигах” на тернистом пути просвещения в условиях революционной стихии. Причём количество обвинений в его адрес, часто бездоказательных, пожалуй, почти совпадает с количеством его признанных достижений на наркомовском посту.
Коснёмся в этой статье лишь одной исторической загадки, связанной с тем, был ли нарком виноват в “громкой истории” 1930 года, связанной с языкознанием и его поддержкой латинизации русского языка. Свою позицию о переходе с кириллицы на латиницу он высказал в нашумевшей статье в ленинградской “Красной газете” в январе 1930 года. Очень важно, что это произошло через четыре месяца после его отставки с поста наркома просвещения и назначения председателем Учёного комитета при ВЦИК, который занимался вопросами науки и высших учебных заведений. В своей статье Анатолий Васильевич ссылался на слова Ленина: “Я не сомневаюсь, что придёт время и для латинизации русского шрифта, но сейчас наспех действовать будет неосмотрительно. <...> в будущем можно заняться, собрав для этого авторитетные силы, и разработкой вопроса латинизации. В более спокойное время, когда мы окрепнем, всё это представит собой незначительные трудности.
Такова была инструкция, которая дана была нам Лениным”1.
Важно подчеркнуть, что “горячие головы” о замене кириллицы на латиницу заговорили сразу же после Октября. Научный отдел Наркомпроса уже в 1919 году высказался “о желательности введения латинского шрифта для всех народностей, населяющих территорию Республики, что является логическим шагом по тому пути, на который Россия уже вступила, приняв новый календарный стиль и метрическую систему мер и весов”. Тогда резко против этой идеи выступило Общество любителей российской словесности, создавшее особую комиссию, которая 23 декабря 1919 года заявила: “Введя новый, однообразный для всех народностей шрифт, нельзя думать о сближении и объединении всех народностей, что возможно лишь на почве живого языка, являющегося органическим выражением всего векового культурного пути, пройденного каждым отдельным народом... Сторонники реформы, стоя на международной точке зрения, настаивают на введении европейского шрифта не только для бесписьменных народностей России, но и для русского... Введение латиницы не только не облегчит, а, скорее, затруднит иностранцам изучение русского языка”2. Противостояние двух точек зрения продолжалось все 1920-е годы.
В начале своей статьи 1930 года Луначарский ссылался на огромный “положительный опыт” перевода на латиницу в СССР “мусульманских народностей Востока, исторически усвоивших арабский алфавит”, а также достижения в этой сфере Турции, с 1928 года перешедшей на латиницу. Он отметил особую роль Наркомпроса, который, “встретившись с проблемой латинизации письменности всех этих народов, шёл вперёд с чрезвычайной осмотрительностью... В течение всего времени, когда я руководил Наркомпросом РСФСР, мы получали множество предложений о дальнейшем облегчении правописания, немало также предложений о введении латинского алфавита... Огромный толчок идея латинизации русского алфавита (конечно, и Украины и Белоруссии) получила именно от успехов латинизации письма народов, употреблявших арабский шрифт. Отныне наш русский алфавит отдалил нас не только от Запада, но и от Востока, в значительной степени нами же пробуждённого”3.
Складывалась странная ситуация: сначала перевели на латиницу письменность десятков народов, а потом на этом основании заявили об “отсталости” кириллицы. В процитированной статье Луначарский пришёл к выводу, что “вопрос о латинизации нашего русского шрифта” уже назрел. Он сообщил, что “в настоящее время в Главнауке работает большая комиссия, занимающаяся вопросом предварительного упрощения и упорядочения орфографии, уточнения пунктуации, а затем существует и особая комиссия с участием профессоров Жиркова, Коринского, Щелкунова и Яковлева, которым поручено формулировать принципы, подлежащие учёту при установлении нового алфавита”.
Притом Луначарский прекрасно осознавал создаваемые трудности перехода на латиницу: огромное отличие её от “современной письменности”, “отсутствие вообще книг на латинице”, что очень усложнит обучение языку, медленный “процесс поглощения старого массива книг новосозданными книгами”, необходимость дорогостоящего “переоборудования полиграфической промышленности”, “огромные расходы на переобучение населения грамоте, включая подготовку соответственных кадров”, “переиздание на латинском шрифте книг, в особенности наиболее жизненно-необходимых”. Однако бывший нарком считал, что “выгоды, представляемые введением латинского шрифта, огромны. Он даёт нам максимальную международность, при этом связывая нас не только с Западом, но и с обновлённым Востоком; он особенно сильно облегчает обучение грамоте, сокращая количество букв, он даёт большую убористость типографским знакам, как говорят, почти на 20%, что представляет собой огромную экономию”.
Упомянув в конце статьи о “многочисленности населения, употребляющего русский шрифт и чрезвычайно близкий к нему украинский, белорусский и некоторые другие”, а также о том, что к этой “грандиозной реформе” надо подходить “с большой осмотрительностью”, Луначарский тем не менее выразил уверенность, “что в конце концов эта идея возобладает и в жизнь введена будет. Наркомпросу РСФСР, в частности Главнауке, мы должны сказать спасибо за поднятую ими работу. По всей вероятности, однако, вскоре наступит время, когда надо будет перенести эту работу в какое-нибудь всесоюзное учреждение для того, чтобы реформа прошла не как республиканская, а как общая”4.
Почему же Луначарский выступил с такими, мягко говоря, спорными и сомнительными утверждениями, и именно в начале 1930 года? Нельзя исключать, что отчасти он руководствовался личными мотивами. Примерно через полтора месяца после выхода статьи должны были состояться выборы в Академию наук, на которых он баллотировался по сектору литературы и языкознания и, как покажет время, будет избран в состав академиков. Появление статьи демонстрировало его историческую вовлечённость в проблемы языка и, как бы мимоходом, его давнюю близость с Лениным.
Впрочем, в разъяснение позиции Луначарского о латинизации следует привести ряд более важных соображений. Во-первых, латинизация началась в Советской России ещё в 1920 году с языков, которые использовали письменность на основе арабского алфавита — в Азербайджане и на Северном Кавказе. И делалось это, конечно, с ведома и при содействии ЦК партии, причём этот процесс касался не только народов РСФСР, но и других республик (напомним, что Луначарский был наркомом просвещения РСФСР, в других республиках были свои наркомы просвещения). В 1925 году на Второй конференции по просвещению горских народов Северного Кавказа было принято решение о латинизации письменности ингушей, кабардинцев, карачаевцев, адыгейцев и чеченцев, а в марте 1926 года в Баку состоялся Первый тюркологический съезд, на котором было решено использовать опыт Азербайджана по латинизации в других республиках и автономных областях СССР. Для руководства этим процессом в 1926 году был создан Всесоюзный центральный комитет нового тюркского алфавита (ВЦКHTA, впоследствии ВЦКНА — без слова тюркского) “в связи с назревшей необходимостью заменить архаическую запутанную арабскую письменность более доступной широким трудящимся массам латинизированной письменностью”.
Постановление ЦИК и СНК СССР “О новом латинизированном алфавите народов арабской письменности Союза ССР” от 8 августа 1929 года официально подтвердило прежний курс. А 31 декабря 1930 года Луначарский получил сообщение, что ВЦКНА был преобразован во Всесоюзный комитет по латинизации письменности народов СССР с задачей расширить эту работу не только на “тюркско-татарские” народы, но и на другие национальные языки5. К 1934 году были латинизированы или созданы заново алфавиты для 70 языков народов СССР (в то время письменность имели 72 народа). Латинизации подверглись якутский и язык коми, имевшие в основе кириллицу, введённую ранее православными миссионерами. Марийский, мордовский и удмуртский языки продолжали использование кириллицы в силу сопротивления местных органов6.
Как видим, Луначарский следовал стратегической линии партии и государства. А комиссию по латинизации русского алфавита Наркомпрос с участием лингвистов, литературоведов и полиграфистов образовал в ноябре 1929 года, когда Луначарский уже покинул пост наркома, и он в эту комиссию вообще не входил. Комиссия завершила работу в январе 1930 года, и её итоговый документ предлагал три варианта русской латиницы, отличавшиеся друг от друга только интерпретацией букв “ы”, “ё”, “ю”, “я” и мягкого знака. При этом, как утверждалось позднее в партийных документах, комиссия объявила русский алфавит “идеологически чуждой социалистическому строительству формой графики”, “пережитком классовой графики русских феодалов-помещиков и буржуазии”, “графики самодержавного гнёта, миссионерской пропаганды, великорусского национал-шовинизма и насильственной русификации”.
Однако, как следует из справки от 15 мая 1936 года “О новом алфавите и языковом строительстве”, подготовленной в ЦК партии, основное обвинение в перегибах в этой сфере задним числом было обращено именно на Луначарского: “В 1930 году по инициативе т. Луначарского был поставлен на очередь вопрос о латинизации русской письменности... Левацкий загиб Наркомпроса и т. Луначарского оказался на руку антисоветским буржуазно-националистическим элементам в национальных республиках и областях с русской письменностью. Враги Советской власти и ВКП(б) пытались использовать латинизацию в целях отрыва трудящихся этих республик и областей от общей семьи народов Союза ССР. Прикрываясь разговорами о “международном характере” латинской основы, они отстаивали ориентацию на буржуазную культуру Зап. Европы в противовес развивающейся культуре, национальной по форме и социалистической по содержанию”.
Такое жестокое обвинение, предъявленное Луначарскому через два с лишним года после его смерти, можно объяснить желанием партийных функционеров отвести от себя обвинения. Однако всё было намного сложнее.
Бывший нарком, оказавшийся в 1930 году лишь проводником и глашатаем распространившегося в научных кругах движения, упоминал целый ряд учёных, которые долгие годы разрабатывали вопрос о латинизации, имея поддержку сверху. В этом ряду выделялся видный советский лингвист, выходец из дворян Николай Феофанович Яковлев, который возглавлял Технографическую комиссию ВЦКНА, комиссию Наркомпроса, был близок к академику Н.Я.Марру. Русский алфавит он оценивал как самый “отсталый” и не “читабельный”, как реакционное “средство порабощения народов” и “пережиток прошлого”: “Территория русского алфавита представляет собою в настоящее время род клина, забитого между странами, где принят латинский алфавит Октябрьской революции (HTA), и странами Западной Европы, где мы имеем национально-буржуазные алфавиты на той же основе. ...Существование в СССР русского алфавита представляет собою безусловный анахронизм — род графического барьера, разобщающий наиболее численную группу народов Союза как от революционного Востока, так и от трудовых масс и пролетариата Запада. Своими корнями этот алфавит всё ещё уходит вглубь дореволюционного прошлого. Национальные массы Советского Союза ещё не забыли его русификаторской роли... Создание интернационального алфавита в масштабе СССР явится первым этапом к созданию всeмирного интернационального алфавита”7.
Такого рода аргументы разделяли и сотрудники Научно-исследовательского института языкознания (НИЯз), действовавшего при Наркомпросе в 1931–1933 годах: Г.К.Данилов, Т.П.Ломтев и другие также выступали за латинизацию русского языка.
На этом фоне бурный резонанс на статью Луначарского сначала в общественных кругах, а потом и в руководстве партии мог показаться неожиданным. Отрицательные отклики появились уже в январе 1930 года. В архиве Луначарского сохранилось письмо от 23 января 1930 года профессора Казанского университета Н.Н.Фатова, который утверждал, что латинизация русского языка будет “сильнейшим тормозом”, “актом прямо вредительским”, “не ускорит, а замедлит обучение”, потребует “миллионы часов на переучивание”, является “нелепой затеей” и “делом реакционным”. Разбивая конкретные доводы Луначарского и соглашаясь, что “на Востоке переход на латиницу — дело прогрессивное”, Фатов коснулся и политического звучания этой проблемы: “Совсем же смехотворно говорить, что русский алфавит — символ самодержавия, как будто на том же русском языке не писали и говорили противники самодержавия”, а с помощью латыни как будто бы не проводилось “всяческое мракобесие”8.
Статья Луначарского привлекла пристальное внимание руководящих органов партии, в том числе Сталина, который обсуждал её по телефону с Бубновым. Уже через 10 дней после выхода статьи тот направил Сталину секретную записку с приложением справки И.К.Луппола, возглавившего Главнауку Наркомпроса ещё при Луначарском: “В ЦК ВКП(б) тов. Сталину. Согласно телефонному разговору, представляю Вам справку Зав. Главнаукой тов. ЛУППОЛА о латинизации”. В справке утверждалось, что “по инициативе общественности (пресса, собрания учащихся, учителей, работников печати и т.п.) Главнаука с начала ноября 1929 г. приступила к разработке дальнейшей реформы орфографии. В процессе внутренней работы Главнауки выяснилась необходимость не только завершения реформы (1917 г.) орфографии и пунктуации, но и изучения проблемы латинизации русского алфавита. В особенности заинтересованной в этом деле оказалась полиграфическая промышленность, представители которой дали предварительные подсчёты возможной экономии. Один переход с “и” на “i” (“и” с точкой) должен дать экономию до 4-х мил. рублей в год, в том числе до 1 мил. рублей валютой (цветные металлы)... При таком положении Главнаука считала и считает необходимым комиссионным путем прорабатывать эту проблему. В настоящий момент предварительная проработка закончена и весь материал с отзывами как представителей общественности, так и учёных специалистов будет рассмотрен на закрытом заседании Коллегии Наркомпроса. Само собою разумеется, что всякие слухи о предстоящем якобы уже введении латинского алфавита неосновательны. Вопрос, поднятый общественностью, лишь прорабатывается в органах Наркомпроса, и было бы плохо, если бы этот вопрос, поднимаемый в ряде организаций, застал Наркомпрос и, прежде всего, Главнауку врасплох”9.
Прошло ещё 10 дней, и точку в дискуссии поставило Политбюро в постановлении “О латинизации”: “Предложить Главнауке прекратить разработку вопроса о латинизации русского алфавита. Секретарь ЦК Сталин”. В решении ключевую роль сыграла позиция Сталина, считавшего уже тогда приоритетом языковой политики широкое распространение русского языка. Именно по его настоянию на заседании Политбюро 26 января 1930 года проект, разработанный комиссией Главнауки, был окончательно отвергнут.
После этого 5 февраля Луппол спешно отчитался перед руководством партии, что “была распущена Комиссия по латинизации, и в аппарате Главнауки вся работа по латинизации была прекращена. Частные заметки, появляющиеся в печати, в частности в “Литературной газете” от 3/II-30 года, шли не из Главнауки, а от отдельных членов Комиссии, с которыми учреждения вели переговоры до постановления ЦК. Во избежание такого явления в будущем, сегодня Главнаука обратилась в печать с предложением прекратить помещение в печати заметок и статей по вопросу о латинизации”10.
Казалось бы, вопрос решился. Однако попытки реформирования русского языка на этом не закончились. В “Вечерней Москве” от 29 июня 1931 года был опубликован “Проект реформы русской орфографии”, предложенный на Всесоюзном совещании по реформе русской орфографии, пунктуации и транскрипции иностранных слов, завершившем работу 26 июня. В проекте говорилось, что “в результате горячего обсуждения и проработки проекта в секциях совещание приняло с некоторыми поправками проект НИЯЗ’а. В основу этого проекта положен принцип приближения письменной речи к устной, или, точнее говоря, приближение орфографии к живому литературному языку”. Для понимания масштаба предполагаемых перемен приведём только основные изменения, содержавшиеся в проекте: “Упраздняются буквы э, и, й, ъ и ‘(апостроф). Вместо э всюду пишется е (етаж, електричество (произношение, конечно, остаётся прежнее). Вместо и вводится i.
Проект вводит новую букву j (йот), которая употребляется, во-первых, везде вместо й, во-вторых, в сочетании с а, о, у, вместо я, е, ю. <...> в-третьих, в середине слов вместо ъ или ь знака, стоящих перед гласными (oбjeкт, калjян), а также в слове миллион (милjон), и в-четвёртых, в сочетании ьи (чjи, ceмjя). Буквы я, ю, е сохраняются для обозначения мягкого произношения предшествующей согласной (няня, мел)... Мягкий знак упраздняется: 1) после шипящих (рож), 2) в середине счётных слов (пятдесят, семсот), 3) в неопределенной форме глаголов, оканчивающейся на ться (он будет учится)... Принятый Всесоюзным совещанием проект реформы орфографии, пунктуации и транскрипции передаётся на утверждение коллегии Наркомпроса, а затем Совнаркома”11.
Последовало новое жёсткое постановление Политбюро от 2 июля 1931 года “О “реформе” русского алфавита”: “Ввиду продолжающихся попыток “реформы” русского алфавита, создающих угрозу бесплодной и пустой растраты сил и средств государства, ЦК ВКП(б) постановляет: 1) воспретить всякую “реформу” и “дискуссию” о “реформе” русского алфавита; 2) возложить на НКПрос РСФСР т. Бубнова ответственность за исполнение этого постановления. Секретарь ЦК Сталин”12.
Луначарский продолжал заниматься проблемами языкознания в особой комиссии при Президиуме ЦИК СССР по реформе языка и стиля советского законодательства уже в другом русле. В статье “О языке закона” он отмечал, что “введение более ясного и доступного языка в законодательстве безусловно будет иметь огромное значение. С этой целью, собственно, и создана особая комиссия при Президиуме ЦИК”13.
Борьба вокруг латинизации продолжалась в стране вплоть до 1937 года. Сначала весной 1933 года было принято решение “ни в коем случае не латинизировать алфавит тех народностей, которые применяют русскую письменность”. В 1935 году были возвращены на русскую основу коми-зырянский и удмуртский языки. Записка заведующего отделом науки ЦК ВКП(б) К.Баумана А.Андрееву и Н.Ежову “О новом алфавите и языковом строительстве” от 15 мая 1936 года подвела черту под бездумной и широкой латинизацией.
В ЦК партии было тогда решено отменить ранее принятые постановления о создании латинской письменности для многих народов и “в трёхмесячный срок перевести алфавиты всех этих народов на русскую основу”, а также вернуть на “алфавит с русской основой” те языки, которые уже латинизированы.
В 1936 году началась активная кампания по переводу на кириллицу всех языков народов СССР, что было почти закончено к 1940 году (это не коснулось таких языков, как немецкий, грузинский, армянский, идиш, польский, финский, латышский, эстонский и литовский языки). Когда в том же году к СССР присоединили Бессарабию и образовали Молдавскую ССР, латинский шрифт на новых территориях без лишнего промедления заменили кириллицей. Показательно, что те, кто внедрял ранее латиницу, в том числе и Н.Ф.Яковлев, в эти годы занимались обратным процессом “кириллизации” языков.
Луначарский не мог знать, чем завершится процесс латинизации в СССР, но его грех отстаивания этой политики и её распространения на русский язык был не его личным грехом, а грехом системы, до начала и середины 1930-х годов во многом отвергавшей наследие прошлого.
Через череду проб и ошибок страна постепенно шла к признанию своего исторического наследия, в том числе в области истории и языкознания, но уже без Луначарского. “Нелепая во многих отношениях” и “непомерно дорогостоящая” радикальная реформа русского языка в условиях начавшейся индустриализации и коллективизации в глазах партийного руководства явно выглядела ненужной и обременительной. Нельзя исключать, что выведение Луначарского из состава ВЦИК в 1930 году, шквал его обвинений тогда в “гнилом либерализме” был отчасти вызван его непродуманным выступлением в духе старого левацкого интернационализма. При этом следует признать, что Луначарский ни троцкистом, ни “леваком” в рядах партии никогда не был, хотя он и относился с особым уважением к фигуре Л.Д.Троцкого. Наоборот, почти все 12 лет своего нахождения на посту наркома он проявлял качества “умеренного и мягкого” революционера, которому не свойственны были левацкие заскоки.
Получается, что история с “латинизацией”, в которой в публичной плоскости Луначарский выглядел инициатором этого спорного и вредного процесса, оказалась самой “неприятной и позорной” в его биографии, хотя, как указывалось, это была до поры до времени политика, одобренная в партийных верхах. Луначарский, несмотря на его интуицию, ещё до конца не почувствовал в начале 1930 года, что страна стоит на пороге смены парадигмы развития с упором на национальные приоритеты, а не “интересы мировой революции”. Ему оставалось только три года жизни, и этот урок он выучил сполна, уже не проявляя подобных инициатив и стремясь перейти на спокойную дипломатическую работу. В августе 1933 года он был назначен полпредом СССР в Испании, но не успел добраться до места своей службы, умерев в Ментоне (Франция) 26 декабря 1933 года.
ПРИМЕЧАНИЯ
1Красная газета. 1930. 6 января. С. 2; 7 января. С. 2.
2https://www.stoletie.ru/obschestvo/kak_bila_spasena_kirillica.htm?ysclid=l73pkedwax313300345.
3Красная газета. 1930. 6 января. С. 2.
4http://lunacharsky.newgod.su/articles/latinizacia-russkoj-pismennosti/ ?ysclid=l70y4y00xn914757222.
5 РГАСПИ. Ф. 142. Oп. 1. Д. 486. Л. 13-13 об.
6Алфавит Октября. Итоги введения нового алфавита среди народов СССР. М.-Л.,1934. С. 156–160.
7 Яковлев Н.За латинизацию русского алфавита // Культура и письменность Востока. Кн. 6. Изд. ВЦКНТА. 1930. С. 36–39.
8 РГАСПИ. Ф. 142. Oп. 1. Д. 486. Л. 14-15.
9 АПРФ. Ф. 3. Oп. 33. Д. 15. Л. 54, 56.
10 Там же. Л. 52, 57, 58.
11 Там же. Л. 59, 60. Вечерняя Москва. 1931. 29 июня.
12 https://istmat.org/node/48442?ysclid=l73qv7ulwl752348059.
13 Известия. 1931. 24 марта. С. 2.
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВ НАШ СОВРЕМЕННИК №1 2024
Направление
Очерк и публицистика
Автор публикации
СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВ
Описание
ДМИТРИЕВ Сергей Николаевич, кандидат исторических наук, заслуженный работник культуры, главный редактор издательства “Вече”. Член Союза писателей России, действительный член Российской академии естественных наук, секретарь Союза писателей России. Автор более 20 книг, в том числе по истории русской литературы: “Письма совести и веры. История завещания Короленко” (М., 1991), “Персидские напевы. От Грибоедова и Пушкина до Есенина и XXI века” (М., 2014), “Грибоедов. Тайны смерти Вазир-Мухтара” (М., 2014), “Последний год Грибоедова. Триумф. Любовь. Гибель” (М., 2016), “Владимир Короленко и революционная смута в России. 1917–1921” (М., 2017), “Русские поэты и Иран. Персидская струна русской поэзии от Грибоедова и Пушкина до Есенина и нынешних дней” (М., 2019), а также более 200 статей на исторические и политические темы. Лауреат премий “Хрустальная роза Виктора Розова” (2005), “Золотой венец Победы” (2011) и Александра Невского (2014), Макарьевской премии (2017), премии МВД (2019), премии СВР (2020) и премии “Клио”. В настоящее время работает над фундаментальной биографией А. В. Луначарского.
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос