ТРУБА И МАНЁВРЫ
СКАЗ
Раньше на Украине они справно жили. Ты не поверишь! Сколько раз ездила — своими глазами видала: прям не плохо. Ремонта она, Нина наша, не знала никогда. Солдаты мужевы делали. Солдаты белили — солдаты красили... А с сокращённым она жить с ним — не стала! С мужем. Он теперь, значит, сокращённый там остался. А она — к нам, к родителям, с Украины ехала. А по дороге Трубу нашла.
Ну, это я его так зову — Труба. Порог переступил, с нами знакомиться сел, я его — про работу. А он:
— ...С работой труба.
Мы с отцом-то переглянулись: что за “труба”? Не знай...
Ну, он, Труба, тоже сокращённый оказался. Раньше инженер в Саратове был. А с ним, с сокращённым, жена его жить — не стала. Она теперь в Саратове осталась. А он, Труба, к матери своей, к старухе, значит, ехал. И по дороге с нашей Ниной они в поезде, в тамбуре, столкнулись. Ну и не разойдутся никак. До сих пор. С Трубой этим...
— А как же вы дальше собрались жить? — мы с отцом-то на Трубу глядим.
— Да мне бы только деньжонок раздобыть для почина! — говорит. — Главное — идея есть! А там оно само пойдёт. Как по маслу... Ничего! Руки-ноги на месте. Проживём.
А у матери его, у старушонки, оказался тут свой домишко кой-какой, ну — двор и сарай большой. Она в сарае курицу держала. Так уж, на крошках со стола. Клеёнку протрёт, да курице тряпичку стряхнёт — ей и хватало.
И вот эта хохлатка по всем статьям хороша была! Пёстренька-перепелеса, ну — по чужим петухам ходила. Своего-то, родного, у ней не было. А прорех в заборе — полно. И такая курица умна! Я на неё прям дивилась. К соседям сходит, с петушком свидится, а снесётся — завсегда у себя. Уж в чужом гнезде — яичка не оставит! Самостоятельна курица... Вот и вся её, материна, скотина на весь сарай — эта хохлатка одинока. И, значит, Труба с Ниной в домишке у матери его жить собрались.
А домишко — окол Мясокомбината. Комбинат два дня поработал, да на неделю встал. А там — и на две. То свет ему отключают, то конвейерная линия у него от старости поперхнётся. Советско-то всё изношено. И запчастей к нему, советскому. нету: кончилось давно. И кто скотину сдавать из деревни на Мясокомбинат привёз, тот в очереди ждёт-пождёт — когда свет дадут, да когда конвейерну ленту опять заштопают. Ну и по дешёвке, быка ли — корову ли, первому встречному живым весом продаёт, пока скотинка вконец не истощала.
Труба и толкует:
— Мне бы только первого быка хорошего купить. Я его мясом на рынке распродам. И с долгами расплачусь — тут же. А там оно закрутится: за бесценок целого купим — кусками подороже продадим.
Ну, и расписал нам с отцом:
— За Нину вашу не бойтесь. Буду я — частный предприниматель. Мы с ней, с вашей Ниной, на месте стоять не будем. А пойдём в ногу с рынком. И за чертой бедности сами не окажемся, и вас там, за чертой, в нужде — не оставим.
Я отцу говорю:
— Что-то я не понимаю, это с каких шишей он крутиться-то начнёт? Сам и не наворовал ничего. А уж в предприниматели выскочить норовит. С пустым-то карманом, с инженерным...
А отец покумекал — да и рассудил:
— Значит, он не частный, а честный предприниматель будет... Я, правда, такого манёвра не знаю — чтобы кто на всём честном своё бы дело завёл. Ну, ты — не мешайся. Тут нам не понимать, а помогать мужичонке надо. Пускай живут-стараются.
Ладно. Собрали мы свои копейки, про чёрный день которые, с книжки их сняли — все гробовые отдали. Он же, Труба, до второго быка только берёт! Авось быстро не помрём, возврата дождёмся... И та мать для похорон пенсию экономила, на картошке без маслица жила — тоже им добавила маленько. Нина серёжки свои золотые из ушей вынула — подружке продала. Да Труба сам кой-чего наскрёб.
И пошли мы с отцом глядеть, что за бык!
Труба теперь прям в воротах говорит:
— Я один его не завалю. А резальщиков звать — много запросили. И деньгами за разделку дорого берут — и гусёк себе весь оставляют. А вот сходил я в сапёрную часть. Мне за бутылку прапор взрывчатки дал. Чтоб быку голову в аккурат снесло. Как бритвой! Так дешевше всего обойдётся.
И мать-то его, старушонка, всех за стол зовёт. А Труба — нет:
— Щас с быком сразу управлюсь. Часок — и разделанный будет. Потом расслабимся.
Мы с отцом-то — что за “расслабимся”?..
И та мать, старуха-то, говорит:
— Вот и ладно! Курица как раз к тому времю снесётся. Я её щупала. Яичко Нина сварит и нам всем в огурцы покрошит. А то салат стоит голый, без сметанки.
Мы с Ниной обе покивали: хорошо! Только отец маленько усомнился:
— Что-то я такого манёвра не знаю! Чтоб быкам головы динамитом отрывали. Чего не слыхал — того не слыхал. Врать не буду.
А Труба:
— Наука допускает много решений.
Куда “допускает”? Пёс его поймёт... Ну, он учёный человек всё же раньше был, Труба. А мы с отцом — нет: у станков у шлифовальных на Мебельной фабрике всю жизнь простояли.
— Раз по науке, тогда давай уж сам! — отец наш рукой махнул. — Взрывчатки-то — хватит, что ль? Может, тебе две бутылки надо было в часть отнести, а не одну? Взрывчатки-то прапор, может, отвалил — только на бычью контузию лёгку?
— Нет! В точности на большую бычью шею. Прапор сам пальцами отмерил. Как в аптеке. Щас я по-быстрому. И — расслабимся.
Ну. Картошки быку на заднем дворе насыпал. И проволокой взрывчатку в толстой картонной обёртке ему к рогам приладил, прикрутил.
Бык стоит, жуёт. Красный, здоровый. Рожищи — как ухват на чугун двухведёрный, право слово. И хохлатка у быка картошку сырую клюёт — в сарае-то уж они с быком подружились.
Труба на нас машет:
— Всем в укрытие!
Угнал, значит, нас на крыльцо. А с крыльца — тоже хорошо видать. Из-под навесика. Вот мы под навесиком все встали.
Чего-то там Труба подожёг, кол подхватил и к нам отбёг.
А бык-то — раз! Дым у себя за башкой почуял, что ль? Да и на дыбки! Да как ломанёт — прям на забор. Вдребезги разнёс! Курица прикинула — дело плохое, в сарай умчалась: умна! А мы, как дураки, на крыльце-то рты раскрыли. И бык по двору прям на нас летит.
Тут отец наш с лица сменился:
— Точно, похоже, все расслабимся. Гурьбой и навечно.
И бык копытом бьёт, башкой трясёт. И Труба перед ним с колом пляшет. А мать-старушонка ему с крыльца велит:
— Отворяй вороты! Там, на улице его подберём. Гони его от дома! Гони!
Нина-то наша — ужахнулась прям:
— Вы что?! Он на трассе машину с людями подорвёт. А если мерседес?!.
И отец сказал:
— Сядет, Нинка, твой Труба на пять лет. Опять ты щас невеста станешь. Если уцелешь.
А бык уж в сарай влетел — с огнём-то на башке. И тут рраз — взрыв! Ка-ак жахнет...
Весь сарай на воздух, в небушко, и взлетел. И тебе — ни сарая, ни быка. А только — одна воронка. И щепки в небе с пылью летают. Да пух куриный, пёстрый вьётся.
Ну, сели мы за стол. Управился Труба. И правда — часу не прошло. За пять минут успел.
Выпил он стопку безо всех, сказал:
— Да... Дело — труба.
И участковый на мотоцикле с ментами тут же подкатил. Правда, отец наш догадался:
— Мину, — говорит, — Второй мировой войны в сарае нашли. И обезвредили удачно! Без жертв. С зятем вот вдвоём.
И я не спорю:
— ...Уж куда удачней!
А участковый-то теперь:
— Какая мина? Тут немцев не было.
И опять — отец наш смекнул:
— Их не было. А немецки диверсанты проходили. Их потом по всем сараям искали.
Ну, и соседка с огорода своего подошла — она там в грядку от быка шлёпнулась, из капусты одни калоши торчали. А тут к столу встала и тоже с рюмкой подтвердила:
— Ой, у них давно уж мина в сарае, за поленницей, ржавела. Теперь вот опасность миновала...
Так и проводили гостей-то казённых. Только акт они втроём составили, по рюмке тяпнули — уехали.
Труба теперь посидел-посидел.
— ...Да! Хорошо, что я в полк одну бутылку отдал, — говорит. — А за две-то бутылки — могло быть хуже.
— Получилось — лучше некуда, — я Трубе поддакиваю только, чтоб не расстраивать, значит. — Взрывал ты — бычью голову, а взорвал все наши похоронные копейки. И Нинины свадебны серёжки — взорвал. И хохлатку ты казнил без всякой вины.
Отец наш на меня и понёс — не хуже быка.
— Вон, она, — на ту мать-то, на старушонку, пальцем кажет, — дрожит, как студень, не остановится. Нинка без памяти вся сидит. И без памяти — и без серёжков. И они обе — молчат! А у тебя курица в голове...
И так мне обидно стало! Помирать буду — не прощу. Трубу этого, учёного-переучёного. До чего он нас довёл.
— Ну, как же! — говорю. — Жалко её! Уж поумней нынешних жён была, что без петуха жила. А эти — только разойдутся, опять замуж норовят. Не живётся им на вольной-то воле, без хлопот.
— Хватит пустое толковать! — отец-то бушует. — А вот на что им дальше жить, лучше думай.
Тут наш Труба в себя пришёл — очнулся.
— Погодите! Да я ведь на права сдавал. Вот! Есть идея… Денег будет — лом.
Мы с отцом притихли: что за “лом”?..
В общем, взял он в аренду, в долг, старый москвичишко. “Пирожок” чуть живой. Неделю под ним во дворе пролежал. И в кооператив, в нерусский какой-то, с “пирожком” этим кой-как устроился.
Кооператив на Волге “пирожок” его рыбой загрузил — под завязку. Чтоб Труба эту рыбу через сто километров в магазин бы сдал. И вот наша Нина своего Трубу — в этом “пирожке” с рыбой — и проводила.
Ладно. Проехал Труба полдороги — железка у него в машине отвалилась. Стоял-стоял... Ну, на тросе Трубу кто-то до деревни ближней, как на коляске, вместе с рыбой довёз-дотащил. За бесплатно.
Пошёл Труба там в иху мастерскую деревенску проситься — железку нову вытачивать. Хорошо — пустили. И сам точил — платить нечем. Баушка какая-то его там похлёбкой, в ночь уж, накормила. А утром — он опять за напильник.
В общем, провозился Труба. До места кой-как доехал. А “пирожок”-то — с тухлой рыбой оказался.
Вот как! Рыба в эту жару Трубу ждать не стала. А вся задохнулась. Её из “пирожка” и вытаскивать не захотели, начинку такую.
И теперь он её назад, эту рыбу, к Волге повёз. На новой железке — да к старому месту. Съездила рыба за сто вёрст — туда да сюда, кататься с Трубой устала, аж до смерти...
А кооператив — и руки в боки:
— Она нам на что — дохла рыба? Ты, мужик, нам живые деньги за этот улов давай!
И мы ждём Трубу с деньгами. А он приехал — Труба с долгами. И Нина как раз у нас была, кастрюльки мыла.
Отец-то из передней к нему стремглав бежит, на варикозе своём, за поясницу держится:
— Как? Рассказывай скорей.
Сел за стол — работник наш. Предприниматель честный.
— Да! — говорит. — ...Дело — труба.
Ну, тут уж я и высказалась вся! И на отца нашего не поглядела.
— Нинка! — говорю. — Была ты офицерова жена. А стала ты — уборщица. Вот и живите на одну твою уборщицку зарплату! Не выпускай ты больше этого Трубу своего ни на какую работу! Ни к прапору, ни в кооператив! Работать — за-пре-ти!!! Пускай дома, под замком, вот из экономии одной сидьмя сидит, как паралитик... Люди-то не дураки, что нигде не работают: оно ведь намного дешевше обходится! Корми его, Трубу, кашей на воде, пои чаем без заварки! Пускай половина из твоих уборщицких рублей — каждый месяц в него, в Трубу этого, задаром летит! Только бы ничего он больше у тебя не делал! И — не затевал. А то и квартирёшка наша, и домишко материн — всё скоро у нас в Трубу этого провалится. Ждать — не долго.
Отец уж только молчит. И мне не перечит.
А Трубе я сказала:
— Погляди на себя! И какой ты предприниматель — частный? Нет, будешь ты только предприниматель — несчастный!.. Прижмись — и сиди. Вон, как вся Россия прижалась — и сидит. Она что, вся Россия, дурней тебя, что ль? Спекулянты, пройдохи где-то пьяного Ельцина себе подобрали, его вперёд вытолкали, да за его спиной шуровать приладились... А вся Россия воровать-то вместе с ними, прощелыгами, — не стала! Отказалась. И за чертой бедности примолкла! Затаилась... И что ты к ним, к деловым, без денег полез?! С пустым-то карманом ты, не вор, куда ни кинь — будет тебе везде один только клин!
Ругаюсь — Нина прям уши, без серёжков-то, зажала.
А Труба — веришь-нет? — голову на кулачищи уронил-свесил. Нам всем — должен. За машину, за рухлядь-то эту, должен. И за рыбу — как ему расплатиться? Заплакал.
А мне уж его и жалко — Трубу-то нашего частного...
— Ничего! — говорю. — Не ты один такой — сокращённый. Чай, они, спекулянты, и Союз для себя сократили, и всю Россию под собой ободрали догола. И фабрики остановили, и заводы порушили, всё смели подчистую! Вот скажи им, прощелыгам, спасибо, что мы ещё живы кой-как.
Живы — остались одни жилы.
Дожили... Ножки съёжили.
ВЕРА ГАЛАКТИОНОВА НАШ СОВРЕМЕННИК №10 2024
Направление
Проза
Автор публикации
ВЕРА ГАЛАКТИОНОВА
Описание
ГАЛАКТИОНОВА Вера Григорьевна родилась в г. Сызрани. Окончила Литературный институт им. А. М.Горького. Прозаик, публицист, лауреат литературных премий имени И.Шухова, А.Платонова, И.Бунина, А. Дельвига. Автор романов “Зелёное солнце”, “На острове Буяне”, “5/4 накануне тишины”, “Спящие от печали”. Собрание сочинений в трёх томах и ряд её книг содержат повести, рассказы, исторические очерки. Художественные и публицистические работы печатались в журналах “Наш современник”, “Дружба”, “Юность”, “Даугава”, “Москва”, “Простор” и других. Произведения В.Галактионовой обсуждались критиками и литературоведами на Международных литературных конгрессах и научных конференциях Москвы, Кембриджа, Кракова, Варшавы, Сорбонны, Шумена, Минска, Херсона, Армавира. Краснодара, Сеула, Ставрополя, Калининграда. Член Союза писателей России. Живёт и работает в Москве.
Нужна консультация?
Наши специалисты ответят на любой интересующий вопрос
Задать вопрос