ВАЛЕРИЙ ФОКИН НАШ СОВРЕМЕННИК № 2 2025

ТИШИНА НАД ЗВЁЗДНЫМ СНОМ


ОБРЕТЕНЬЕ РАЯ

Гале и Разбойному Бору

Мы с тобою снова молодые...
Лес.
Река.
И дом на берегу...
Мне миры не надобны иные —
я в душе лишь этот берегу.
Ничего желаннее не зная,
понимаю без ненужных слов:
состоялось обретенье рая
в этом самом лучшем из миров.
Потому пугать меня не надо,
разъяснять, где радость, где беда:
знаю я давно про бездны ада —
сам порой заглядывал туда.
Но меня спасала жажда воли,
потому других желаний нет,
чтобы через болести и боли
снова видеть этот райский свет.
Жаль, что сил осталась только малость…
Господи, продли земные дни!..
Бабье лето.
Золотая старость.
Лес.
Река.
И мы с тобой одни...


МОЁ ЗЕМНОЕ СЧАСТЬЕ

На сердце тяжесть, и болит нога,
и с перспективой радостной негусто...
А я под вечер ухожу в луга,
просохшие на солнышке до хруста.
Ложусь на травы, словно на кровать,
к реке поближе, на высоком месте,
чтоб с ветром по душам потолковать,
с ним засыпать и просыпаться вместе.
Здесь тишина над звёздным сном моим,
и мне в лугах совсем не одиноко,
а с ветром утром мы договорим,
когда назад вернётся он с востока.
Он улетал не слишком далеко
и зависал над сонною рекою,
где утренний туман, как молоко
из погреба — холодное такое.
И эта свежесть так меня бодрит,
что молодит и делает сильнее:
врачи ошиблись: я не инвалид
и кое-что пока ещё умею.
Я наловлю рыбёхи на уху
и после клёва, сматывая снасти,
признаюсь сам себе, как на духу,
что это всё и есть земное счастье.
И помню я, кого благодарить,
встав на ветру с распахнутой душою,
за эту радость,
что могла не быть,
за эту жизнь,
что всё ещё со мною.


НЕИЗЛЕЧИМО

Ни дороги,
ни тропинки...
Бродит здесь одна метель.
Люди справили поминки
и уехали отсель.
А куда, скажи на милость,
их дорога увела?
Просто в город отселились
из родимого села...
В городе найдётся дело,
о прошедшем не реви.
А село осиротело
без людей и без любви.
Облака проходят мимо.
Солнце избам дарит свет
болью,
что неизлечима
у людей,
которых нет.


ДВОЕВЕРИЕ
(из недописанной поэмы)

Святки, Масленица, день Ивана Купалы — языческие праздники, однако с принятием Православия на Руси их традиции всё же сохранились в народе, хотя и обрели новый смысл, приближенный к догматам официальной Церкви. Это признаки двоеверия или, как его ещё называют, народного православия.

I

Над простором седых лесов,
как века, облака нависли...
Я из рода Седых Волхвов,
что в слова облекали мысли.

Там, в краю полноводных рек,
объяснял я, как правильно жить:
людям мудрые речи рек,
по трудам чтоб была им сыть.

Чтоб народ мой сильнее стал,
отдавал я остатки сил
и на капище волхвовал,
негасимый огонь хранил.

Я сроднился с землёй своей,
только сила пришла сильней…

II

Всё бы шло своей чередой,
но нас всех переломным днём
окропили другой водой,
окрестили другим огнём.

Прорицая сквозь тьму судьбу,
я хотел отвести беду
и языческой веры суть
в Православие обернуть,

чтоб не род, а народ спасти,
крестный путь с ним сумел пройти:
путь от идола до креста —
от Перуна и до Христа.

III

Окрестили огнём и водой
и назначили новое время...
Я, однако, остался живой,
потому что крестился со всеми.

Прошептал я Перуну: “Прости!” —
и прощенья просил у Сварога…
Я бессмертье мечтал обрести
с новой верой в единого Бога.

И пытаясь забыть старину,
даже в самую страшную стужу,
как Дажьбог отмыкает весну,
отмыкал Православию душу...

Я молитвами каждого дня
отгоняю печаль и тревоги…
Но глядят на меня из огня
не сгоревшие старые боги.

IV

Крепка невидимая нить
в сети греховного искуса...
Я, приняв сердцем Иисуса,
своих богов не смог забыть.

И муки расставанья для,
не соглашаясь на подлоги,
славянские родные боги
зовут, как Мать Сыра Земля.

Я, часто каясь виновато
и изнуряя плоть постом,
как скоморох, шёл по канату
между Перуном и Христом.

Пусть ничего не получилось,
но было всё: восторг и страх...
Земля родная, сделай милость —
не отторгай мой грешный прах!..

Чтоб под кладбищенскою глиной
в сырой и непроглядной тьме
мне к свету прорасти рябиной,
чьи ягоды сластят к зиме.