СИЯНИЕ СЕВЕРА
ВИКТОР ДАВЫДОВ
КЛАССИФИКАЦИЯ
РАССКАЗ
— Когда мне впервые пришла в голову эта идея? — задумчиво переспросил хозяин стола. — Аж в прошлом веке, в августе шестьдесят седьмого. Ходил я тогда матросом по Волге на теплоходе “ОМ-455” пригородного маршрута Горький — Васильсурск, или, как его для краткости величали, Василь, а потом обратно через Горький и вверх до Кинешмы. Для вчерашнего десятиклассника из шахтёрского сибирского края всё было внове: и красавец теплоход, и Волга, и люди, расселившиеся по её берегам. А какое интересное время переживала страна...
Представить только: причаливает белоснежный “ОМ” под вечер в сумерках, к примеру, в Юрьевце, а на пристани-дебаркадере толпа мужиков уже извелась от нетерпения. Ждут не дождутся, как бросят трап, сойдут-выйдут пассажиры, и тогда мужики, весело переталкиваясь, хлынут волной на палубу и нырнут в буфет. А потом будут выныривать оттуда по одному вспотевшие, но доверху счастливые, как малых детей прижимая к груди полдюжины бутылок “Мартовского”, “Рижского”, но, в основном, “Жигулёвского” пива, и лётом “погребут” обратно на дебаркадер к вобле и ракам. Такая вот забава была в те поры у отдельной части русских мужиков, а всё по причине временных трудностей с пивом не то, чтобы в целом по стране, а в малых её городках и селениях.
Опять же буфетчица на судне двойной план по выручке делала на этом самом пиве. Могла бы и больше, но имелась одна существенная закавыка. За три минуты до отчаливания звонил колокол, сообщая о скором отплытии. Будто в театре первый звонок, но, выражаясь по-флотскому, “били склянки”. Затем колокол звонил повторно, а ещё через минуту третий раз, после чего следовала, усиленная динамиками, команда капитана “отдать концы”. Гудел гудок, матрос на дебаркадере снимал “чалку”, то бишь причальный канат, с кнехты, матрос на судне “вытравливал” её на борт, и, урча машиной, судно медленно отваливало от пристани.
Вот тут-то та самая закавыка и случалась. А как да кто-то из фанатов “Жигулёвского” не успел рассчитаться с буфетчицей? А капитан, он что, не мужик что ли? А если ещё и пиво уважал? В театрах-кинотеатрах в те поры даже предупреждение висело “После третьего звонка вход в зал воспрещён”.
Повесили и на теплоходе — не работает. Что ни рейс, кто-нибудь да задержится.
Но однажды их капитан слёг в больницу, и временно пришёл новый, очень грамотный и строгий. Перед рейсом на совещании с экипажем заявил, что подобных задержек не допустит. На вопрос: — А если кто-то не успеет вернуться на причал? — кэп буркнул, как отрезал: — Ну и хрен с ним.
Попервоначалу в том рейсе было всё как в прежние разы. Но едва стали чалиться в Юрьевце, как командирский голос из громкоговорителя строго возвестил, что после третьих склянок трап немедленно уберут и судно безо всякой задержки отойдёт от пристани. Вот только мужики на дебаркадере отнеслись к объявлению, как к последнему сто тринадцатому китайскому предупреждению, и с привычным энтузиазмом ринулись за пенным товаром.
После вторых склянок все заинтересованные лица были вновь строго предупреждены по громкой связи, и команда затаила дыхание в предвкушении развязки. Вот прозвенел “последний звонок”, послышалась команда “Убрать трап”. И тут пулями вылетевшие из теплохода на пристань двое парней стали отчаянно семафорить на судно, мол, в недрах буфета задержался их кореш. Ухватившие трап матросы, переглянувшись, посмотрели вверх на рубку. — Ещё один остался, — крикнул один из них капитану, показавшемуся в открытом окне. Грянувшая сверху командирская резолюция была такой громогласной и внушительной, что трап мигом исчез, “чалки” отвязались, и, вздрогнув всем телом от взревевших дизелей, корабль стал медленно отодвигаться от пристани.
Дистанция между дебаркадером и судном уже зашкалила за метр, когда, как пробка от шампанского, на палубу вылетел тот самый последний покупатель. Невооружённым глазом было видно, что увеличивающуюся на глазах пропасть без разбега и с охапкой бутылок мог преодолеть только олимпийский чемпион по прыжкам в длину или, на худой конец, победитель Спартакиады народов СССР. Однако и безбилетный пассажир оказался парень не промах. Когда одна за другой пивные бутылки, как противотанковые гранаты РПГ-41 (“Ворошиловский килограмм”) полетели корешам на дебаркадер, зрители осознали, что перед ними бывший отличник боевой и политической подготовки, никак не меньше в звании сержанта запаса. Последнюю “гранату”, чтобы поразить цель наверняка, парень завёрнул в пиджак, оставшись в рубашке, брюках и сандалиях. А потом произошло то, чего и вовсе никто не ожидал. С удовлетворением отметив, что посылки дошли до адресата в целости и сохранности, отставной сержант с торжествующим воплем “Большевики не сдаются!” перемахнул через поручни в Волгу и в чём был “засеменил” сажёнками к берегу...
Участники мальчишника громко захохотали. Дождавшись, когда смех затих, хозяин предупреждающе поднял руку: — Это только завязка моей истории.
...В ту ночь где-то перед самым рассветом зашёл я в рубку и скромно устроился в уголке, глядя за окно. Природа вокруг пребывала в сонном забытьи, заоконный пейзаж будил в душе самые благородные чувства. Окутанная лёгким туманом река словно нехотя разрешала теплоходу скользить вниз по течению по её полноводному руслу, а капитана заставляла периодически давать гудки-предупреждения для идущих встречных судов. Солнце ещё где-то только собиралось заступать на свою привычную дневную службу, но горизонт уже медленно, но верно светлел. Прохладный августовский воздух, постепенно разогреваясь, начинал разгонять клубящийся по сторонам туман, обнажая лёгкую желтизну тускнеющей зелени в недавнем прошлом изумрудных берегов. Правда, лето сдавать свои позиции не собиралось и, судя по безоблачному небу, сулило жаркий день. И уже готовились к утреннему клёву неугомонные рыбаки, одна половина которых, забросив перемёты, всю ночь жгла по берегам костры, а вторая горбилась в дождевиках с удочками на личных плавсредствах поодаль от фарватера.
Восторженно впитывая красоту нарождающегося волжского утра, я в душе удивлялся равнодушию к этому великолепию других членов команды, находящихся в рубке и занимавшихся своими привычными судовыми делами. Рулевой, молодой парень лет двадцати пяти, по всему, окончивший речное училище и не раз ходивший этим маршрутом, уверенно вёл судно, играючи лавируя между бакенами. В киношном представлении далёкого от судовождения пацана рулевой должен был вести судно, крутя в разные стороны большое рулевое колесо. Колесо действительно было, только рулевой его не крутил, а все операции осуществлялись с помощью металлической ручки с чёрным эбонитовым шариком на конце, закреплённой в центре рулевого колеса. И называлось это рукояткой гидравлического привода руля. Нажал чуть влево, что-то щёлкнуло, и судно повернуло влево на несколько градусов. Нажал сильнее, опять щёлкнуло, и поворот продолжился. Тем же макаром и вправо поворачивались. Однако дело это требовало определённой сноровки. Помнится, в следующем рейсе мне разрешили порулить и, по неопытности своей, я так рьяно щёлкнул рукояткой, что меня враз шуганули на своё место. А что до большого деревянного колеса, то оно было надобно для ручного управления в случае выхода из строя гидравлики.
Справа у стенки на подставке стоял диковинный металлический ящик с множеством тумблёров, верньеров и загадочно светящихся маленьких лампочек. Как потом выяснилось, аппарат связи с береговыми службами, но он мог работать и как обычный радиоприёмник. Помощник капитана, которому не спалось, долго крутил верньер настройки, покуда из хаоса электрических разрядов и фортепианной музыки не извлёк чарующую мелодию песни на английском языке. Тут-то всё и случилось.
— Слышь, студент, — на полуслове прервав свою цветистую ругань в адрес тех, кто загрязняет российские реки, повернулся ко мне капитан, сидящий в своём кресле при полном параде: форменной рубашке, чёрных брюках и капитанской фуражке. Этакий тридцатипятилетний хозяин судна, страстно радеющий о чистоте родной Волги. — Знаешь, кто поёт?
Я не знал.
— Должен знать, раз в инъяз поступать собираешься. Это американец, Фрэнк Синатра. Стрэйнджес ин зе найт, “Путники в ночи”.
— Прямо про нас, — хихикнул рулевой. Кэп скользнул по нему отсутствующим взглядом умудрённого жизнью романтика, вздохнул, дослушал до конца Синатру и продолжил во все корки ругать вредителей российской природы. Потом неожиданно снова обратился ко мне:
— Кто такой Хемингуэй, знаешь?
— Ну, писатель американский. “Прощай, оружие” написал. “И восходит солнце”, “Пятая колонна”, — торопливо перечислил я.
— Молодец, — одобрительно хмыкнул кэп. — Синатру можешь ты не знать, но папу Хэма знать обязан, — он перевёл взгляд на помощника. — Так вот великий Хэм расклассифицировал всё человечество на две половины по одному признаку: кто писает в океан, и кто в него не писает. А заводы, которых понастроили по берегам нашей Волги, не только писают в неё, но и какают. И никому до этого дела нет, — вновь загорячился он, оседлав своего любимого конька.
Этот ночной разговор в рубке, может быть, вскорости и забылся, если бы через пару дней по возвращению в Горький в кубрике, где квартировали мы с мотористом Пашей, не стал я свидетелем разговора между ним и рулевым Серёгой. Вернее, говорил один Серёга, повествуя о своих отношениях с женщинами, а мы внимали. Вернее, внимал с открытым ртом один я, а Паша так, вполуха, латая порванную тельняшку. Рассказывал рулевой вдохновенно, живописуя пикантными подробностями, как в прошлом рейсе он, сменившись с вахты, уединился в своём кубрике с пассажиркой, и о том, что да как у них там происходило на его лежанке-рундуке. Потом он вспомнил ещё одну знакомую, потом опять случайную пассажирку...
По правде сказать, я подивился и даже позавидовал такому его успеху у прекрасного пола. Надо же, только увидел в салоне пассажирку и сразу “Тоси-боси, а не пройтись ли нам в кубрик”. И та без долгих раздумий идёт и отдаётся “в антисанитарных условиях”! Чем же Серёга их приманивает? По виду худой, жердь жердью и лицом не очень чтобы горазд. Конечно, язык у него подвешен, тут ничего не скажешь, и заболтать он кого хошь заболтает, но не до такой же степени...
Занимательный трёп Серёги прервал матрос, мой сменщик, учащийся речного училища и подрабатывающий в каникулы на “четыреста пятьдесят пятом”. Рулевого вызывал к себе помощник, и парень убежал, пообещав позже дорассказать очередную любовную историю.
Тем временем Паша-моторист, женатый мужчина лет сорока и отец двоих малолетних детей, сделал последний стежок, посмотрел тельняшку на свет и, удовлетворённо крякнув, повесил её на крючок. Потом весело посмотрел на меня.
— Ну, что слюни-то распустил? От его баек хотелка на уши давит? Ты его больше слушай, он тебе ещё не то набрешет.
— Да ну, — недоверчиво протянул я.
— Вот тебе и ну. Уж я-то его знаю, чай третью навигацию вместе ходим. Парень-то он неплохой и руку в своём деле набил, только язык длинный. Ему, вишь ты, с хорошими бабами фарт не катит, потому и холостой до сей поры. Вот и выдумывает от досады разные истории. Ему бы книжки про это дело писать, всё приварок бы к зарплате был.
— Это-то я сразу понял, что врёт он всё, как в рейсе пассажирок снимал.
— А вот тут не скажи. Есть среди баб шалавы, что из Василя в Нижний по своим шалавским делам мотаются. Он их тишком бесплатно посадит на судно, а они с ним потом ночью натурой расплачиваются. Капитан его уже не раз предупреждал, а он всё не унимается. Достукается, турнут с “волчьим билетом”. А тебе, парень, я вот что скажу: настоящие мужики про свои дела с бабами никогда не треплются...
Хозяин многозначительно оглядел участников застолья, глотнул минералки.
— Вот после того разговора я и...
— ...ты и завёл свою копилку классификаций, — встрял в монолог мужчина, сидевший от него по правую руку. — Кстати, поддерживаю этого Пашу-моториста двумя руками. Настоящие мужики... короче, есть предложение.
Выпили за настоящих мужиков.
— Ну, а что ещё кроме этих двух есть в копилке? — гостей явно заинтересовал своеобразный подход хозяина к классификации населяющих наш мир людей.
Тому было что добавить. Пару лет назад приехал в гости брат двоюродный из Минска, отставной подполковник, танкист. Как-то спросил: сколько от вас километров до Воркуты? Да хрен его знает, у нас сроду никто километрами расстояние между городами не мерял, был ответ. Потому, что при выезде в командировку или в отпуск, для него были важны не какие-то километры, а сколько времени он потратит на поезде по сравнению с самолётом. А вот танкисту, которому придётся ехать в Воркуту на танке, надо точно рассчитать, сколько понадобится на дорогу горючего, и сможет ли он туда поспеть к указанному в приказе времени.
— Я не танкист, но для меня километры тоже важны, — подал голос ещё один участник застолья. — Я последнее время на юг только на своей колымаге мотаюсь, так что тоже километражем интересуюсь.
— Ну, вот я и докладываю, что ещё две категории мужиков нарисовались. А кстати, Колю Ж. покойного помните? Мы когда в середине девяностых дачу купили, я привёз его посмотреть. И он с порога выдал такую сентенцию, которую до сих пор помню и в копилку свою положил. Мол, дачники-мужики делятся на две категории. Первые, приехав на участок, сразу хватаются за пилу да топор и начинают править городьбу, выравнивать покосившиеся наличники или перебирать пол в бане, не прикасаясь к садово-огородному инструментарию, не трогая землю для посадки картофеля или корнеплодов и уж тем более не занимаясь приготовлением торфокомпоста. А вот другая категория ровно наоборот — работает в первую очередь с землёй, старается что-то вырастить. Я как раз отношу себя ко второй категории, видимо, бабушкины крестьянские гены сказываются.
— Так-то оно так, только сейчас и третья категория имеется. Эту публику интересует только баня, пиво и шашлык. Короче, хозяин, за что пьём?
Хозяин поднялся.
— В армии говорят, тост должен быть кратким, как выстрел. Но я в свете своих классификаций позволю себе длинную пулемётную очередь. Помнится, приехал в восьмидесятых в Ленинград на учёбу. Вспомнил, что есть у меня телефон Евгения М., с которым когда-то был крепко дружен, проживая в одном доме в далёкой Сибири. От родителей его узнал, что тот отучился в Питере, стал врачом, работает в клинике нервных болезней, где лечат актёров театра Аркадия Райкина. Женился, получил прописку, сделал ребёнка, развёлся и снова женился. Живут вдвоём в трёхкомнатной квартире, которую жене оставил папа, назначенный на работу в Мурманск. Детей пока нет.
Мой звонок в воскресенье вечером вызвал на том конце провода бурю положительных эмоций. Надо срочно встретиться, повторял Евгений через слово. Когда повторил в третий раз, я прервал его, предложив назначить время и место встречи. И дальше услышал следующий монолог:
— Завтра не получится, у меня кафедра... Во вторник день рождения завкафедрой... В среду дежурю в больнице... В пятницу учёный совет... На субботу-воскресенье едем к тёще на дачу... В понедельник... Слушай, старик, позвони мне в следующую пятницу. Жду звонка.
Встретились мы через две с половиной недели где-то в шашлычной на Лиговке...
— Короче, подводим баланс: старый товарищ домой тебя так и не пригласил, — сочувственно хохотнули в разных концах стола.
— Неправда ваша, судари, пригласил... через месяц. Но позволю обратить внимание присутствующих на следующий факт: через минуту после моего разговора с М. набрал я номер ещё одного старого товарища, коренного ленинградца, кандидата наук, доцента ведущего вуза страны Володи Я. Представился.
— Ты откуда звонишь?
— Из Питера.
— А почему до сих пор не у меня? — прозвучало как выговор.
Хозяин обвёл взглядом примолкших гостей.
— Так вот, братцы, есть предложение выпить за настоящих друзей, которые не только в океан не писают, но и рады видеть нас в любое время дня и ночи. Такая вот, значит, классификация... в сухом остатке.
--
ДАВЫДОВ Виктор родился в 1950 году в г. Камышлов Свердловской области, вырос в Кузбассе. По окончании школы работал матросом на Волге и разнорабочим в г. Горьком, окончил Горьковский институт иностранных языков, выезжал в длительную командировку в Южный Йемен. С 1975 года живёт в Республике Коми. Работал в школе, в комсомольских и партийных органах республики, на оперативной работе в органах МВД Республики Коми. Полковник милиции в отставке, имеет государственные и ведомственные награды. Автор серии историко-приключенческих романов “Влюбиться в резидента”, “Два портрета с бульвара Монпарнас”, “Отложить до Победы”, “Тайский массажист”, научно-художественного издания “В ногу с веком” об истории создания и становления службы уголовного розыска МВД по Республике Коми. Дипломант литературного конкурса МВД РФ “Доброе слово”. Член Союза писателей России. Живёт в Сыктывкаре.