ВАЛЕНТИН НЕРВИН НАШ СОВРЕМЕННИК № 9 2024

ПО ЛАБИРИНТАМ ВОЗДУХА И СНА


ТИШИНА

Тишина пришла издалека,
снизошла печаль на идиота:
жизнь длинна, да песня коротка –
даже петь об этом неохота.
Время у гармонии в долгу
не доковыляло до астрала –
на крутом от счастья берегу
так недолго музыка играла.
Бедного архангела труба
растеряла голос, и такая
тишина повсюду, что судьба
в тишине поёт,
не умолкая.

* * *
За Коктебель всё сказано давно,
поэтому сегодня дело глухо:
ни белое, ни красное вино
коньячного не укрепляет духа.
Когда луна зайдёт за Карадаг
и смолкнут говорливые бакланы,
мои печали чокаются, как
наполненные заживо стаканы.
Кончается бутылка коньяка,
не успевая перевоплотиться
в автограф на краю черновика,
похожий на печальную жар-птицу.

* * *
Не светильник и не факел –
головешка про запас;
даже самый Падший Ангел
ярче нас и выше нас.
Он летит, изнемогая,
по Вселенной прямиком,
зная, что судьба другая
в общежитии людском.

Утоли мои печали
сказкой о добре и зле –
нас летать не обучали,
вот и ходим по земле.
Мы таращимся из мрака
на феерию огней,
но последняя собака
и добрее, и умней.

* * *
Хочу дотянуться до Господа Бога
и правду о жизни узнать у него.
Обидно, что сил остаётся немного
и времени тоже всего ничего.
Душа Голубиную Книгу листает
и силится уразуметь, почему
любви человеку всегда не хватает,
а смерти надолго хватает ему.
Ввиду неминуемого эпилога
над логикой существования бьюсь:
хочу дотянуться до Господа Бога,
но правду о жизни услышать боюсь.

* * *
Пока стрижей стремительная стая
выныривает с облачного дна,
лежу в траве, до неба дорастая,
по лабиринтам воздуха и сна.
Пути господни неисповедимы
равно для птиц, деревьев и земли;
фантазии мои необходимы
какому-нибудь облаку вдали.
А ветер, налетая временами,
раскачивает сны и тополя,
и с высоты,
которая над нами,
не разобрать,
где я, а где земля.

* * *
В. Мисюку

Когда, повторяя речные изгибы,
певучие звёзды летят с высоты,
на сушу выходят летучие рыбы,
забытые сны
и живые цветы.
Увы, никакой эпохальный философ,
ни в общем зачёте, ни сам по себе,
ещё не решил окаянных вопросов
о жизни и смерти,
любви и судьбе.
Я знаю, уходят и люди, и реки,
державы и сны рассыпаются в прах,
но было от века и будет вовеки:
Земля – на китах,
а любовь – на цветах!

* * *
Живая радость быстротечна:
трава устанет зеленеть,
любимая не будет вечно
хрустальным голосом звенеть.
Импровизация былого
уходит в будущее, но
сопроводительное слово
по жизни произнесено.
Так, облака над головами
летят в соседнюю страну,
сакраментальными словами
сопровождая тишину.


КРУГИ

Кого мечты, кого долги
удерживали в этом мире,
но только по воде круги
расходятся на все четыре.
Остановись и оглянись;
по грозовому небосводу
круги земные разошлись –
а мы пеняли на погоду.
Всё переменится, когда,
захолонувшие от света,
сойдутся небо и вода
на круге Вечного завета.


ГОЛУБОК

М. Кудимовой

О чём воркуешь, сизый голубок,
у паперти на площади соборной,
когда земля уходит из-под ног,
а белый свет уже похож на чёрный?
Как незамысловата птичья речь,
душа чиста и крылья наготове.
А человек не может пренебречь
землёй и волей,
чёрными от крови.

* * *
Наутро,
но ещё пока ты спишь,
как бабочка ночная обессилев,
пространство сна пересекает стриж,
стригущий небо ножницами крыльев.
И скоро
ты проснёшься налегке,
поняв по интуиции, что это
Бог говорил на птичьем языке,
наивно отделяя тьму от света.

* * *
То ли юность мою, то ли старость
разнесли по России ветра.
Кувыркаться по жизни осталось
на день меньше, чем было вчера.

Никогда никому не пеняя
на чудную планиду свою,
на окраине русского рая
с алкашами в обнимку стою.

Что за тень по земле распласталась
напоследок, сама посуди:
то ли юность моя, то ли старость,
то ли целая жизнь позади…


В МИНУТУ ОДИНОЧЕСТВА

В минуту одиночества, когда
ни соловья тебе, ни Алконоста,
погашены, похоже, навсегда
все фонари у Каменного моста.

Исчерпан кратковременный лимит,
отпущенный для маленького счастья;
и лишь ВоГРЭС по-прежнему дымит,
как при любви и при советской власти.

У прошлого надежная броня:
я понимаю, что, на самом деле,
дым иногда бывает без огня,
а соловьи давненько улетели.

И вот стоит, поплёвывая вниз,
перебирая годы и невзгоды,
почти мифологический Нарцисс,
глядящийся в отравленные воды.