ЯНГА ТОДОШ НАШ СОВРЕМЕННИК № 5 2025

ПОЭТ-ВОИН ЯНГА ТОДОШ

Алтайский поэт-воин Янга Тодош (1907–1961 гг.) — уроженец Оймонской долины современной Республики Алтай. Юные годы его прошли в сёлах Чет-Курунда, Корумду и Кастахта. В возрасте девяти лет он лишился отца.
Шёл 1916 год, в разгаре Первой Мировой войны алтайские мужчины впервые за полтора века российского подданства были призваны на воинскую службу для строительства оборонительных сооружений на фронте. Родные с горестными песнями провожали тех, кто отправлялся в неведомые “земли заката”. Именно в эти годы образ “германской войны”, “гибельного западного края”, усеянного костями павших, накрепко вошёл в народное сознание и алтайскую устную народную литературу, накладываясь на более ранние пласты древнетюркского, монгольского и более близкого ойротского периодов истории Алтая.
Полетели по аилам тревожные вести о том, что Белый царь (Ак Каан, как именовали алтайцы русского царя) нарушил свой завет не налагать на алтайский народ рекрутчину, и оттого теперь не удержится на престоле. Верующие бурханисты с тревогой ждали наступления срока роковых перемен — “чак”. В памяти народа ожили события ойротской гражданской войны и маньчжурского нашествия. Вспоминая прежнего Ойрот Каана, алтайцы опасались, что русский Ак Каан повторит его судьбу.
Отец поэта Бёдир имел пятерых детей. Янга был сыном от второго брака. Его мать происходила из старинного ойротского рода чагандык — рода Белого Знамени — так же, как и легендарный герой Амыр-Санаа. После смерти отца Янга был вынужден батрачить у кержака-мараловода, чтобы прокормить больную, слабовидящую мать и младшего брата. Приняв ответственность за свою семью, девятилетний мальчик быстро повзрослел. В эти годы он хорошо освоил русский язык.
В Оймонской долине в то время существовало двуязычие: русские старожилы-кержаки свободно говорили на алтайском языке, а алтайцы неплохо владели русским. В семье богатого мараловода к смышленому мальчонке вскоре привыкли и приняли его фактически как родного. Оймонские староверы, как и алтайцы, имели развитую традицию усыновления. Почитая тягчайшим грехом бездетность, они охотно принимали в свои семьи алтайских детей, воспитывая их в своём жизненном укладе. Так многие алтайские юноши, в том числе и Янга, получили вторую родную русскую семью, с которой сохраняли связь на протяжении всей последующей жизни.
В начале XX века на горы Алтая волна за волной накатывались роковые события революций и Гражданской войны. Скатился с трона Белый царь “Муклай Каан”. Внезапно, к изумлению алтайцев, все русские разделились на “белых” и “красных”. По горам и долам скакали вооружённые до зубов отряды, а мирное население металось, не ведая к кому бежать и как спасаться. После того как в Улале пала Кара-Корумская управа и вместе с ней потерпела крах первая попытка создания национальной автономии, после поражения Колчака и падения Сибирского временного правительства в горы Алтая устремились белые офицеры, спасаясь от красных войск. Появились они и в отдалённой Оймонской долине. Деваться им было некуда, оставалось только прятаться по логам и пещерам.
В эту пору юный пастух Янга встретил в горах измождённых, израненных русских людей. Из жалости он стал приносить беглецам еду, а они в благодарность за помощь обучали алтайского мальчишку грамоте по своим книгам и, напутствуя, говорили: “Наша жизнь кончена, нам теперь одна дорога — бежать из России неизвестно куда, а ты молодой. Учись, иди на службу к красным, у тебя ещё всё впереди”. Через некоторое время эти люди ушли в Монголию вместе с отрядом Кайгородова, и больше Янга их никогда не видел.
В 1922 году с образованием Ойротской АО (значительно усеченной по площади в сравнении с территорией Кара-Корумской республики) началось строительство органов Советской власти на местах. Срочно требовались грамотные люди. Не по годам зрелый, грамотный алтайский юноша сразу был взят на заметку.
Янга с друзьями-однолетками в 15 лет был призван в отряды ЧОН, но в боевых действиях не успел поучаствовать, зато в возрасте 18 лет он стал заместителем председателя Оймонского волисполкома.
В 1928 году, после окончания Ойротской совпартшколы, Янга Тодош в составе первого почётного призыва алтайской молодёжи в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии был направлен для прохождения военной службы в Забайкалье в Особую Краснознамённую Дальневосточную армию под командованием маршала Блюхера. На знаменитой станции Даурия базировался Алтайский эскадрон 75-й Кубанской кавалерийской дивизии, в рядах которого и служил наш герой. В 1929 году во время вооружённого конфликта в районе КВЖД Янга Тодош защищал рубежи нашей Родины на сопках Маньчжурии и, отличившись, получил первую боевую награду.
В степях Забайкалья и на Дальнем Востоке Янга Тодош прослужил до 1934 года, после чего был направлен для продолжения службы в Западно-Сибирский край, в родную Ойротию — на Алтай. Здесь он получил назначение в приграничный Улаганский аймак начальником райотдела НКВД–НКГБ–ОГПУ. На границах Танну-Тувинской народной республики, прежнего Урянхайского края, где теперь служил Янга, было неспокойно. За кордоном базировались оставшиеся со времён Гражданской войны вооружённые отряды, шайки контрабандистов, да и просто разбойники-конокрады.
В 1934 году по приезде на родину Янга Тодош женился на девушке из соседнего по Теректинскому хребту села Кулады. Супруга Янги Ток (Роза) происходила из рода кара-майман, восходящего к певцу и стрелку Ак-Билеку, одному из сыновей Солтона. В Улагане в молодой семье родился первенец Артур.
Именами детей Янга на протяжении всей жизни отмечал вехи своего пути. В первую очередь имя Артур — это воспоминание о Порт-Артуре, о службе на КВЖД, о друзьях-однополчанах. И, наконец, Артур — это имя героя любимого им романа Войнич “Овод”.
В 1936 году по ложному доносу Янга Тодош был вызван в краевое управление Запсибкрая, смещён с должности и арестован. Он ожидал решения по своему делу в Новосибирской пересыльной тюрьме и спасся благодаря обращению на имя Калинина, которого он знал по Дальнему Востоку. В заключении он провёл около полутора лет и вернулся домой разжалованный, лишенный всех былых наград, но живой. Нет худа без добра. Волна репрессий 1937 года чудом миновала его, пока он находился в заключении. Вспоминая время заключения, он рассказывал, что у тех, кого изводили допросами, избивали, ещё был шанс уцелеть, отсидеть и вернуться домой. Но дорога тех, кого содержали в относительно нормальных условиях, кормили, уже не пытали, была только одна — расстрел.
После возвращения на родину Янга поселился в Онгудайском аймаке, на родине супруги. Там родилась вторая дочь Эмма, названная в честь замученной фашистами немецкой пионерки, а может быть, и в память невинно убиенных сидельцев, невольным свидетелем кончины которых был её отец.
Янга Тодош был вновь призван в ряды вооружённых сил с началом Финской войны. Дорога от Алтая до Ленинграда была долгой, к тому времени как он доехал до пункта назначения, финская кампания была закончена. И вновь Янге повезло, и он проделал обратный путь через всю страну.
Не прошло и года, как грянула Великая Отечественная война. К тому времени Янга Тодош был отцом троих детей (Артура, Эммы, Эльвиры, которая родилась в мае 1941 года). Как кадровый военный, он был призван на фронт в первые дни войны. Сохранилась уникальная фотография, где Янга стоит в кругу земляков в Бийске. Он единственный среди земляков в белых овчинных шубах одет в военную форму — серую шинель и фуражку. В Бийске Янга занимался подготовкой новобранцев перед отправкой на фронт. Здесь записал в полевой дневник первые стихи — напутствия и благопожелания товарищам, а также ответное слово односельчанам с формулой воинской присяги — шерти (алт. черт).
Великую Отечественную войну он прошёл от начала и до конца. Первую рану получил осенью 1941 года в тверских лесах, как и тысячи воинов-сибиряков, прикрывая подступы к Москве. Как и многие его однополчане, Янга попал в госпиталя под Ярославлем и Вологдой. Здесь он видел смерть и страдания боевых товарищей и записал цикл стихотворений, озаглавленных “Воинские песни ранения и скорби”.
Второй раз он получил ранение под Воронежом, на берегу Дона, во время тяжёлых июльско-августовских боев в составе родной Сибирской стрелковой дивизии, когда немцы прорывались к Волге, пытаясь обойти Москву с юга.
После излечения Янга снова вернулся в строй. Далее от Воронежа его боевой путь пролегал на запад через Орловско-Курскую дугу. На Курской дуге было написано поэтическое письмо к родным, где в стихах на алтайском языке поэт-воин даёт яркое образное описание этому великому сражению, переломившему исход войны.
Янга Тодош участвовал в уличных боях за освобождение Киева. В составе Первого Украинского фронта он прошёл Житомир, Львов, Ужгород, перевалил Карпаты. Здесь была написана серия стихотворений, посвященных сапёрам, которых он сравнивает с древними алтайскими богатырями, мостящими переправы через бурные горные реки, пробивающими дорогу через непроходимые карпатские леса.
В тяжёлых боях на Сандомирском плацдарме, на реке Сан Янга Тодош получил очередное ранение. Впоследствии он назвал дочь Саной, в память об этой реке и своём чудесном избавлении от смерти. Под командованием маршала Конева Янга Тодош участвовал в освобождении старинной польской столицы Кракова. Прошёл с боями через всю Польшу. С большой теплотой вспоминал выдающихся полководцев Ватутина, Черняховского, Конева, под началом которых он воевал в составе различных армий и фронтов. Вспоминал он и своих сослуживцев — солдат разных национальностей: русских, украинцев, узбеков, казахов, киргизов, мордву и местных жителей — поляков, украинцев, белорусов.
Последнюю тяжелейшую рану получил он в 1945-м, во время весеннего наступления под Дрезденом, где чудом уцелел, упав вместе с конём в противотанковую яму. Долгие месяцы Янга провёл в госпитале в Пятигорске. Вернулся домой на костылях в 1946 году, четырежды раненным и трижды контуженным, не считая мелких царапин и шрамов. До конца жизни он носил военную форму, называл себя “сыном Красной Армии”. Хотя военная служба на этом для него закончилась, он навсегда сохранил верность воинским идеалам.
Янга Тодош был отцом девятерых детей. Пятого сына назвал Бронтой от слова “бороон”, что означает “фронтовой”, соединив два понятия “бороон” — буран и “фронт”, образовав эпитет буранный — фронтовой. А последнего сына назвал Ятхон (Иоткон) — буря. Семья переезжала по всей Урсульской долине Онгудайского аймака и окончательно осела в Куладе, на родине супруги, в начале 1950-х годов.
Как опытный ветеран, Янга помогал землякам (солдаткам) искать родных — мужей, братьев, детей, пропавших на фронте, составлял письма-запросы, откликался на любую просьбу. Очень многим вдовам фронтовиков он выхлопотал положенные им по закону пенсии за павших на войне мужей. Из дальних сел к нему приезжали люди за советом и для того, чтобы послушать его рассказы о “фашистской войне”. В кругу онгудайских ветеранов Янга Тодош был явным лидером. Вслед за кавалеристом Янгой все мужчины в округе стали носить шапки-кубанки, штаны-галифе, гимнастерки — элементы военной формы. Вокруг Янги сформировалось послевоенное боевое товарищество фронтовиков. Любая книжная новинка, попадая в село, становилась предметом пристального внимания грамотных ветеранов. Они собирались вместе, читали вслух, обсуждали прочитанное. Особенно часто такие литературные собрания происходили в доме Янги Тодоша.
Янга Тодош писал стихи, собирал и обрабатывал народные песни и после войны. Так появились красноармейские песни, как особая тема в алтайской народной поэзии, цикл застольных славословий, похвала топшууру, песни алтайского свадебного обряда. Качая младших детей в люльке, он напевал алтайские исторические песни и русские, советские песни военных лет, которых знал великое множество. Многие авторские песни Янги Тодоша, особенно песни о войне и об армии, передаваясь из уст в уста, укоренились в народе. Судя по рукописям, которые содержат следы редакторской правки, Янга Тодош планировал при жизни опубликовать свои фронтовые дневники. Но ему явно помешали с изданием. Желанию его не суждено было сбыться, а тем самым на долгие годы была захоронена авторская военная тема. И только начиная с 1970-х годов, его творчество постепенно стало возвращаться в алтайскую письменную литературу благодаря усилиям сына, становившегося профессиональным писателем.
В последние годы Янга Тодош тяжело болел, страдая от последствий фронтовых ранений. И тем не менее, в 1956 году, когда разразился конфликт в Египте вокруг Суэцкого канала с участием привычных слуху всех фронтовиков Англии, Франции и неведомого никому в то время Израиля, Янга Тодош, покручивая свои казацкие усы, стал готовиться к отправке добровольцем в далёкую страну, невзирая на горестные причитания супруги. “Куда вы на старости собрались, оставляя малых детей своих, чтоб сложить кости в дальних краях, на чужой войне?! — говорила она. — Не навоевались за четыре года? Мало старых ран?”. А он отвечал, что воин должен умереть в бою, а не дома в постели. Янга Тодош был убеждён в исконном праве настоящего воина умереть, сражаясь. До самого конца он был воином, в древнем рыцарском понимании этого призвания каждого мужчины.
Янга Тодош ушел из жизни, оставив восьмерым детям мизерную лейтенантскую пенсию за инвалидность в полуголодной послевоенной стране, за которую он стоял насмерть всю свою жизнь, и не только на войне. При жизни его дневники так и пролежали в его фронтовом деревянном чемодане. Также не суждено было увидеть ему свои воинские песни и стихи, фронтовые записки на белой типографской бумаге. Так и ушел, не получив ни при жизни, ни после смерти настоящего признания от своей Родины и своего народа, подобно миллионам безымянных солдат, истинных героев Великой Отечественной войны, пожертвовавших собою во имя светлого будущего, свободы и независимости родной страны.
Умер Янга Тодош Бедюров в возрасте 54 лет в селе Кулада 5 марта 1961 года, похоронен в окружении своих родичей на кладбище Ойбок.

Б.Я.Бедюров,
Горно-Алтайск — Новосибирск, 2015 г.

ПЕСНИ,
что спел я товарищам-нёкёрам на вокзале, когда они предавались печали перед отправкой на фронт

Не говорите, звёзды тают
На небе бело-голубом.
Не говорите, на Алтае
Нам не бывать в краю родном.

Не говорите, исчезают
Созвездья в небе тёмно-синем.
Не говорите, гор Алтая
Нам не видать таких красивых.

*   *   *

У истоков горного ключа
Воду пьём, ладонями черпая.
Не колеблясь, будем день встречать,
В бой с врагами Родины вступая.

У истоков чистого ключа
Мы напьёмся, русло углубляя.
Без оглядки будем бить врага,
В смертный бой за Родину вступая.


МОЛИТВЫ К РОДНОМУ АЛТАЮ

Вершина Каракола, Юч-Сюмер,
Благослови меня крылатым стать!
Обороти свой чистый взор ко мне,
Дай мне в кровавой битве устоять!

Река Урсул, пускай твоя волна
Даст силу мне достойно жизнь прожить!
Пошли благословенье для меня,
Дай мне в тяжёлой схватке победить!


*    *    *

Мои пальцы, как прутья решётки — аткыс,
Не ослабнут в боях на германской войне.
Голос мой, как маралий манок — амыргы,
Никогда не заглохнет в чужой стороне.

Мои пальцы, как прутья стальные — эмик,
Не ослабнут в смертельном и честном бою.
Голос мой, как манок для косуль — эдиски,
Никогда не затихнет в далёком краю.

Даруй мне, воину, отвагу,
О, Кайракан, Алтай-Кудай!
Даруй мне силу богатырскую,
Великолепный Каан-Алтай!

                                                         1942 г.


АТТУ ЧЕРЮ — КАВАЛЕРИСТ

В землю саблей острой опираясь,
Он стоял, задумчив и спокоен.
С милым сердцу другом разлучаясь,
Глубоко вздохнув, промолвил воин:
— Ты не плачь, подруга дорогая,
Ведь слезами горю не поможешь!
Я тебя, родная, не забуду,
Где бы ни был, ты со мной повсюду!
Твоё имя в сердце и в уме,
Образ твой запёчатлён во мне.
Истинно признание моё,
Словно верной сабли острие.
Ты не плачь, подруга дорогая,
Ведь слезами горю не поможешь!
В смертный бой с Эрликом я вступил,
Верный конь меня не подводил.
Моя пуля ворога сразила,
Сабля острая без промаха рубила.
Если я тебя, родимая, покину,
Пусть тогда в кровавой схватке сгину.
Пусть мой верный конь в бою споткнётся,
Треснет пика, сабля промахнётся,
Крепкая подпруга изотрётся,
Кровь на землю реченькой прольётся,
Нить души бесценной оборвётся.
Ты не плачь, подруга дорогая,
Ведь слезами горю не поможешь!
Конь мой верный жив-здоров стоит,
Сабля в схватке золотом горит.
Хороши подпруга и узда,
И седло в бою крепко всегда.
Войско одержимых шилемиров
Я крошу как мясо в жизни мирной.
Конь мой ласковый ухожен и осёдлан,
В жаркой схватке он мне служит верно.
Ты не плачь, подруга дорогая,
Ведь слезами горю не поможешь!
Не горюй, любимая, не стоит,
Счастлив я, всё хорошо со мною.
Не печалься, милая, напрасно,
Я броней укрыт и опоясан.
Не печалься, милая, и верь мне,
Я лечу вперёд, как буйный ветер.

                                   1942 г.


*   *   *

Защищая родные просторы Алтая,
Боевые товарищи в землю падут.
На кровавом закате от края до края
Белоснежные звёзды в полях расцветут.

На пути ошалевших от крови фашистов,
Встав заслоном, товарищи наши падут.
В летнем сумраке небо от гари очистив,
Синеокие звёзды в полях расцветут.

                                                1942 г.


РАЗГОВОР ВОЛГИ С ДОНОМ

От поднебесной вышины
И до поверхности земли
С огнём зарниц призыв летел,
Я услыхать его сумел.
На сотни вёрст — сто голосов —
Летел молниеносный зов —
То Волги-матушки привет,
И Дона синего ответ.
Великих русских рек слова
Я вам хочу пересказать:
— Здоров будь, Дон, старинный друг! —
Так Волга речь свою ведёт.
— Я знаю, тяжек твой недуг,
Вокруг тебя война идёт.
Твои крутые берега
Поникли под пятой врага,
И птицы хищные парят
Вдоль русла, яростью горя.
Далёко степь лежит твоя,
Покрыта шелковой травой,
Один завет я для тебя
Скажу в час грозный, роковой:
Мы, реки русские, всегда
Оборонялись от врага!
Мы не склоним голов и впредь,
Захватчиков постигнет смерть!

Подобно сабле казака,
Блистает Дон издалека,
И Волге-матушке в ответ
Он говорит:
— Пусть тяжко мне!
Но я не стану унывать.
В час роковой не горевать,
Сражаться следует с врагом!
Я услыхал завет благой
И исполнять его готов.
Мы, две великие реки,
Преградой станем для врагов!
Мы лучших, доблестных сынов
Навстречу нечисти пошлём,
Фашистов лютых окружим
И в плотное кольцо замкнём.
Милы шелковые луга
При свете солнца и луны,
Отчизна-мать нам дорога,
И в мире, и в пылу войны.

И отвечает Волга-мать,
Пронзая криком небеса:
— Могучий Дон, мой друг и брат,
Я лишь одно хочу сказать:
Здесь шилемиры не пройдут,
В сраженье смерть свою найдут!
Их кости обратятся в прах,
Как угли выгорят в боях.
Наступит мир в родном краю,
Победу в песнях воспоют!
Эгей, донские казаки,
И вы, приволжские полки,
На фронте вы в одном строю!
Пусть сабли острые блестят,
Пусть кони резво в бой летят,
Пусть наступают у реки
Под Красным знаменем полки!
От поднебесной синевы
И до глубин сырой земли
С огнём зарниц призыв летел,
Я услыхать его сумел.
И смысл его мне ясен стал,
И я отвагой воспылал!
Коль вы слыхали в тот же миг
Беседу двух великих рек —
Добавьте от себя куплет.

          Донской фронт, 1942 г.


КРАСНЫЕ ОЙРОТСКИЕ СОЛДАТЫ

Мы — отважные красные воины,
Мы герои, кезеры, ойроты!
Мы разбили фашистское воинство,
Мы батырами стали на фронте.

Наши речи, как горные реки,
В хор сливались и гулко ревели.
Наши пули в стремлении к цели
Белым пламенем в небо взлетели.

Мы — отважные красные воины,
Мы — ойроты, кюлюки, солоны!

Наши ноги о землю ступают
Словно колья из стали булатной.
Наши руки оружье сжимают
Крепко, словно тисками обхватят.

Мы червлёной, изогнутой саблей
Злого недруга в сече рубили.
Мы копьём закаленным и длинным
Кровожадных фашистов давили.

Мы — ойротские славные воины
Удальцами-бойцами родились.
Мы готовы в огонь или в воду,
Со смекалкой на свет появились.

Лицемерное войско фашистов
Разгромили вчистую бойцы.
Встать на стражу Отчизны гористой
Мы готовы опять, молодцы.

Мы — алтайские славные воины,
Мы — потомки народа алыпов.
Мы фашистов алмасское воинство
Победили в сраженье великом.

Мы — солдаты Алтайского края,
Мы — особенной крепкой породы.
Мы крепки, словно древо и камень,
Мы — потомки народа героев.

Мы — солдаты Сибирского края,
Мы — особенной бодрой породы.
Мы горели в огне, не сгорая,
Мы сильны, словно вешние воды.

В роковые сраженья вступили
В авангарде герои-ойроты.
Путь ревущим потокам фашистов
Преградив, победили ойроты!


*   *   *

На склонах девяти вершин
Вьют гнёзда рябчики лесные.
На море синем моряки
Несут дозоры боевые.

Среди глубоких вод речных
Гуляют рыбы золотые.
Среди раскатов громовых —
Артиллеристы молодые.


*   *   *

Знать, красногрудые чижи
Перелетели перевалы.
Знать, меднолицые мужи
Погибли в битве небывалой.

Знать, чернокрылые чижи
За чёрной чащей где-то пали.
Знать, тёмнолицые мужи,
В кровавой сече с честью пали.